История Петра Великого

Хотя и цинизм и раздражение в тоне и характере этой брошюры свидетельствовали об односторонности взглядов автора, о преувеличении рассказанных им фактов, тем не менее Петр не мог оставаться равнодушным к этому литературному эпизоду. Именно в это время он сильно нуждался в содействии иностранцев в борьбе с Карлом XII; он считал их необходимыми сотрудниками в деле преобразования; он должен был придавать значение господствовавшим на Западе мнениям о России. Слишком неблагоприятные отзывы, чрезмерно невыгодные взгляды могли препятствовать сближению России с Западной Европой, лишить Россию средств для дальнейшего развития. Поэтому Петр считал необходимым оправдываться, возражать, полемизировать.

Уже в 1702 году вступил в русскую службу доктор прав Генрих фон Гюйсен, который обязался приглашать в русскую службу иностранных офицеров, инженеров, мануфактуристов, художников, берейторов и проч., переводить, печатать и распространять царские постановления, издаваемые для устройства поенной части в России, склонять иностранных ученых, чтобы они посвящали царю, или членам его семейства, или царским министрам свои сочинения, также чтобы эти ученые писали статьи к прославлению России и проч.

Барону Гюйсену было поручено возражать на брошюру Нейгебауэра. Его сочинение появилось в 1705 году. Оно отличалось спокойным тоном; в нем опровергались некоторые факты, рассказанные Нейгебауэром. Останавливаясь особенно на вопросе о наказаниях, которым подвергались иностранцы в России, он старался доказать, что иностранцы были виноваты и достойны наказания. Далее Гюйсен говорил о личности Нейгебауэра, выставляя на вид его безнравственность, его раздражение, отсутствие в нем беспристрастия [308].

Нельзя, впрочем, сказать, что брошюра Гюйсена отличалась особенной силой аргументации, литературным талантом. Она не могла уничтожить действия Нейгебауэрова памфлета. Многие обвинения, заключавшиеся в последней, не были опровергнуты; на другие Гюйсен возражал общими местами. Некоторые замечания Гюйсена о безусловно гуманном обращении с военнопленными, о том, что иностранцам дозволено во всякое время возвратиться на родину, не соответствовали истине. Было множество фактов, опровергавших справедливость показаний Гюйсена.

При всем том, однако, было важно развитие, так сказать, официозной русской печати в Западной Европе. И эта черта свидетельствовала об успешном сближении России с прочими странами и народами. Кроме брошюры Гюйсена появились некоторые другие сочинения, написанные под влиянием русского правительства. К тому же близкие отношения царя к прусскому и польскому королям дали возможность настоять на том, чтобы памфлет Нейгебауэра, по крайней мере в Пруссии и Саксонии, был строго запрещен и даже сожжен палачом. Далее, Гюйсену, в 1705 году отправившемуся за границу, удалось подействовать на издателя журнала «Europaische Гатя» Рабенера, который с того времени стал хвалить царя и Россию не только в своем журнале, но и в разных особых сочинениях [309].

Нет сомнения, что с иностранцами в России довольно часто обращались строго и сурово, а иногда и несправедливо. Во многих случаях строгость бывала необходима. Между приезжими иностранцами были люди распутные, склонные к пьянству, насилию и разным преступлениям [310]. Происходили многие случаи драк, поединков, убийств и проч. Неумолимо строгая дисциплина в войске была необходима.

Однако были также случаи, в которых с людьми достойными и полезными поступали неблаговидно. Рассказы Нейгебауэра о несправедливых наказаниях, которым подвергался вице-адмирал Крюйс, подтверждаются замечаниями в донесениях австрийского дипломатического агента Плейера [311]. Он же говорит, что довольно часто иностранцам не выплачивалось следуемое им жалованье, что нарушались заключенные с ними договоры и проч. Мы не имеем основания сомневаться в справедливости показания Джона Перри, что во время его четырнадцатилетнего пребывания в России сократили ему жалованье на несколько тысяч рублей. Подобные жалобы повторялись часто, как видно, между прочим, из случаев с математиком Фергарсоном, с голландскими купцами и проч. [312]

