Александр Великий

Однажды полупьяный Филипп председательствовал на суде по делу двух грабителей. Первому он вынес приговор: бежать из Македонии, а второму – устремиться за ним вдогонку. В другой раз, захватив какой-то город, Филипп с кубком в руке развалился на захваченном троне, а мимо него вереницей шли пленники. Один человек попросил возможности поговорить с ним без свидетелей. Филипп поманил его к себе, пленный приблизился и шепнул царю, что тот оголился. Пьяный победитель поспешно оправил тунику и плащ и, поблагодарив человека, тут же его освободил.

Невоздержанность в вине ближайшего окружения оказала сильное влияние на Александра. Пьянство приводило к конфликтам, насилию и трагедиям в жизни великого завоевателя. Одна из попоек спровоцировала самую серьезную ссору Филиппа со своим наследником. Алкоголизм самого Александра сыграл значительную роль в возникновении главных кризисов его правления, да и самой смерти. И хотя македонский двор превратился в глазах людей в место вакханалий, а на Филиппа смотрели как на веселого старого плута, такая репутация служила царю удачной маской. Филипп мог быть беспощаден, особенно в борьбе с претендентами на его корону. Кровь в Македонии была погуще воды, но коли дело доходило до борьбы за политическое выживание, цена этой самой крови сильно падала. В таких битвах о милосердии не просили: никто никому ничего не прощал. Филипп доказал это в 348 г. до н. э., когда захватил Олинф. Он взял в плен двух единокровных братьев, потенциальных соперников, и немедленно казнил их. Двор Филиппа можно было назвать святилищем Диониса, где неразбавленное вино лилось, словно вода, только все было не так просто. Филипп сформировал узкий круг единомышленников. Феопомп называл их «вульгарными пьяницами», однако царь нашел среди них тех людей, «с кем он мог обсудить жизненно важные вопросы». «Жизненно важным» для Филиппа было объединение Греции под его началом, и сделать это надо было либо силой оружия, либо тонкой дипломатией. Сам он хотел стать главнокомандующим Греции, после чего начать войну против персов. За столом Филиппа, без сомнения, сидел бог вина в черной козлиной шкуре, но был там и огненноглазый Элелей, македонский бог войны, чье имя войска Филиппа и Александра выкрикивали как боевой клич, когда шли на врага от Гема возле Херонеи до мутных вод Гидаспа (ныне эта река в Пакистане называется Джелам).

Филипп не был пустым мечтателем, не был и политическим утопистом. Великий оратор и глашатай панэллинизма Исократ Афинский в своем «Панегирике» выступал за такую войну. Он призывал всю Грецию начать совместный освободительный поход против персов, будь то под флагами Афин или Спарты. «Панегирик» впервые был опубликован в 380 году до н. э. К 346 году Исократ, отчаявшись докричаться до тех, кому поначалу адресовал свой призыв, направил Филиппу Македонскому письмо «Обращение к Филиппу», в котором предложил ему осуществить идею панэллинизма. Филипп был польщен. Наконец-то великие Афины увидели в нем нечто большее, нежели македонского пирата. Демосфен, также афинянин, знал Филиппа лучше и решил, что за согласие Филиппа придется заплатить большую цену. Демосфен постоянно предупреждал о «варваре с севера», утверждал, что Филиппа интересует не столько свобода, сколько власть. Поначалу Филипп мало что мог сделать: Персией правил Артаксеркс III, человек, железной рукой насаждавший свою власть любой ценой, даже если для этого ему требовалось искоренять своих родственников независимо от их возраста или пола.

