Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)
Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Несколько слов о торговцах. Ремесло и торговля всегда были тесно связаны между собой. Иногда продуктами ремесла (прежде — излишками, сделанными сверх казенного заказа) торговали сами ремесленники, но чаще роль посредника брали на себя торговцы. Сначала в порядке некоторого добавления к своим обязанностям казенных торговцев, позже уже в виде главного своего занятия. С появлением рыночной экономики торговля в чжоуском Китае расцвела. Более того, появились специалисты, посвятившие себя умелой и прибыльной торговле. Среди богатых людей, о которых идет речь в 129-й главе Сыма Цяня, встречаются подлинные мастера маркетинга (как это именуется в наши дни) вроде Фань Ли из Юэ, который проповедовал идею о многократном обращении и взаимообмене товаров и денег с целью приобретения наибольшей выгоды. По его представлениям, не следует спешить пускать в оборот товары. Нужно выжидать подходящую конъюнктуру.
Развитие товарно-денежных отношений способствовало развитию городов нового типа, а это в немалой степени зависело от деревни, тоже ощутившей на себе результаты всеобщего процесса приватизации. Для деревни торговые связи с городом стали проявляться — если судить по приводившимся выше расчетам Ли Куя — в первую очередь в форме продажи зерна и покупки одежды. Однако этим дело явно не ограничивалось. С одной стороны, кроме одежды крестьянам нужны были и другие городские товары, прежде всего инструменты, а с другой — рынок был заинтересован в пряже, особенно шелковой, изготовлявшейся умелыми руками крестьянок. Эта пряжа частично забиралась властями в качестве налога и охотно скупалась городскими ремесленниками, делавшими из нее превосходные ткани, иногда украшенные вышивкой и рисунками. Словом, постепенно связи между городом и деревней становились все более основательными и устойчивыми. Уходило в прошлое натуральное хозяйство, и многое из того, что было нужно земледельцу и его семье, приобреталось в городе.
Конечно, кое-какую одежду, обувь и прочие необходимые ремесленные поделки крестьяне могли по-прежнему изготовлять для себя и сами. Но, во-первых, число земледельцев все возрастало, как и их заботы (нужно было осваивать новые пашни в недостаточно пригодных для этого районах, необходимо было много сил тратить на обустройство заново возделанных земель, на ирригационнные сооружения и на многое другое, так что времени на ремесленные поделки оставалось не так-то уж и много). А во-вторых, городские изделия всегда были лучше грубоватых крестьянских самоделок. Словом, выгодней было налаживать регулярный торговый обмен, что и становилось нормой.
Интересен в этом плане диалог между Мэн-цзы и сторонником некоего Сюй Сина, стоявшего за самообеспечение. Суть диалога в том, что времена крестьянского натурального хозяйства уходят в прошлое и игнорировать это невозможно. Мэн-цзы спрашивает собеседника: «Если почтенный Сюй ест хлеб, который выращивает сам, и носит грубую сермяжную одежду из домотканого полотна, то как быть с шапкой?» (напомню, что шапке придавалось ритуальное значение, это не был просто прикрывающий голову колпак). И получает ответ: «Сюй носит простую шапку, но все-таки не изготовляет ее сам, а выменивает на хлеб». Из продолжения диалога явствует, что так же обстояло дело с гончарными сосудами для хранения и приготовления пищи и с металлическими орудиями для сельскохозяйственных работ [Мэн-цзы, III-A, 4, 4; Legge, т. II, с. 123–124; Попов, 1904, с. 89–91].
В другой беседе [Мэн-цзы, Ш-Б, 4, 3; Legge, т. И, с. 145–146; Попов, 1904, с. 105] Мэн-цзы объясняет собеседнику, что, если бы не существовало взаимообмена продуктами труда и услугами, у земледельцев оставался бы лишний хлеб, а у женщин — излишнее полотно. Если же такой обмен налажен, то плотники и изготовители колес либо карет получают свою пищу от земледельцев. Вывод очевиден: обмен между ремесленниками городов и земледельцами во времена Мэн-цзы (IV–III вв. до н. э.) был делом нормальным и естественным, тогда как попытки обойтись без него выглядели явным сумасбродством.