Все это соответствует господствовавшей в то время в России ненависти к иностранцам. Петр в этом отношении расходился с подданными. Его твердое решение употребить иностранцев как сотрудников в деле преобразования не могло встретить сочувствия в народе. Гнев на «немцев» обнаруживался постоянно и обращался иногда и на самого государя, покровителя «еретиков». Однако царь был прав, высоко ценя заслуги иностранцев. В начале Северной войны он для дипломатических переговоров нуждался в содействии Паткуля, а при заключении мира, оказал царю весьма важные услуги Остерман. Военные люди, вроде Огильви, Ренне и других в продолжение войны считались необходимыми. И в отношении к земледелию и промышленности, и в отношении к наукам и искусствам Петр считал иностранцев полезными наставниками. Западноевропейские нравы и обычаи как в области государственных учреждений, так и в приемах общежития считались Петром образцовыми. Мы видели, что в России и до Петра существовала эта склонность к западноевропейской цивилизации; недаром Шлейзинг в начале 90-х годов XVII века заметил, что «русские уже многому успели научиться у иностранцев»; недаром также Невиль, до преобразовательной деятельности Петра восхвалявший образ мыслей и действий князя В.В. Голицына, выразился в том же самом духе, как Шлейзинг. Однако при Петре приглашение иностранцев в Россию приняло гораздо большие размеры, и поэтому такое доверие к Западу должно было вызвать в народе негодование и сопротивление. Не все в той мере, как известный современник Петра «крестьянин» Иван Посошков, были в состоянии соединять сознание о народной самостоятельности с пониманием нужд русского государства и общества. Посошков писал: «Много немцы нас умнее наукой, а наши остротой, по благодати Божьей, не хуже их, а они ругают нас напрасно». Однако именно в сочинениях Посошкова, истинного патриота, встречаются в разных местах предложения вроде следующих: «Надлежит достать мастеров, которые умели бы делать то и то…», «Надлежит призвать иноземцев, которые учили бы нас тому и тому» и проч. Некоторая зависимость от представителей более высокой культуры, некоторое учение у западноевропейских наставников было необходимым условием для достижения значения и самостоятельности и, главное, равноправности в семье государств и народов.

ГЛАВА IV

Начало преобразований

Ранее уже было занимался ни внешней политикой, ни законодательством и администрацией; затем все внимание даря было обращено на турецкую войну, которая, как мы знаем, и побудила его отправиться за границу. По возвращении в Россию начинается новая эпоха его царствования; с этого времени он начал управлять всеми делами самолично и сделался душой всех предприятий в области внешней политики, всех реформ внутри государства. Начался настоящий процесс преобразования России, требовавший со стороны народа значительных пожертвований, но обещавший ему великую будущность; настало переходное состояние, сопряженное с нарушением разных прав и интересов, с уничтожением на долгое время прежнего покоя общества; открылась широкая законодательная деятельность преобразователя, казавшаяся народу проявлением деспотизма и произвольной причуды.

Нельзя отрицать, что все это было сопряжено с чрезвычайно крутыми мерами, что переход от старого к новому был в некоторых отношениях слишком внезапным, что многие из мер и распоряжений царя производят впечатление революционных действий. Петр во всех отношениях брал на себя самую тяжелую ответственность. В частностях он здесь и там мог ошибаться, увлекаясь, ожидая слишком быстро результатов преобразований, не взвешивая меры тягости многих нововведений для народа. В главных чертах, однако, его деятельность оказалась целесообразной и плодотворной. Создавая новую Россию, Петр не обращал внимания на жалобы подданных, не понимавших смысла и значения многих новшеств, не постигавших той цели, к которой стремился государь, и жестоко страдавших от чрезмерно насильственной опеки царя-воспитателя. Сам же он руководствовался во все время отчаянной борьбы против старины чувством долга, давая себе и народу отчет в своей деятельности, объясняя весьма часто более или менее подробно необходимость коренной перемены.