Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия

С другой стороны, это время представляет интерес потому, что к его духовной жизни, в частности во Франции, внимание историков всегда было ослабленным. Питавшаяся по преимуществу духовной пищей, полученной в наследство от предыдущих столетий, и еще весьма неопределенно проявлявшая вкус к новым идеям и способность к их производству и освоению, духовная культура этой эпохи не обладает во Франции качественной завершенностью. Ее статичные пласты еще полностью тяготеют к культуре прошлых веков, а в динамичных пластах — движение и поиск, не завершившиеся еще утверждением социально значимых новых ценностей.

Но то, что ранее ослабляло внимание историков к общественной мысли этих столетий, сейчас, напротив, поднимает ее акции в их глазах. Ибо с эволюционной точки зрения такие эпохи, конечно, представляют особый интерес.

Наконец, нужно указать и на теснейшую связь между развитием общественной мысли и эволюцией социально-политической. Она же за эти два столетия проделала очень важный путь от феодального общества и государства к социально-политической организации так называемого Старого порядка. И общественнополитическая мысль была активным соучастником этой эволюции, суть которой невозможно понять, ограничиваясь лишь изучением социально-экономических и политических ее сторон.

В качестве источников но истории общественной мысли, изучаемой с социально-психологической точки зрения, используются все письменные материалы эпохи.

Французская литература XIV–XV вв. очень богата по количеству написанных и дошедших до нас сочинений, по разнообразию жанров, а также обилию документальных материалов. Степень же информативности разных письменных источников при обращении к ним с целью изучения общественной мысли весьма не одинакова. Наиболее ценны в этом смысле трактаты, т. е. рассуждения на определенную тему, которые не обязательно представляют собой цельные сочинения соответствующего жанра. Рассуждения очень часто встречаются в виде своего рода анклавов в художественной литературе, исторических произведениях и мемуарах.

Трактат в наиболее концентрированном виде передает систему ценностей и ход мысли автора. Поскольку нередко по древней традиции трактаты писались в форме диалога, спора сторонников разных взглядов по тем или иным вопросам, то это еще более помогает понять определенный склад мысли, коль скоро она непосредственно оттеняется мыслью противостоящей. Но что особенно ценно в диалогических трактатах, так это воспроизводство ими соперничества, борьбы идей эпохи, отражающих характер и направление эволюции общественной мысли.

Из таких диалогических трактатов стоит особенно выделить хорошо известные в историографии сочинения второй половины XIV в. — анонимные «Сновидения садовника» и «Сновидения старого паломника» Филиппа де Мезьера, чрезвычайно интересные прежде всего для истории политической мысли, а также «Обвинительный диалог» Алена Шартье, известного публициста первой трети XV в.

Диалог как полемика автора со своими оппонентами встречается не только в сочинениях, написанных непосредственно в форме диалога. Он нередко возникает в неявном виде, когда автор, излагая свои взгляды, приводит иные точки зрения, чтобы их опровергнуть. Так иногда поступает единственная женщина — писатель и политический мыслитель во Франции того времени — Кристина Пизанская в своем сочинении «Книга о Граде женском». Постоянно полемизирует со своими идейными и политическими противниками один из лучших французских историков XV в. Тома Базен в «Истории правления Карла VII и Людовика XI», но особенно в своей «Апологии», написанной в свое оправдание и защиту от обвинений в измене своему государю, Людовику XI, после того как он бежал из Франции, спасаясь от преследований короля.

Наконец, исключительный интерес представляет диалог, спор сторонников разных концепций королевской власти, реально имевший место на Генеральных штатах 1484 г., выступления депутатов которых были записаны одним из них, Жаном Массленом, составившим дневник заседания этих штатов. Этот дневник, воспроизводящий речи и реплики депутатов, выражающий мысли и мнения по поводу наиболее злободневных вопросов политического управления, представляет собой воистину уникальный источник по истории общественной мысли.

