Начало опричнины

     Среди различных боярских группировок, поддерживавших правительство Сильвестра, одной из самых влиятельных была группировка князей Старицких. Сильвестр был доверенным лицом и советником первого из удельных князей. С распадом правительственной коалиции Сильвестра Старицкие лишились прежнего влияния в правительственных сферах. Приход к власти Захарьиных оживил давнее соперничество между Старицкими и их заклятыми врагами Захарьиными. Вполне понятно, что Старицкие не только примкнули к удельно-княжеской оппозиции, но и возглавили ее. Со своей стороны, Захарьины лишь ждали удобного повода, чтобы избавиться от опасной родни. После Полоцкого похода такой повод, наконец, представился. Едва правительство завершило расследование о заговоре Стародубских воевод, как был получен донос на Старицких. Доносчик Савлук Иванов служил дьяком у Старицких и за какие-то провинности был посажен ими в тюрьму [747]. Будучи в тюрьме, Савлук ухитрился переслать царю «память», в которой сообщал, будто Старицкие чинят государю «многие неправды» и держат его, дьяка, «скована в тюрьме», боясь разоблачения. Иван велел немедленно же освободить Савлука из удельной тюрьмы. Доставленный в Александровскую слободу, дьяк сказал на Старицких какие-то «неисправления и неправды». «По его слову, — сообщает летопись, — многие о том сыски были и те их неисправления сыскана» [748]. Розыск по делу Старицких начался в июне 1563 г. и закончился только к началу августа. Официальная лет-опись отмечает продолжительность следствия, но обходит полным молчанием вопрос о причинах осуждения первого из удельных князей. В чем состояли «неправды» и «неисправления» Старицких, можно лишь догадываться.

    Правительство Захарьиных специальным распоряжением воспретило князю Бельскому всякие сношения с думой Старицкого удела. По-видимому, Старицких подозревали в причастности к заговору Бельского — Вишневецкого и в тайных сношениях с Литвой. Некоторые события, происшедшие во время Полоцкого похода, как будто подтвердили эти подозрения. В дни похода на сторону врага перешел знатный дворянин Б. Н. Хлызнев-Колычев. Изменник «побеже ис полков воеводских з дороги в Полтеск и сказа полочаном царев и великого князя ход к Полотцску с великим воиньством и многим нарядом» [749]. Перебежчик выдал врагу важные сведения о планах русского командования, которые немедленно же были переданы полоцкими воеводами литовскому правительству.

     Есть все основания полагать, что перешедший к литовцам дворянин был вассалом князя В. А. Старицкого. Семья Хлызневых издавна служила при дворе Старицких князей, вследствие чего ее члены не значатся в списках царского двора 50-х годов. Старший из рода Хлызневых И. Б. Колычев был членом думы Старицкого княжества и одним из главных воевод удельной армии [750]. Родным племянником его был бежавший в Литву Б. Н. Хлызнев [751]. Полагая, что беглец имел какие-то поручения к королю от своего сюзерена, царь учредил бдительный надзор за семьей удельного князя. На другой день после падения Полоцка он направил в Старицу доверенного дворянина Ф. А. Басманова-Плещеева с речами к княгине Ефросинье [752]. Когда 3 марта 1563 г. князь В. А. Старицкий выехал из Великих Лук в удел, его сопровождал царский пристав И. И. Очин-Плещеев [753]. Спустя три месяца, в июне царь, будучи в слободе, объявил Старицким опалу. Интересно, что к началу июня царь вызвал в слободу митрополита Макария и почти все руководство Боярской думы [754]. Официально было объявлено, будто царь с боярами уехал в село (слободу) на потеху. На самом деле переезд думы в слободу был вызван отнюдь не «потешными» делами.

