Тайны древних русов

Как пишет Б. А. Рыбаков, по всей России, в самых различных диалектных областях, сохранялась форма «Яша», как приведенная, наверное, в XVIII–XIX веках к более понятному слову, к имени. Но в основе лежало совсем иное. И удалось это выяснить, обратившись к белорусскому фольклору:

Так звучало у белорусов. Выяснилось, что никакого «Яши» не было и в помине. А был архаичный, допотопный Ящер — олицетворение загробного подземного мира, крокодилообразный Змей. Ему-то и приносились жертвы. Это уже потом обрядовая песня превратилась постепенно в детскую считалочку.

Б. А. Рыбаков не проводит параллелей между Ящером-жертвопринимателем и Ящур-ведой. Но мы видим, что и считалочка, и сборник древнейших «жертвенных» гимнов восходят к одному корню, к одной прародине. Надеемся, нет необходимости и в данном случае пояснять, что Яджур-Ящур-веда не могла прийти к нам, в славянские края, из экзотических далей и потом превратиться в обычную считалочку.

Вот такой образ лежит у истоков Ящур-веды.

Многое мы сможем понять и у себя, если будем обращаться к сохранившимся знаниям, тем самым, что оказались как бы законсервированными в древнеиндийской и особенно ведийской мифологиях. В нашем представлении само понятие «праздник» связано с чем-то буйным, вакхическим, истерически веселым, а в последние десятилетия и запойно-дурманным. И это несмотря на то, что еще в начале XX века праздник был совсем иным, не связывался с обильными возлияниями и буйным искусственным весельем. Не говорим уже о веках предшествующих, когда, как нам известно, праздники являлись торжественно-возвышенными событиями — спокойными и величавыми, достойными и несущими умиротворение, когда людские души как бы общались с богами или теми святыми, чьи дни отмечались. Это было единение с «небесной», высокой мудростью и пониманием, с божественным разумом, в который составной частичкой вливался на время того подлинного праздника и ум-душа каждого смертного.

Познание высшего! Проникновение вселенской мудростью! Теперь нам сложно, а подавляющему большинству и вообще невозможно понять того состояния праздника, не угарно-хмельного, не ритуально-помпезного, а высокодуховного и мудрого. Но если мы обратим свой взор на Юго-Восток, в Древнюю Индию, то увидим — там сохранилось слово-понятие в почти первозданной чистоте. «Праджня» — мудрость, понимание. Вот оно, исконное, разумеется, идеализированное, но все равно бесконечно прекрасное и возвышенное понимание «пражни-праздника», которого ожидал и в который верил каждый человек. И везде мы встречаем понятие «белый», «светлый». Арджуна-Арьюна, асы, асуры-Асилки и очень многие другие — светловолосы, белы. В этом нет поисков каких-то «белокурых бестий», и мы говорили уже о своем подходе и о понимании этого вопроса. Здесь речь идет о чисто этнической черте переселенцев, осваивавших далекий Восток и Юго-Восток. Арии и асы так же светлы, как и альвы-лабы, проживавшие в бассейне реки Эльбы-Лабы. Переселенцы сохранили память и о внешнем облике своих предков-сородичей. И «белизна, светлизна» подразумевается в таких случаях не «абсолютно блондинистая и белокожая», нет — все в сравнении определяется. Для освоившихся на новом месте и потемневших древних индоариев, как, впрочем, и для древних греков, светловолосыми и даже белокурыми, светлокудрыми казались темно-русые и русые «варвары». Таковыми же называли «греки» и рыжеволосых кельтов, то есть все то, что было хоть чуть светлее смоляных черных кудрей, почиталось «светлизною».