К трактатам можно отнести и такие традиционные по форме сочинения, как зерцала. Писавшиеся в наставление и назидание, одновременно преследовавшие цель просвещения читателей, они содержат почти что энциклопедические сведения о морали, политике, социальных представлениях. Главное их достоинство, помимо емкости содержания, состоит в том, то они воспроизводят расхожие идеи, не претендуя на оригинальность трактовки тех или иных вопросов, а значит — передают мысль и по содержанию, и по логике развития именно массовую. Такие сочинения не обязательно назывались «зерцалами», нередко они титуловались «наставлениями», но их содержание и характер изложения материала от этого не менялись.

Для данной работы мы привлекли малоизвестные, неопубликованные и хранящиеся только в рукописях сочинения анонимных авторов начала XIV в. — «Наставления государям» и «Женское зерцало» из собрания рукописных книг отдела рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге. Там хранится и использованная нами редкая рукопись писателя второй половины XV в. Пьера де Гро «Зерцало знатных». Насколько нам известно, существует еще лишь один список этого сочинения, хранящийся в Национальной библиотеке в Париже. Стоит также отметить и близкий к зерцалам по жанру «Розарий войн. Наставления Людовика XI, короля Франции своему сыну-дофину», написанный по поручению короля.

Особо нужно остановиться на сочинениях французских логистов, философов и теологов, т. е. литературе ученой. Некоторые их труды имели явный популяризаторский характер, и поэтому их можно поставить в один ряд с зерцалами. Таковы, например, «Историческое зерцало» Винцента из Вове, известного писателя и теолога XIII в., или «Алфавит для непосвященных» Жана Жерсона, видного богослова и общественного деятеля рубежа XIV–XV вв. Они написаны были в расчете на широкую публику, подчас малообразованную. Собственно же ученые сочинения, для ученых людей и писавшиеся, хотя и отличаются большей приверженностью к античным философским и юридическим идеям, большей строгостью рассуждений по канонам аристотелевской логики и большей детализацией тех или иных вопросов, что, несомненно было чуждо массовому сознанию, тем не менее также дают обильный материал для его характеристики. В «Кутюмах Бовези» Филиппа де Бомануара (XIII в.) или в «Установлениях обычного права» Антуана Луазеля (XVI в.), дающих представление об исходных позициях и результатах развития политико-правовой мысли XIV–XV вв., в «Возвращении Святых земель» Пьера Дюбуа (начало XIII в.) или в «Первом изобретении монет» и комментариях к сочинениям Аристотеля Николя Орема (XIV в.), в одном из ранних трактатов по военному и международному праву «Древо сражений» Оноре Буве (XIV в.) или в речах Жана Жювенеля дез Юрсена (XV в.) — везде звучат идеи, широко распространенные в высших слоях общества.

С другой же стороны, такие сочинения дают представление о верхнем слое сознания общества, каковой прямо указывает на направление эволюции этого сознания. Ибо идеи «верхнего» слоя имели несомненную тенденцию постепенно опускаться вниз, распространяясь среди все более широких слоев общества и тем самым предопределяя перемены в общественной мысли.

Для понимания такой важной особенности общественного сознания средневековой Франции, как рыцарская этика, большое значение имеют рыцарские трактаты и романы. Разнообразные по форме, эти трактаты так или иначе определяли нравственные обязательства дворянина и воина, отражая изменения, которые подспудно происходили в понимании этих обязательств и функций рыцарства в общественной жизни. Сопоставление таких сочинений, как «Бревиарий знати» Алена Шартье, «Юноша» Жана де Бюэя (XV в.), «Маленький Жан де Сентре» Антуана де Ла Саля (XV в.), и привлечение статутов рыцарских орденов, созданных в эту эпоху (орден Полумесяца Рене Анжуйского, орден Св. Михаила Людовика XI), позволяют не только выявить перестановки, происходившие в рыцарском этическом кодексе, но и понять влияние на него усиливающейся монархии, которая во многом содействовала трансформации этого кодекса в кодекс дворянской чести Нового времени.