Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.

Княжеско-дворцовая теория происхождения былин, которой придерживались некоторые представители этого направления, несомненно, ошибочна [184]. Давно уже указывалось на то, что в былинах нет княжеских усобиц XI–XIII вв., составляющих почти неотъемлемую часть феодальной жизни того времени, нет воспевания княжеских дел; князья никогда не участвуют непосредственно в битвах; обобщенный образ князя Владимира не содержит в себе ничего героического, а наоборот, князь обычно нуждается в помощи, печалится, жалуется богатырям.

Без исторического подхода к былинам, без выяснения исторической обстановки в пору их зарождения и бытования, без анализа роли упоминаемых в былинах реальных исторических лиц невозможно понять сущность нашего былинного эпоса. Несостоятельность дворянско-буржуазного подхода к истории Киевской Руси, позволявшего некоторым исследователям вроде Вс. Миллера говорить о постепенном нисхождении эпоса от дворцов монархов к крестьянским избам, очевидна. Только с позиций марксистско-ленинской методологии возможен научный анализ исторического прошлого и отображения его в народном эпосе [185].

Советские исследователи былинного эпоса справедливо выступили против аристократической концепции и других методологически неправильных положений буржуазных ученых уже в 20-е годы. Однако, к сожалению, тот факт, что эту ошибочную концепцию отстаивали некоторые представители исторического направления, привел к отрицанию «исторической школы» в целом, а вместе с тем и к неправомерному отрицанию принципа историзма вообще [186].

В советской фольклористической литературе уделяется большое внимание публикации былин старой и новой записи, источниковедческому анализу состояния былинного жанра, роли сказителей, поэтике былин и общим обзорам былинного творчества [187].

Наиболее полным обзором дореволюционных и советских исследований в области изучения былин следует считать книгу А. М. Астаховой, известной собирательницы и исследовательницы былинного творчества [188]. Видное место в изучении былинного жанра принадлежит В. Я. Проппу, крупному знатоку русского фольклора.

С большим мастерством и глубиной проникновения Пропп анализирует поэтическую сторону былин, внутреннюю логику развития сюжета и обрисовки образов. К сожалению, Пропп, борясь с «исторической школой», перешел на позиции исторического нигилизма и полностью отрицал отображение былинами исторической действительности: «Былина основана, — писал он, — не на передаче в стихах исторического факта, а на художественном вымысле» [189].

В книге Проппа совершенно не говорится о борьбе Руси с печенегами и о постройке Владимиром крепостей, послуживших прообразом былинных «застав богатырских».

Основное возражение против теории аристократического происхождения былин Пропп делает постулативно, без доказательств. Пренебрежение его к летописи и исторической характеристике Киевской Руси приводит к тому, что единственную былину, где героем выступает простой пахарь (Микула Селянинович), он относит к XV–XVI вв.

Суждения Проппа были поддержаны Б. Н. Путиловым: «Былины — это произведения, сюжеты которых являются результатом художественного вымысла… Эпос никаких отдельных исторических событий не отражает, и герои его ни к каким историческим прототипам не восходят… Эпос не имеет почти никаких точек соприкосновения с летописями» и т. п. Поддержал Проппа и В. С. Мирзоев [190].

Критическое рассмотрение этих взглядов дали Д. С. Лихачев, М. М. Плисецкий, Б. А. Рыбаков, Р. С. Липец, В. П. Аникин [191].

Для осмысления эпоса как выражения народной общественной мысли чрезвычайно важно определение той конкретной эпохи в жизни народа, которая породила данную форму эпоса. На протяжении сотни лет изучения русских былин исследователи полагали, что почти все былины в своей первооснове восходят к эпохе Киевской Руси, к X–XII вв.

В. Я. Пропп, игнорируя исторический элемент в былинах, допускает произвольное хронологическое распределение былин, возводя многие из них к первобытности или относя их к поздним векам централизованного Московского государства. В результате бездоказательного разделения былинного эпоса на эпохи Пропп получает два сгустка былин: один из них относится к первобытной, догосударственной, жизни славян, т. е. ко времени до IX в., а другой — к поздней эпохе борьбы с татарами, т. е. к XIII–XV вв. Ко временам Киевской Руси, к X–XII вв., на которые падает большинство исторических имен в былинах, приходится, по Проппу, всего лишь несколько сюжетов о борьбе с мифологическими чудовищами, переработанных в княжение Владимира I. Ни о борьбе с печенегами, ни о войнах с половцами при Владимире II Мономахе, ни о классовой борьбе XI в. в работах Проппа не говорится, и героический эпос не соотнесен с ратными подвигами русского народа. Принципиально отвергая всякое сопоставление былин с летописью, школа Проппа, сильная своей формально-поэтической стороной, совершила много ошибок в хронологическом распределении былин и сильно запутала проблему происхождения и развития эпоса.

Понимая невозможность полного отрицания принципа историзма в широком смысле, Пропп нередко прибегал к социологическим схемам (Вольга из былины о Микуле — «феодал-крепостник, отправляющийся выжимать из своих подчиненных получку») или к очень общим фразам о выражении в эпосе народных идеалов. По существу школа Проппа не раскрыла связи эпоса ни с одной из важных вех русской истории, так как не ставила общей задачи датировки былин и пренебрегала давно выявленными датирующими признаками.

Подходить к социально-историческому анализу былин необходимо и со стороны их хронологии, так как иначе они окажутся в некоем безвременном состоянии и не смогут быть надлежащим образом связаны с историческими судьбами русского народа.

Если исследователи эпоса не используют всех доступных средств для уточнения датировки отдельных былин, то их общие построения приводя нередко к прямо противоположным выводам. Так, В. Я. Пропп считал, что «фольклор всегда обращен вперед», что народ пел о своем будущем. Д. С. Лихачев утверждает, что «былина не остаток прошлого, а историческое произведение о прошлом».

Датировка былин представляет большие трудности и почти во всех случаях является условной, так как даже, если удается установить первичный факт, событие или личность, послужившие предметом воспевания, то и в таком случае нельзя отрицать возможность искажения, дополнения, слияния разных сюжетов в последующее время. Былинный эпос дошел до нас, несомненно, не в своем первозданном виде, так как у него есть общие эпические герои, действующие в таких былинах, основа которых датируется то концом X в. (женитьба князя Владимира Святославича), то началом XIII в. (нашествие Батыя). Киевский князь Владимир, Илья Муромец, Добрыня Никитич — вот эпические условные герои, действующие в разных былинах в диапазоне не менее 260 лет [192]. Объяснить наличие таких «долговечных» условных героев в эпосе можно только двумя предположениями: или 1) эпос был создан спустя долгое время после угадываемых в былинах событий, создан как смешанные с вымыслом смутные воспоминания, в которых все оказалось перепутанным, или же 2) эпос пережил два разных этапа — в свое время создались героические песни о современниках, а впоследствии они слились в общий цикл, где все слагаемые оказались нивелированными и образовали более или менее единое целое. Выбор того или иного предположения зависит от наличия или отсутствия в большом позднейшем цикле отдельных деталей, мелких признаков, которые не могли уцелеть в памяти народа на протяжении столетий.