Галерея римских императоров. Принципат

Когда Домициан, младший брат Тита, пришел к власти, ему было 30 лет. Это был видный, интересный мужчина, исполненный достоинства. Гордясь своей внешностью, он не раз говаривал сенаторам: «Ни в моей внешности, ни в моем интеллекте вам не найти ничего, что можно было бы раскритиковать». Он много занимался спортом и достигал отличных результатов в стрельбе из лука, плаванье и верховой езде; занимался и фехтованием, но уже без особого успеха. Изобрел и собственный вид спорта, который назвал klinopale, от греческих слов kline— кровать и pale- состязание, единоборство, то есть борьба в кровати; тут партнершами «спортсменов» обычно бывали женщины легкого поведения. Домициан очень переживал, когда с возрастом стал лысеть. Образование получил хорошее, но ограниченное; как тогда было принято, изучал литературу и риторику. В молодости увлекался и поэзией. Став правителем, уже не мог заниматься такими пустяками, не хватало времени, даже речи ему сочиняли секретари, но книгами и писателями интересовался по-прежнему.

Таким образом, дошедшие до нас сведения позволяют утверждать, что Домициан и в интеллектуальном и в физическом отношении был человеком нормальным, не Аполлон, но и не урод. Иначе обстояло дело с его психикой. Домициан с юности имел немало комплексов, но с течением времени они превратились в навязчивые, болезненные идеи, переродились в мании, и разразилась катастрофа. Переломным стал, видимо, 70 год. Домициану было всего 19 лет. Случилось так, что по причине отсутствия в стране отца и старшего брата он на несколько месяцев стал настоящим хозяином Рима и познал вкус неограниченной власти. В тот год Домициан совершил несколько вполне невинных глупостей, скажем, таких: за один день умудрился раздать двадцать наивысших должностей в государстве, а сам в жажде славы безо всякой необходимости собрал войска и во главе их двинулся в Галлию усмирять вспыхнувший там мятеж легионеров, которым к этому времени уже занялись другие военачальники. Эти промахи можно было объяснить юношеской отчаянностью Домициана, чрезмерными амбициями и отсутствием у него всякого опыта правления. За что он и пострадал, ибо отец без зазрения совести публично отчитал его и на долгие годы лишил всякой возможности принимать важные государственные решения, фактически отстранив младшего сына от всякой реальной власти, так что тот лишь формально числился на высоких должностях.

То же продолжалось и в период короткого правления Тита, хотя к Домициану и относились с почтением, как к возможному наследнику престола. Не удивительно, что он болезненно переживал такое отношение к своей особе, считал его незаслуженным и часто жаловался на преследование со стороны власть имущих. Домициан даже осмелился распространять лживые слухи о том, что по завещанию отца императором должен был стать он, а не старший брат Тит, хотя это было явной ложью. Современники еще тогда отмечали в его психике все больше отклонений от нормы, но не придавали им большого значения, даже находили их отчасти забавными, хотя это были явные симптомы нарастающего психического помешательства. Домициан стал чаще запираться в своих покоях, проводил целые дни в одиночестве — занимался охотой на мух, пронзая их острой гравировальной иглой, служащей для писания, давая таким образом разрядку бушевавшим в нем скрытым страстям и обидам, и размышлял о человеческой подлости. Кстати, став императором, он не оставил этого развлечения.

Брат наверняка обратил внимание на отклонения в психике младшего брата, нельзя было не заметить его скрытности, амбициозности и болезненной впечатлительности. Если вспомнить последнюю перед смертью незаконченную фразу императора Тита, то можно предположить, что единственной вещью, о которой тот жалел, была передача власти брату? Может, он жалел, что не нашел другого наследника?

Впрочем, историками доказано: слухи о том, что Домициан якобы ускорил смерть брата, были несправедливы. Домициан сам произнес замечательную надгробную речь (многие прокомментировали ее так: «Глядите, какой прекрасный актер этот лжец, даже слезы на глазах»), лично занялся процессом консекрации Тита, возвел триумфальную арку своему предшественнику. Позже, однако, Домициан стал позволять себе высказывать критические замечания о некоторых деяниях и самой особе брата и даже отменил состязание колесниц, намечавшееся на день рождения Тита. И все же некоторые из его критических замечаний объяснялись вполне разумными причинами и были уместны, хотя противники нового императора называли их порочащими память Тита. Впрочем, при смене власти такое, как показывает история, бывало часто и продолжается также и в наше время, зачастую вопреки здравому смыслу.