Вот в эту горячую пору и встретил Филипп Олимпиаду, Девушка произвела на него сильное впечатление еще пять лет назад, когда он увидел ее впервые во время инициации на острове Самофракия. [7]Филипп ездил туда, должно быть, ради вина и удовольствий. Олимпиада отнеслась к этой встрече гораздо серьезнее. Став женой Филиппа, она принесла в Македонию культ змеи, неразрывно связанный с обрядами Диониса. Было бы неверно заключить, что наступившие впоследствии разногласия в браке были вызваны супружеской неверностью Филиппа. Олимпиада не была столь впечатлительна. Многочисленные брачные союзы Филиппа были частью нормального на ту пору социального устройства, и женолюбие царя являлось неотъемлемой составляющей его натуры. Смотреть на Олимпиаду как на обиженную женщину, на оскорбленную зеленоглазую богиню, было бы ошибкой. Плутарх рассказывает любопытную историю об одной из любовниц Филиппа, фессалийке Никесиполиде, которая в 354 году до н. э., то есть через три года после его женитьбы, попалась ему на глаза. До Олимпиады дошли слухи, будто новая любовница околдовала Филиппа зельями и приворотами. Олимпиада заинтересовалась, послала за Никесиполидой и нашла ее совершенно очаровательной. Все слухи о колдовстве молодой женщины она со смехом отвергла и сказала сопернице: «Ты, моя милая, сама чудо, и привороты тебе не нужны». Они подружились, а после смерти Никесиполиды Олимпиада вырастила дочь подруги – Фессалонику – как свою собственную.

В июле 356 года до н. э. Олимпиада родила Александра, а годом позже – Клеопатру. Судя по документам, это были ее единственные дети. Олимпиада боготворила своего сына. Когда статусу Александра что-то угрожало или значение его личности умалялось, Олимпиада превращалась в легендарную Медузу Горгону. Конечно, такая сильная любовь и яростные ее проявления заставляли окружающих проявлять осторожность. Историк Тарн утверждал, что Александр не любил ни одну женщину, «за исключением ужасной своей матери». Ему следовало бы употребить прилагательное «ужасающей». Афинский оратор Гиперид говорил, что Олимпиады для них слишком много, мол, это заметно даже на расстоянии. Афины ощутили это сполна, когда решили отреставрировать Додонское святилище [8]в родном городе Олимпиады – Эпире. Присущее Олимпиаде собственническое чувство сквозит в каждом слове предупреждения, которое направила она в Афины: «Земля молоссов – моя. И не вам, афинянам, прикасаться к камням этого храма». Когда в 334 году до н. э. Александр покинул Македонию навсегда, Олимпиада осталась там в качестве царицы-матери, а старый полководец Антипатр выступил в роли регента. Это был тонкий ход: Антипатр терпеть не мог Олимпиаду, она отвечала ему тем же, и взаимная их неприязнь обеспечивала в Македонии политическое равновесие. Олимпиада и Антипатр объединялись, если требовалось подавить оппозицию, а достигнув цели, следили друг за другом, как два сторожевых пса. Оба докучали Александру своими письмами, но настоящего соперничества за его расположение между ними не было. Александр мог бы предъявить матери претензию – она требовала от него слишком высокую плату за то, что девять месяцев носила его в утробе, – и тем не менее он ее обожал. Друг его сказал как-то: «Одна слеза, пролитая его матерью, может погасить десять тысяч писем Антипатра». Первое, что сделал Александр после великой победы над персами при Гранике (334 г. до н. э.), – это послал драгоценные трофеи в дар своей возлюбленной матери. Александр, по словам Квинта Курция, признался, что самой большой наградой за его дела было бы дарованное богами бессмертие матери после ухода ее из жизни. Такое признание не только подтверждает любовь Александра к Олимпиаде, но и свидетельствует о его отождествлении себя с Ахиллом, мать которого была бессмертной богиней. Не было у Александра лучшего защитника и опоры, чем эта необыкновенная женщина. Она пережила сына на несколько десятилетий и умерла, натравив на себя его врагов. Олимпиада была прирожденным бойцом в прямом и переносном значении этого слова. Она посеяла страшное семя, давшее кровавые всходы. Олимпиада твердо верила в божественную миссию Александра, потому и сын ее стал человеком исключительным. Мир, в котором он жил, отличался от мира других людей. В Александре была божья искра, и перед собой он ставил невиданную цель. Неудивительно, что такой сын во всех отношениях превзошел харизматического отца – Филиппа. Не стоит винить и Филиппа за то, что тот прислушивался к сплетням: мол, чужестранная и властная жена наставила ему рога и высокомерный ее сынок – кукушонок в их семейном гнезде.