Декабристы

- Уродилось!

- Что уродилось?

Разводят ребята руками.

- Жёлтое, аж красное, - заявил Пашка.

- Длинное, - сказала Наташка.

Талалайка добавил:

- С хвостиком!

- Где уродилось?!

- Там!

Показали ребята на стену, которая окружала Читинский острог. За этой стеной, за частоколом, находился клочок земли. Перекопали её декабристы, устроили огород. А нужно сказать, что в тех местах никто до этого огородами не занимался.

Про огороды первым узнал Талалайка. Залез он как-то на тюремную стену, а это совсем не простое дело, глянул внутрь - видит, декабристы копают землю.

Рассказал Талалайка Наташке и Пашке о том, что видел.

"Что бы такое?" - гадают те.

С этого дня и стали к стене приходить ребята. Правда, Наташка и Пашка лазить на неё не решались. Залезал Талалайка. Что видел, о том рассказывал. Вскоре он доложил:

- Что-то в землю они понатыкали.

Через какое-то время:

- Что-то растёт. Прёт из земли зелёное.

К середине короткого читинского лета разросся за тюремной стеной огород. Огурцы завязались, поднялся картофель, репа взошла, морковь.

Прошло ещё небольшое время. Талалайка снова залез на стену. Видит, Волконский идёт меж грядок.

- Волконский идёт, - зашептал ребятам. - Остановился.

Через минуту:

- Нагнулся, руку к чему-то тянет.

Не утерпели Наташка и Пашка. Тоже полезли на частокол. Вцепились руками в брёвна, глазеют на огород.

Нагнулся Волконский к какой-то зелёной метёлке. Дёрнул. И вдруг из-под земли - длинное, жёлтое, с хвостиком. Разинули рты ребята - впервые видят они морковь. Соскочили с забора, понеслись по читинским улицам:

- Уродилось!

- Уродилось!

- Что уродилось? Где уродилось?

- Там!

Местные жители вскоре переняли опыт у декабристов. Теперь огороды появились в разных местах Сибири. Позже, когда декабристы вышли на поселение, им удавалось, правда не под открытым небом, а в парниках, выращивать в Сибири и цветную капусту, и спаржу, и даже арбузы, и даже дыни.

"ОЗОЛОЧУ!"

У иркутского купца-богатея помирала жена. Молодая. Красивая.

Купец плакал, как маленький. Метался от доктора к доктору:

- Спасите! Озолочу!

Получали доктора деньги. Лечили. Но больной становилось всё хуже и хуже. Наконец наступил момент, когда уже никто не брался спасти умирающую.

Побежал купец к колдунам и знахаркам. Заклинали те, плясали вокруг больной. Огонь разводили, дымили, чадили. Помирает совсем жена.

И вот тут какая-то иркутская старуха шепнула купцу - мол, в Читинском остроге сидит колодник.

- Он доктор. Своих он лечит. Великий искусник он.

Не привирала старуха, сказала правду. Декабрист доктор Вольф был великолепным врачом. До ареста он числился личным лекарем главнокомандующего Южной армии.

Помчался купец в Читу. Бросился к коменданту тюрьмы:

- Спасите! Не забуду! Озолочу!

Долго не мог понять комендант, в чём дело: кого спасать? От кого спасать? Решил, что на купца напали разбойники.

- Да не разбойники. Жена помирает, - стонал купец.

Согласился комендант отпустить заключённого. Посадили Вольфа в телегу. Приставили рядом солдата с ружьём. Поехали.

Вылечил доктор молодую купчиху. Купец от счастья был на десятом небе. Отпуская Вольфа, он поставил перед ним расписной кувшин. Подивился Вольф: что это, мол, такое?

- Вам, - говорит купец. - С огромнейшей благодарностью. От души, от сердца. Внутрь загляни, благодетель, внутрь.

Поднял Вольф крышку, глянул в кувшин. А там полным-полно золота. Нахмурился Вольф. Отодвинул кувшин.

- Не беру. Не беру! Пошли, - сказал караульному.

Уехал Вольф с караульным солдатом, а купец ещё долго стоял над кувшином, остолбенело смотрел на золото.

- Не поймёшь их, каторжных. Ей-ей, не поймёшь!

Своим искусством доктор Вольф прославился на всю Сибирь. Многих он спас от тяжёлых болезней и верной смерти. Даже сам генерал Лепарский и тот у него лечился.

Но денег Вольф никогда не брал. Об этом тоже в Сибири знали. Об этом легенды тогда ходили.

"УЛАН-НОРОК"

Братья Николай и Михаил Бестужевы жили на поселении в Селенгинске.

На сотни вёрст на восток от Байкала тянулись в те годы кочевья бурят. Не жили буряты тогда оседло. Переезжали с места на место, перевозили кибитки, перегоняли скот.

Ехали как-то бурятские семьи, остановились на днёвку рядом с берегом Селенги. Видят, тут же, шагах в ста, на пригорке сидит человек. На коленях лежит доска. На доске бумага. По бумаге чем-то загадочным водит.

Заинтересовались буряты. Подошли чуть поближе.

- Смелее, смелее, - проговорил человек. Это был Николай Бестужев. Он рисовал.

Подошли буряты совсем вплотную. Глянули. Замерли.

Перед ними течёт Селенга, и на бумаге течёт Селенга. Сопки видны правее, и на бумаге они правее. Вот совсем рядом стоит сосна. И на бумаге точь-в-точь такая.

Старик Ивенго стоял как вкопанный.

Заметил это Бестужев. Достал новый лист бумаги. То на Ивенго посмотрит, то над бумагой склонится. Опять на Ивенго глянет, опять к бумаге. Снял наконец бумагу. Повернул. Показал. Глянули все и ахнули. С листа бумаги смотрит на всех Ивенго. Морщинка в морщиночку - как живой!

Отбежали буряты.

- Колдун!

Однако затем вернулись.

- Бери, - протянул Бестужев портрет Ивенго.

Не может, в чём дело, понять старик. Растерянно улыбается.

- Бери, - повторил Бестужев и вдруг по-бурятски: - Бери!

Вновь отбежали буряты.

- Колдун!

Однако скоро вернулись.

Подружился Бестужев с бурятами. Ездил в улусы к ним. Про Петербург, про царя рассказывал. Рисовал и детей и взрослых. На охоту ходил с Ивенго. В свою очередь, буряты часто приезжали в Селенгинск. Здесь братья Николай и Михаил Бестужевы обучали их разным ремёслам: слесарному, столярному, кузнечному.

Николай Бестужев был на редкость талантливым человеком. Он писал рассказы и умел шить сапоги. Знал, как вспахать землю, и мог починить часы. Когда декабристам разрешили снять кандалы, он из цепей выковал кольца. Эти кольца попали потом в Россию, и не было им цены.

Но больше всего Николай Бестужев любил рисовать. Это благодаря ему мы можем сейчас представить, как выглядели многие из декабристов. Как и где они жили. Какими были те тюрьмы, в которых они томились.