Москва. Путь к империи

Младшая дружина называется «гриди», иногда их называют «отроками», причем это слово нужно понимать лишь как термин общественного быта, который мог относиться, может быть, и к очень старому человеку. Князь должен был относиться к дружиннику и «мужу» как к человеку вполне независимому, потому что дружинник всегда мог покинуть князя и искать другой службы. Из дружины князь брал своих администраторов, с помощью которых он управляет землею и охраняет ее. Эти помощники назывались «вирниками» и «тиунами»; обязанность их состояла в суде и взыскании виры, т. е. судебной пошлины, в управлении землею и в сборе дани. Дань и вира кормили князя и дружину» [4].

Кроме дани и виры князь и дружина получали военную добычу, а князья еще имели немалые доходы с частных земель (сел), которые они приобретали, пользуясь политической властью и силой, по дешевке.

Доходные места дружинников, громадная власть, которой обладали князья, казалось бы, должны были усилить политическое положение Рюриковичей до такой степени, когда им и их дружинникам вече стало бы просто ненужным. Действительно, во время расцвета и могущества Киевской Руси, то есть при Ярославе Мудром и его сыновьях, власть князей, в буквальном смысле слова, подавила вече во многих городах, хотя окончательно сокрушить этот исконно народный институт власти Рюриковичи не решились, а может быть, не посчитали нужным и передали вече хозяйственные функции.

Но по мере разрастания рода Рюриковичей и распри между ними, по мере деления Руси на уделы городские вече вновь обрели политическое значение, о чем в первую очередь говорит опыт новгородцев, объявивших у себя вечевую республику. Другие города Киевской Руси в XII веке так далеко не пошли, но, почувствовав слабость князей, они стали по своему усмотрению призывать к себе князей, заключать с ними ряды, спорили с князьями, а то и «указывали им путь», то есть выпроваживали.

Большой русский город в XII веке представлял собой сложный социальный организм. На верху общества находилась княжеская дружина, с которой сливается прежний высший земский класс бояр. Из рядов дружины назначается княжеская администрация и судьи (посадник, тиун и др.).

Вообще же население страны можно было бы поделить на горожан (купцы, ремесленники) и сельчан, из которых свободные люди назывались смердами, а зависимые — закупами. Закупы не были рабами, они были условно зависимые люди, с течением времени сменившие полных рабов.

Дружина и люди не составляли общественные классы, из одного состояния можно было свободно переместиться в другое. «Основное различие в их положении заключалось, с одной стороны, в отношении к князю (одни служили князю, другие ему платили; что же касается холопов, то они имели своим господином хозяина, а не князя, который их вовсе не касался), а с другой стороны — в хозяйственном и имущественном отношении общественных классов между собой» [5].

Долгорукий Юрий Владимирович (90-е годы XI века — 1157)

В русской, да и в мировой истории такие сложные личности, каким был основатель Москвы, встречаются нечасто. Он жил в бурное время, когда Русь понеслась по ухабам и кочкам междоусобицы с такой стремительной скоростью, что лишь мудрые из мудрейших при необходимости ежечасно принимать решения, жизненно важные для всех жителей страны, смогли не потерять из виду общие стратегические задачи государства. Он, пожалуй, единственный из русских князей XII века остался послушным исполнителем воли Мономаха и на протяжении всей жизни упрямо пытался создать на северо-востоке Руси единую крепкую державу.

Его не понимали и недолюбливали современники, мало ценили и потомки. Кто-то из них называл князя суздальского и великого князя киевского гениальным полководцем, но В. Н. Татищев, например, воспринимал его как экзальтированного, несдержанного женолюба, Н. М. Карамзин — как безалаберного политика, а Н. И. Костомаров в своей обширной «Русской истории в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» вообще проигнорировал одного из главных в XII столетии деятелей на Руси.

Две характеристики основателя Москвы, приведенные ниже, лишний раз подтвердят мысль о том, что историки относятся к Юрию Долгорукому и, главное, к делу его жизни без должного внимания. «Георгий, властолюбивый, но беспечный, прозванный Долгоруким, знаменит в нашей истории гражданским образованием восточного края древней России, в коем он провел все цветущие лета своей жизни. Распространив тем Веру Христианску, сей князь строил церкви <…> умножил число духовных пастырей, тогда единственных наставников во благонравии, единственных просветителей разума; открыл пути в лесах дремучих <…> основал новые селения и города <…> Но Георгий не имел добродетелей великого отца; не прославил себя в летописях ни одним подвигом великодушия, ни одним действием добросердечия, свойственного Мономахову племени. Мы видели, что он играл святостию клятв и волновал изнуренную внутренними несогласиями Россию для выгод своего честолюбия…». Это пишет Н. М. Карамзин [6].

А вот какой портрет основателя Москвы составил В. Н. Татищев: «Был он роста малого, толстый, лицом белый, глаза не велики, великий нос, долгий и покривленный, брада малая, великий любитель жен, сладких пищ и пития, более о веселиях, нежели о расправе и воинстве прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев» [7].

Юрий Владимирович родился приблизительно в 1090 или 1091 году. Отцом его был Владимир II Мономах, а матерью — неизвестная, не упоминаемая в русских летописях и иностранных хрониках вторая жена Мономаха. Всего у знаменитого великого князя киевского было три жены. Первая, Гита, — дочь печально известного в истории Альбиона короля Гарольда, погибшего в битве с норманнами Вильгельма I Завоевателя в 1066 году, прибыла в Киевскую Русь приблизительно в 1074–1075 годах из Дании. Датский король Свенд II после трагедии при Гастингсе приютил у себя двор короля Гарольда, сделал все, чтобы изгнанникам жилось у него хорошо. Более того, выступая в роли свата, он организовал свадьбу восемнадцатилетней Гиты с Владимиром Мономахом, в то время княжившим в Переяславле.

В 1076 году дочь Гарольда родила сына Мстислава Владимировича, будущего великого князя киевского. После этого в летописях и других источниках Гита не упоминается ни разу, что дает повод считать ее рано умершей.

Несчастная судьба была у родных короля Гарольда, у тех, кто связал свою судьбу с этим, по всей видимости, чистым человеком, оказавшимся в роли без вины виноватого. Многие из них погибли в битвах с норманнами, многие влачили жалкое существование. Гита слишком рано умерла, но ее судьба явилась своего рода связующей нитью, странным образом соединившей историю Альбиона и историю Древней Руси, откуда в конце сороковых годов XI века в Норвегию отплыл один из участников великой драмы Альбиона Харальд Хардероде с женой Элисив (Елизаветой, дочерью Ярослава Мудрого).

История Альбиона с V по XI век нашей эры представляла собой почти непрерывную цепочку распрей, разбавляемых нашествиями данов, саксов, англов, викингов, которые, отвоевав себе пространство на острове, тут же включались во внутреннюю борьбу. История Древней Руси с IX по XIII век чем-то напоминала историю Альбиона с V по XI век, и судьба не зря отослала в сороковых годах Элисив с Харальдом в Норвегию и прислала в восьмидесятых годах из Дании Гиту в жены Владимиру Мономаху. Не зря. Трагедия Британии должна была предостеречь всех русских князей от раздувания огня распри.

Но мать Мстислава не успела, не смогла передать русским людям, сыну — будущему великому князю киевскому — поучительный опыт своей страны и печальную суть своей короткой жизни. Русские князья не усвоили чужого урока и продолжили распрю, не догадываясь, к чему приведет она страну в 1237 году.