Все сказанное свидетельствует об огромных изменениях в развитии ремесла и торговли, произошедших за век-полтора в чжоуском Китае. Главное из них в том, что ремесленники стали обслуживать не знать, но народ, и обслуживать его иначе, чем прежде обслуживали знать, о чем свидетельствует иной облик городов, население которых теперь насчитывает сотни тысяч жителей [104].
Китайские города с периода Чжаньго стали превращаться в крупные центры рыночно-частнособственнических связей. При этом они, как и рынки, да и вся система товарно-денежных отношений, находились под строгим контролем власти. В 14-й и 15-й главах «Чжоули» обстоятельно рассказывается о чиновниках, ведавших делами рынков. Одни из них следили за четкими нормами торговли, правильностью мер и весов. Они отвечали за качество продаваемых товаров, за подлинность монет, обеспечивали охрану, включая надзор за ворами и разного рода базарным жульем, за соблюдением времени работы рынка. Другие регулировали цены, третьи — взимали сборы за место на рынке (лавочные деньги), четвертые — осуществляли инспекцию и штрафовали нарушивших правила, пятые — наблюдали за определенными лавками и т. п. [Чжоули, т. 12, с. 516 и 535–541; Biot, 1851, т. 1, с. 309–328].
Поскольку рынок вчера еще был казенным, а связанные с ним ремесленники и торговцы— служащими своего господина, эта регламентация никому не казалась чем-то странным. Напротив, она была само собой разумеющейся. Такой рынок представлял собой принципиально новое явление, детище приватизации и залог нормального развития общества в будущем. Теперь на рынке частным образом можно было приобрести все, включая и наемника (кабального раба). Именно рынок делал одних простолюдинов богатыми, оставляя других, гораздо больших числом, буквально с голыми руками.
Это неравенство очень беспокоило многих. В 9-й главе трактата «Мо-цзы», где идет речь о том, что не следует покоряться судьбе [Мо-цзы, с. 176; Mei, 1929, с. 198], подчеркивается, что крепкий крестьянин будет много работать и хорошо трудиться, станет сытым и богатым, тогда как слабый, не сумев этого достичь, обречен страдать от голода. И хотя Мо-цзы говорит о независимости человека от судьбы, приводимый им пример из жизни крестьян свидетельствует о том, что расслоение на бедных и богатых было уже хорошо знакомо всем в его время.
Показательно, что причину расслоения современники видели не в злокозненности рынка как такового, но прежде всего в различном отношении людей к своему делу. Рынок лишь корректирует эти различия и доводит их до обостренных форм. В 19-й главе трактата «Хань Фэй-цзы» сказано, что бывают такие земледельцы, которые и в неурожайный год могут спокойно прожить; это хорошие работники, люди бережливые и старательные. Но бывают и такие, что в хороший урожайный год, без бедствий и болезней, не могут свести концы с концами; виной тому лень и расточительность [Хань Фэй-цзы, с. 352; Иванов, 1912, с. 312].
Острое социальное неравенство, возникавшее и обостренно ощущавшееся непривыкшими к нему современниками, было естественным. Фраза о том, что в городах есть простолюдины, превзошедшие своими богатствами ванов и хоу, а в деревнях бедняки, у которых нет куска земли, чтобы воткнуть в него шило, стала своего рода весьма часто употреблявшейся мифологемой, которая отражала отношение консервативно настроенного общества к резким переменам в привычном образе жизни. Но при всем том появление рынка было великим благом для быстро развивавшегося общества.
Городское население, бывшие го-жэнь, активно трансформировалось в работавших на рынок ремесленников и торговцев, а также в продававших свой труд служащих-ши и наемников-батраков. Все или почти все в этом мире стало покупаться и продаваться, обрело свою цену. Это дало сильный импульс к активной созидательной деятельности, побудило людей энергичней работать и больше производить. Подавляющее большинство населения Поднебесной постепенно вписывалось в рыночные отношения. Хотя эти отношения не были свободными и не могут быть сравнимы с той экономикой рыночно-частнособственнического типа, которая была характерна для античности или западного позднесредневекового и капиталистического хозяйства, они были колоссальным достижением для любой страны традиционного Востока. Чжоуский Китай это ощутил полной мерой, несмотря на то, что здесь далеко не все оценивали новшества положительно.