По традиции историки зачисляют Домициана в разряд так называемых плохих цезарей, то есть жестоких, нарушающих законы, враждебных сенату, а то и просто сеявших террор и ужас по всей стране. Следует заметить, что это только часть правды, и отнести ее можно лишь ко второй фазе правления Домициана, то есть периоду после 88 года. Но и тогда жертвой террора становились лишь единицы, преимущественно из разряда высших слоев общества, а ведь именно они и создавали общественное мнение и имели возможность передать его в века. Вот и до наших дней дошел малопривлекательный образ этого императора. Следовало бы, однако, учесть, что в основе взаимной неприязни императора и сената лежали не только патологические черты характера властителя, и даже не столько они, сколько новая концепция правления, им установленная.

До него, в течение почти ста лет, все правящие цезари продолжали — или, по крайней мере, делали вид, что продолжают, — следовать модели, установленной еще Августом: Цезарь — принцепс, лишь первый среди свободных граждан страны, главный среди ее служащих, правда, забравший в свои руки все высокие должности и функции, но разделяющий с сенатом ответственность за судьбу государства, а прежде всего он — воплощение прав и величия римского народа. Домициан осмелился нарушить эту фикцию. И по своему убеждению, и по своей внутренней природе он представлял собой законченный тип автократа, самодержца. На каждом шагу и всеми возможными способами он подчеркивал, что он — господин, стоящий высоко над всеми гражданами и учреждениями, не исключая и сената. Проявлялось это и в том, как Домициан велел себя титуловать, и в постоянной демонстрации атрибутов власти, и в его образе жизни, и в форме, с которой он отдавал распоряжения. Называть себя он повелел, правда, полуофициально, господином и богом, по латыни dominies et deus.

Начиная с 85 года Домициан первым в истории Рима был пожизненным цензором, что давало ему полный контроль над сенатом, — именно цензор обладал правом лишать звания членов этого высокого собрания и назначать новых; до сих пор сенат пополнялся лишь путем кооптации [20]На заседания сената Домициан всегда являлся в императорском пурпурном одеянии в сопровождении двадцати четырех ликторов [21]. Он приказал поместить в храмах свои золотые и серебряные статуи. Октябрь, месяц своего рождения, переименовал в Domitianus, а сентябрь — в Germanicus, так как именно в сентябре покорил германское племя геттов.

Все это вызывало недовольство, особенно у сенаторов и вообще аристократов. Первый заговор против Домициана созрел в 87 году, затем против императора взбунтовался командующий рейнской армией Антоний Сатурнин. Бунт был быстро подавлен, главным образом по той причине, что поддерживавшие Антония германские племена на верхнем Рейне не могли перейти реку из-за внезапного, необычайно рано начавшегося ледохода. А цезарь лишь укрепился в своем недоверии к высоким сановникам. Вот так и начал раскручиваться порочный круг страха и репрессий, порождая новые заговоры и новые репрессии.

Жители столицы, впрочем, не жаловались. Доброе отношение и даже любовь широких народных масс цезарь снискал давно известным, испытанным способом, не скупясь на предоставление им хлеба и зрелищ — раnет et circenses.В данном случае слово «хлеб» надо трактовать шире. Речь идет о денежных выплатах, о продовольствии разного вида и даже о фонтанах, извергающих струи вина. Зрелища устраивались при каждом удобном случае. Кроме уже существующих обществ цирковых болельщиков, объединяющих в основном любителей состязаний на колесницах, по инициативе цезаря были созданы два новых, цветами которых стали золотой и пурпурный; век их, в общем-то, оказался недолог. Было открыто четыре новые школы гладиаторов, что свидетельствует об огромном спросе среди публики на кровавые выступления этих рыцарей арены. В специально сконструированных на Тибре бассейнах разыгрывались роскошные морские бои, к вящему удовольствию граждан. О том, что без конца происходили представления с показом диких животных и охотой на них, и говорить излишне.