Невозможно коснуться всего — безграничен мир славянской и индоарийской культур со всеми их пересекающимися плоскостями, пространствами. Но не столь просто культурное единство индоевропейских народов. Вспомним славянского женского демона смерти Мару-Мору. На италийской почве, как мы уже писали, проживал ее двоюродный внучок Марс. А в жарких краях, за тысячи километров от Италии и России, на небесах восседал на необыкновенном троне Индра — в своей столице Амаравати, которую мы также описывали. А что такое Амаравати? Это город бессмертных: «нет-смерти» — «а-мара». Из «Авесты» мы узнаем о духе растительности «амертате», чье имя переводится как «бессмертие». У древних индийцев напиток бессмертия назывался «амрита» — корень все тот же. Но уже у «греков» мы видим сильно измененное «амброзия». А ведь эта «амброзия» и лингвистически, и по смыслу тот же самый нектар, который пьют бессмертные, называя его «амритой». Круги замыкаются. Но, наверное, фигуры эти посложнее, чем круги.

Из «Слова о полку Игореве», в частности, нам знакома богиня печали Карна. Кто такая римская Карна? Богиня подземного загробного мира, богиня тоски и печали. Что ее имя означает на латыни? Неизвестно. Откуда оно в латыни и на италийской земле? Никто не знает. А славянская Карна — это сплав понятий-обозначений: «карить» — оплакивать, «карать» — наказывать, «корить» — упрекать. Все они укладываются в образ. Кто первичнее?

Повсюду пишут, что славянский Коляда — и сам праздник, и типаж-божество — произошел от латинского «календа». Почему? Откуда «календа» у римлян? Непонятно. А само славянское празднование заключает в себе цикличность, смену годов, новогодние обновленческие ритуалы. Оно объяснимо и по сути своей, и из слова. Коляда — это «коляда», «колода», «круг дающий», «колесо жизни». Как можно еще выразить саму цикличность более точно, образно, верно? Только через круг, через «коло». Так кто первичнее? Где корни прообраза?

ЯРОСТНАЯ ГЕРА И СЛАВНЫЙ ЯРОСТНЫЙ ГЕРАКЛ

Наверное, с каждой третьей, а может, и второй картины мастеров эпохи Возрождения глядит на нас пухленький и розовощекий божок с крылышками — Амур. В руках у него лук и стрелы, коими беспощадно поражаются сердца людей, с момента меткого попадания превращающихся во влюбленных. Нет нужды распространяться на тему «амуровых игрищ» и самого Амура, все это известно и так. Божок прост и бесхитростен. Имя его идет от «амор», что значит «любовь». Римляне без лишних затей перевели имя греческого прототипа «любовного божка» на латынь — Эрос превратился в Амура.

Считается, что сам теонйм «эрос» переводится с греческого как «любовь». Но бывает так, что слова приобретают новые или просто более широкие значения по ходу развития языка. Разумеется, слово «эрос» не исключение.

В. Н. Топоров связывает «эрос» с понятием предела. Об этом он пишет в своей статье, включенной в сборник «Античная балканистика», выпущенный издательством «Наука» в 1987 году «Вожделение, желание того, чего нет, но что нужно, сродни голоду, и оно-то определяет устремленность Эроса к цели — к прекрасному телу, прекрасным телам, прекрасным душам, к обладанию вечным благом, к рождению в прекрасном — к бессмертию» — так описывает исследователь значение самого понятия «эрос». Оно, это значение, постоянно находится в некоем соприкосновении со значением иного слова — «пэрос», что переводится как «предел». Стремление и предел, желание и барьер. И соответственно преодоление. А это уже связано с корневой основой «пер-», то есть «сквозь», «через», «пере».

Мы говорили уже об этом корне, связанном и с Перуном. «Пер-», «переть», «пронзать», «проходить». А отец Эроса — Порос. Это один из «старейших» богов. Его функциональные качества связаны с «богатством», «обилием», «доходом». Греческий Порос не просто двойник или близнец, это само праславянское божество Пор, или, как еще его называют, Пора, а в более поздних вариантах Порей. Именно с этим славянским теснимом, да и с самим понятием, связаны слова «пора», «опора», «подпора», «порить» — наливаться, толстеть, набирать силу и здоровье. Греческий Порос и славянский Порей уходят корнями в индоевропейское прошлое, это понятно.