Революция полов, или Тайная миссия Клары Цеткин

Проповедники ереси; иудействующие искатели; бесполые юноши; темные личности, прозябающие в поисках пролетарского счастья; ушлые искательницы идейной плоти, местечковые бунтарки и унылые девственницы, — все рыскали по Европам, сзываемые тайными учителями. Чтобы, вооружившись «научным марксизмом», как вооружаются маузерами, вернуться в Россию за растлением и духовным убийством десятков, сотен, тысяч других неосведомленных душ. Русский рабочий, русский крестьянин, будучи полным антиподом российского так называемого интеллигентского нигилизма и передового социализма, должен был подлежать если не «научному просвещению», то массовому истреблению. Во имя счастья пролетариата в масштабе всей Планеты.

Захватив власть в Российской империи, обманом и террором одержав победу над Разумом, бесполотелые юноши, зачастую испробовавшие прелести партийного гомосекса и нравственно развращенные девицы от революции вводили новую поведенческую мораль. «Обобществление женщины» было в конце концов заменено ее «раскрепощением». А одним из главных аспектов «раскрепощения» было освобождение советской женщины, строительницы социализма-коммунизма от ее природной женственности. Те, кто вводил новую мораль, являлся и законодателем пролетарской моды. Фанатички в кожанках, вооруженные до зубов и сверх всего перепоясанные пулеметными лентами; суровые революционерши, размахивающие руками с партийных трибун; трупообразные комбедовки; «одетые в юбки партийные машины»; задорные комсомолки первых пятилеток; крепкие стахановки; работницы в красных платочках; школьницы с пионерскими галстуками на груди и их старшие сестры-пионервожатые… Женские образы советской эпохи, пропущенные через калейдоскоп времени, — все они кажутся асексапильными. Женщины иль девушки, обуянные идеями, при внимательном рассмотрении выглядят одинаково безлико. «Какой-то промежуточный бесполый тип, до зубов вооруженный всякими партийными добродетелями и лишенный какого бы то ни было сексопиля»; «более мелочная, придирчивая, фанатичная, чем партийные машины, одетые в штаны. И безмерно более отвратительная», — это все тот же И. Солоневич, на сей раз о советской женщине, члене партии.

За лозунгами о равноправии, распространяемыми в обществе красными феминистками, последовала практика их применения в деле. Женщина, «раскрепощенная» от быта, от семьи и даже от своей женственности, была вынуждена оказаться на самых трудоемких участках работы: на заводах, в том числе и военных предприятиях, в подземных шахтах; а в преддверии подготовки к Мировой революции даже массово освоить то, что во все времена являлось прерогативой мужчин: умение воевать. Сотни тысяч комсомолок записывали в Осоавиахимы, где они постигали парашютизм; девушки учились летать, шифровать, стрелять и убивать, быть разведчицами… Их не учили только быть красивой, быть Женственной, быть Женщиной.

2. В стиле «а-ля-рюс»

История советской моды свидетельствует о том, как с помощью одежды можно принудить женщину деградировать.

Как только с появлением электрической швейной машинки оказалось возможным шить одежду массово, сразу же были придуманы усредненные модели. Впервые женские фигуры разделили на размеры; крой и детали платья были упрощены и минимизированы.

В 20-е годы XX века, когда за границей, особенно в Европе, быстро распространялась мода на русский стиль, в советской России прививалась чудовищная безвкусица в одежде, максимально отличная от «буржуазной». Еще недавно Европа вдохновлялась красочными костюмами и декорациями для «Русских сезонов» Н. Гончаровой и М. Ларионова, но после революции 1917 года и массовой эмиграции из большевистской России представительниц аристократического общества, — не белоручек, как их высмеивали большевики, а умелых искусниц, европейские модницы оказались активными заказчиками их услуг. Впрочем, интерес к русской традиционной одежде возник еще до революции и до «Русских сезонов», — после того как коллекция старинного русского костюма из собрания М. Л. Шабельской была с успехом показана в Париже, Брюсселе и Чикаго.

Октябрьская революция, объявившая классовый геноцид, выкинула за пределы России наиболее цивилизованную часть общества; основу эмиграции первой волны составляли люди с образованием, прекрасно владеющие иностранными языками. Все они в той или иной мере были приобщены к европейской культуре. Оттого русская эмиграция, несмотря на чудовищные трудности морального и материального плана, оказалась весьма жизнестойкой. Вынужденные эмигранты (а правильнее — беженцы) сожалели не о потере богатств и поместий, но скорбели о потере Родины. В отличие от советских бездельников из простого народа, которые заполонили комбеды (комитеты бедноты) и избы-читальни, русские дворяне на Западе были готовы взяться за любую работу, не считая, что это ущемляет их достоинство. Аристократы — князья и графы — пахали землю, доили коров, становились таксистами; никто не гнушался даже самой черной работы. Этот народ был приучен работать, приучен созидать.

В самом крупном центре русской эмиграции — столице Франции Париже — появлялась мода на русское; рестораны с русской кухней и цыганской музыкой, русские народные оркестры и хоры были популярны более чем американские ревю и джаз-клубы. Тогда с успехом выходили в Париже Две большие ежедневные газеты на русском языке «Последние новости» и «Возрождение» (печатались с 20-х до начала Второй мировой). Те же из русских, кто смог вывезти капиталы, открывали банки, оптовые фирмы; привыкшие заниматься благотворительностью, как могли, поддерживали своих соотечественников. Князь Юсупов, обосновавшись в Париже и призвав на помощь все свои европейские связи, помогал неимущим соотечественникам заработать на жизнь. Организованная им контора по трудоустройству в первые годы эмиграции помогала спасти многих. По инициативе князя был открыт Салон красоты, где русские дамы осваивали азы массажа и макияжа, чтобы открыть собственное дело. На деньги Юсупова стала действовать Школа прикладных искусств имени Строганова, готовившая учеников для работы на эмигрантских художественных предприятиях, а также в Доме моды Феликса Юсупова «Ирфе» (название по сочетанию первых слогов имен его супругов-основателей: Ирина — Феликс; просуществовал с 1924 по 1931 гг.). Дом моды на улице Дюто стал самым крупным творческим проектом князя.

Особенно трудно в эмиграции приходилось женщинам, зачастую оставшимся не только без средств, но и без мужской поддержки. Но они смогли преодолеть массу трудностей и выжить. В это время эмигранты, представительницы всех сословий делали бижутерию и сумки, расписывали шелковые шарфы и шали. Искусство рукоделия, обучение которому составляло обязательную часть воспитания русских девушек, в том числе и из аристократических семей, пригодилось в столь печальных условиях. Эмигрантки занимались модным производством на дому или в гостиницах, где жили в первое время. Кроме прочего, вручную изготавливались детали убранства интерьеров: абажуры, подушки, салфетки, драпировки. Княгини и графини становились портнихами-надомницами и модистками, делали зонты, бижутерию, шили и вышивали платья, белье, расписывали шали, шарфы, расшивали бисером сумочки и кошельки. Известно, что в 1926 году в производстве готового платья во Франции официально было занято 3115 русских, в абсолютном большинстве — женщин. Но в кустарном промысле участвовали не только женщины. Офицеры-галлиполийцы открыли в Париже мастерскую по производству дамской «художественной» обуви.