    Донос старицкого дьяка послужил толчком к расследованию «неисправлений» удельного князя. Но улик для открытого осуждения Старицкого, по-видимому, не хватало. По этой причине правительство извлекло на свет божий некоторые устаревшие судебные материалы десятилетней давности. 20 июля 1563 г. Грозный вернулся из слободы в Москву и в тот же день затребовал из архива «дело» об измене князя С. В. Ростовского и его участии в заговоре Старицких в начале 50-х годов [755]. В описи царского архива названные документы описаны следующим образом: «Ящик 174, а в нем отъезд и пытки во княже Семенове деле Ростовского». На полях описи помечено: «Взято ко государю во княж Володимерове деле Ондреевича 7071 году в июле в 20 день» [756]. Материалы суда над Ростовским доказывали, что во время болезни Грозного в 1553 г. Старицкие организовали тайный заговор с целью произвести дворцовый переворот и отстранить от власти Захарьиных.

    Спустя несколько дней после ознакомления с архивами царь созвал для суда над Старицкими священный собор. Боярская дума формально в соборе не участвовала. Во-первых, царь не желал делать бояр судьями в своем споре с двоюродным братом и, во-вторых, в думе было немало родственников и приверженцев Старицких, участников их давнего заговора. Поскольку соборный суд над членом царствующей династии был крайне неприятным фактом для царя, официальные летописи отчасти замалчивали его, отчасти давали ему превратное истолкование. Официальная версия гласила, будто княгиня Ефросинья, уведав свои вины, сама просила у царя позволения постричься в монастырь, что совершенно не соответствует ни обстоятельствам дела, ни характеру действующих лиц [757].

    Непреложным фактом остается то, что правительство добилось от высшего духовенства осуждения Старицких и что по приговору собора Ефросинья была заточена в один из отдаленных северных монастырей. Грозный «простил» Старицких вовсе не на соборе, как то утверждает официозная летопись, а значительно позже, когда старица Евдокия была водворена в монастырь [758].

     5 августа 1563 г. княгиня Ефросинья была принудительно пострижена в монахини на подворье Кирилловского монастыря в Москве. Царь определил тетку на Белоозеро под надзор нового кирилловского игумена Васьяна [759]. (Возможно, что последнего можно отождествить с Васьяном «бесным», оказавшим царю важные услуги во время суда над Сильвестром и пользовавшимся его полным доверием). Васьян стал духовником Ефросиньи, а точнее царским соглядатаем при ней. В ссылку «Евдокию» провожали особо доверенные лица, ближний боярин Ф. И. Умной-Колычев и Б. И. Сукин. Для «береженья», а вернее для надзора к старице был приставлен М. И. Колычев, двоюродный брат Умного [760].

     Сыну Ефросиньи Владимиру Андреевичу было тогда 28 лет. Человек слабый и недалекий, он был полной противоположностью своей матери. Царь не раз смеялся над «дуростью» своего двоюродного брата [761]. Весьма пренебрежительно отзывался о Старицком Курбский [762]. Во время розыска об измене Старицких князь Владимир подвергся опале и был сослан в Старицу [763]. Только осенью царь объявил о прощении брата и вернул ему наследственный удел [764]. Но при этом прежнее правительство Старицкого удела было распущено.

У князя Володимера Ондреевича, — сообщает летописец, — повеле государь быти своим бояром и дьяком и стольником и всяким приказным людем; вотчиною же своею повеле ему владети по прежнему обычаю. Бояр же его и дьяков и детей боярских, которые при нем блиско жили, взял государь в свое имя» [765]. Первым делом царь удалил из старицкого правительства двоюродных племянников Ефросиньи: старицкого дворецкого князя А. П. Хованского и конюшего князя Б. П. Хованского [766]. К весне 1564 г. братья Хованские были лишены думных чинов и посланы в качестве царских воевод в пограничные крепости Брянск и Смоленск [767]. Глава старицкого правительства боярин князь П. Д. Пронский был отозван из удела, лишен боярства и к 1564 г. послан на воеводство в Чебоксары [768]. Ранее мая 1565 г. на царскую службу были переведены старицкие вассалы Ю. Н. и И. Н. Хлызневы-Колычевы и т. д. [769]