Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы

1 февраля 1933 г. Гитлер обратился к немецкому народу, сообщив, что к власти пришло «правительство национальной революции». Гитлер обращался к массовке, которая ждала радикальных социальных перемен в стране. «Поднимаясь выше классовых и сословных различий оно вернет нашему народу сознание его расового и политического единства, возвратит его к исполнению обязанностей, проистекающих из этого… Германия не должна впасть и не впадать в коммунистическую анархию» [238]. Успокоив революционную паству, в дальнейшем Гитлер предпочитает говорить уже не о революционной власти, а о «правительстве национального возрождения». И в этом он был прав — совершалась не революция, а переворот. Однако значит ли это, что переворот не вел к качественным изменениям в системе общественного устройства, что на место буржуазной республики приходила просто буржуазная диктатура? «Круги, которые управляли доступом к власти, сделали ошибку не в том, что они недооценили враждебность к демократической Веймарской республике со стороны Гитлера — это они считали достоинством Гитлера — а ту опасность, которую он нес для консервативной авторитарной прусской традиции, к восстановлению которой они стремились… — комментирует А. Буллок, — Они не сознавали, как далеко был готов пойти тот человек, которого они считали взбалмошным демагогом, чтобы достигнуть своих целей и какие разрушительные силы он высвободит при этом» [239]. Задачи Гитлера, не сводились к защите буржуазных порядков от коммунизма. Уже 8 февраля он ставил перед правительством свои приоритеты: «Каждое общественно финансируемое мероприятие, направленное против безработицы, следует рассматривать в плане его эффективности с одной точки зрения: будет ли такой проект способствовать превращению немцев в народ, пригодный к военной службе. Такой подход должен доминировать всегда и во всем» [240]. Гитлер планирует большие государственные затраты для преодоления кризиса, но не ради помощи бизнесу и безработным, а ради решения задач, которые ставит перед собой само государство. Но для начала это государство следовало избавить от контроля со стороны общества.

Также как и у Шлейхера, у Гитлера не было парламентского большинства. Чтобы выйти из этого положения, министр-консерватор Гугенберг предложил запретить коммунистов с их 100 мандатами. Идея Гитлеру понравилась, но он приберег ее на потом, а пока объявил о новых выборах 5 марта 1933 г. Что не было позволено Шлейхеру, Гитлеру разрешили. Но принесут ли выборы успех — ведь в 1932 г. они не изменяли обстановку кардинально. Гитлеру нужны были последние выборы Веймарской республики. Он убедил капитанов индустрии поддержать его предвыборную кампанию, но деньги решали не все. Левые партии и либералы в совокупности по-прежнему вели за собой большинство населения. Перед лицом гитлеровской диктатуры они могли бы объединиться. Нужен был сокрушительный, деморализующий удар по оппозиции.

27 февраля 1933 г. загорелось здание рейхстага. На месте пожара был схвачен поджигатель — беспартийный голландский экстремист Ван дер Люббе. Люббе оказался в ряду таких террористов, как Гаврила Принцип и Леонид Николаев. Совершая свой отчаянный шаг под действием далеких от реальности представлений, эти люди облегчали развитие событий в совершенно ином направлении, нежели рассчитывали. Среди террористов века Ван дер Люббе, судя по тому, что стало известно к нашему времени, в наибольшей степени оказался марионеткой в чужих руках.

Двадцатичетырехлетний Винсент Ван дер Люббе был политически активным бродягой, каких во время депрессии были миллионы. Каменщик по профессии, он получал небольшое пособие по инвалидности, путешествовал (большей частью пешком) по Европе, общаясь с братьями по классу на интересовавшие его политические темы. Несколько лет Ван дер Люббе состоял в компартии Нидерландов, но вышел из нее, когда партийные товарищи отказались послать его в СССР. С этих пор он критиковал компартию с незамысловатых левацких позиций: «в этой партии мне не нравилось то, что она хочет играть ведущую роль среди рабочих, вместо того, чтобы самих рабочих допустить к руководству» [241].

Полиция застала поджигателя в пылавшем зале заседаний рейхстага, голого по пояс — верхнюю одежду он использовал для переноски огня, не собираясь скрываться. Свои действия Ван дер Люббе объяснял так: «Я хотел привлечь внимание к тому, что рабочий стремится к власти… Рабочие должны были увидеть, что это сигнал к всеобщему восстанию против государственного строя» [242]. Эта логика не нова. Подобными мотивами руководствовались бомбисты конца XIX века. Рассуждения Ван дер Люббе похожи на анархистские, но не соответствуют им. Он стремится к тому, «чтобы здесь возник настоящий рабочий парламент и рабочие управляли государством» [243]. Террорист не стремился вредить кому-то лично: «я же хотел причинить вред лишь обществу» [244].

В кармане у Ван дер Люббе нашли коммунистическую листовку. Нацисты немедленно обвинили в поджоге коммунистов. Якобы пожар должен был стать сигналом к коммунистическому восстанию. Однако никаких признаков восстания не было. Сигнал без восстания — политический абсурд. Для коммунистов «сигнал» оказался полной неожиданностью. Но не для нацистов. За три часа до пожара шеф политической полиции Пруссии (гестапо) Р. Дильс направил полицейским властям на места радиограмму, в которой говорилось: «Коммунисты намерены в день выборов в рейхстаг или незадолго до них, или сразу же после них совершить запланированные ими нападения на полицейские патрули и служащих национальных формирований с целью их разоружения… Следует немедленно принять надлежащие меры; в случае надобности произвести аресты коммунистических деятелей» [245]. Когда рейхстаг загорелся, полиция была полностью готова к удару.

Первоначально следствие приняло версию поджигателя-одиночки: «На вопрос, совершил ли Ван дер Люббе поджог один, определенно следует ответить утвердительно» [246]. Не было обнаружено и следов горючих жидкостей.

Но Ван дер Люббе честно признавался, что огонь в рейхстаге разгорался плохо — пришлось бросить на растопку даже верхнюю одежду. Он проник в здание около 21 часа, и четверть часа не мог достичь серьезных успехов. В отчаянии поджигатель бегал из комнаты в комнату, перенося огонь, который горел вяло — слишком плотными были материалы. А вот в зале заседаний пожар запылал так, что в четверть десятого вечера пламя достигло купола. Это наводило на мысль, что в зал пронесли горючие материалы.

Под давлением официальной версии следователи и эксперты стали выявлять признаки помощи поджигателю. И преуспели. 15 мая эксперт по пожарному делу констатировал: «Поджог в зале пленарных заседаний мог быть совершен Ван дер Люббе. Однако по техническим условиям полностью исключается возможность того, чтобы им же были совершены все приготовления к поджогу в зале заседаний рейхстага. Эти приготовления, скорее всего, были заранее осуществлены другими лицами» [247].

9 марта по доносу служащего кафе было арестовано трое болгар во главе с болгарским эмигрантом Георгием Димитровым, который вроде бы общался в кафе с Ван дер Люббе незадолго перед поджогом.

Георгий Михайлович Димитров был известным деятелем международного коммунистического движения. Он родился в 1882 г. в Болгарии. С 12 лет работал в типографии. С начала века участвовал в профсоюзном и социал-демократическом движении. Был одним из лидеров социал-демократической партии «тесняков», которая в 1919 г. была переименована в Коммунистическую партию Болгарии. Участвовал в организации забастовок. В 1913–1923 гг. избирался депутатом. Был одним из руководителей вооруженного восстания в сентябре 1923 г., после его поражения бежал из страны. Жил в СССР и Германии, работал в Исполнительном комитете Коминтерна.