Из истории Москвы 1147-1913

Но если у великого князя Юрия и не было мысли об утверждении общерусского центра на северо-востоке не только в Москве, а даже во Владимире, то все же великорусский тип этого князя должен был с течением времени, как в исторических, так и в эпических сказаниях, сделаться традицией Москвы, когда стало возможным выдвинуть ее как средоточие общерусского тяготения.

Нет сведений, навещал ли Юрий Владимирович основанную им Москву, хотя и есть известия, что он проходил по ее земле. Он даже умер не в своем Суздальском Залесье, а в Киеве. О смерти создателя нашей Москвы летопись киевская говорит, что он на другой день Николина дня (10 мая 1157 года) пировал у своего боярина: «пив бо Гюрги в осменники у Петрила, в тот день разболеса» и через пять дней (15 мая) умер. Киевляне не любили северо-восточного суздальского князя и на другой день разграбили его дворы (один из них великий князь называл раем) и перебили многих суздальцев. Но зато крепко любило Юрия великорусское население Залесья, коему Георгий Суздальский являлся подобным Егорию Храброму.

У Татищева о наружности и характере Юрия говорится: «был роста не малого, толстый, лицом белый, глаза не велики, великий нос, долгий и покривленный, брада малая, великий любитель жен, сладких пищ и пития, более о веселиях, нежели о расправе и воинстве прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев».

Выше мы приводим изображение построенного Юрием Долгоруким в 1152 году храма на Нерли в Кидекше, во имя святых Бориса и Глеба. Из всех храмов, построенных основателем Москвы: Спаса в Суздале, Спаса в Переяславле, Георгия во Владимире и тоже Георгия в Суздале, — эта Борисоглебская церковь, более указанных, сохранила свой первоначальный вид. В этом храме обретены мощи сына нашего князя Бориса Юрьевича. Заслуживает внимания знатоков геральдики, что «на этих мощах была одежда, шитая золотом, а на ней вышит орел пластаный одноглавый, а от того орла пошло на двое шито золотом же и серебром узорами». Но, очевидно, Юрий Долгорукий не построил и такого малого каменного храма в основанной им Москве.

II. Москва до учреждения в ней княжеского стола, Даниил Александрович, Юрий Московский и Иоанн Калита

ост Москвы, по выражению одного старинного сказания, «малаго дрвяннаго города», был туг и медлен. С 1147 года прошло девяносто лет, прежде чем Москва опять ярко всплыла на летописную поверхность, до этого теряясь в ряду других городов Владимиро-Суздальского княжества, таких, как Юрьев-Польский, или Переяславль и т. п. Только разгром Руси Батыем заставляет летопись яснее заговорить о ней. Сюда великий князь Юрий Всеволодович посылает, для защиты от хлынувших из Рязанской земли врагов, князя Владимира Юрьевича. И вот печальные слова летописного сказания о нашей Москве: «Татарове идоша к Москве (1237 года); тояже зимы взяша татарове Москву, а воеводу убиша, Филиппа Нянка, за православную хрестьянскую веру, князя Володимера яша руками, сына Юрьева, а люди убиша от старца до сущаго младенца, а град и церкви огневи предаша, и монастыри вси и села пожгоша и, много имения вземше, отъидоша». (П. С. Русск. Летоп., 1, 196).

Итак, этим печальным годом Москва, первый из городов Владимирского княжества, обратилась в развалины, хотя за протекшие с известного съезда князей девяносто лет в ней, как уже видно из приведенных летописных слов, была не одна, а несколько церквей, неизвестно, впрочем, каких; даже основались здесь монастыри, значит, раньше позднейших Данилова и Богоявленского; а самый город был уже настолько зажиточен, что враги могли взять здесь «много именья».

Однако и полное разорение Москвы и избиение всех ее жителей не могло уничтожить этого города. Значение его, уже ясно осознанное во всем Владимирском княжестве, скоро привлекло на запустевшее пожарище новых жителей, и Москва быстро выстроилась вновь. В ней даже появляется князь. Через девять лет после названной катастрофы, именно в 1246 году, мы видим здесь храброго и энергичного князя, родного брата Александра Ярославича Невского, Михаила Хоробрита. Он был настолько силен, что выгнал из Владимира дядю своего Святослава; пал Михаил в 1248 году в битве с литовцами. По всей вероятности, при восстановлении Москвы он именно построил в Кремле в честь своего ангела деревянный храм архистратига Михаила, после замененный каменным собором. Но это только предположение.

Заслуживает особого внимания то обстоятельство, что основателем Московского княжества и родоначальником династии его князей был сын Александра Невского, соединявший в себе святость, храбрость и политическую мудрость отца своего. Только он и Димитрий царевич из всего рода московских князей были причтены церковью к лику святых.

Четвертый сын Александра Невского, Даниил, после смерти отца остался ребенком двух лет и получил в удел Москву, которая принадлежала ему до 1303 года. Этот князь первый возвысил ее на степень стольно-княжеского города, основав отдельное Московское княжество. При нем Москва окрепла, хотя и опять была взята в 1293 году татарами под предводительством Дюденя. Выросший под бурями татарскими, среди борьбы своих родичей из-за Владимирского великокняжеского стола, наш энергичный князь направил свои силы на увеличение и округление собственного небольшого удела и был «первоначальником собирания русских земель» под главенством Москвы. Он примыслил к своей вотчине основанный Юрием Долгоруким Переяславль-Залесский, доставшийся ему по духовному завещанию от Ивана Дмитриевича, внука Невского, хотя того же домогались дяди московского князя и двоюродные братья. Кроме того, он разбил рязанского князя Константина Романовича, взял его в плен и присоединил к Москве Коломну, замыкающую, при впадении в Оку, нашу реку.

Даниил Александрович был домовитым хозяином и обстраивал свой стольный город храмами. Предания приписывают ему построение церкви Спаса на Бору, Данилова монастыря и Богоявленского (в 1296 году ему исполнилось шестьсот лет), где одним из первых игуменов был брат преподобного Сергия св. Стефан и где был пострижен и монашествовал будущий митрополит всея Руси св. Алексий, сын боярина Феодора Бяконта, переселившегося из Чернигова в Москву. В честь своего ангела Даниил Александрович построил за Москвой-рекой Данилов монастырь. При сыне его Иоанне Калите тамошнее иночество было переведено в Кремль, к Спасу на Бору, а обитель Даниила с течением времени запустела. Степенная книга рассказывает, что при Иоанне III, когда этот государь ехал на охоту мимо запустевшего монастыря, под одним из молодых бояр споткнулся конь, и он вынужден был остановиться. Тут явился ему светозарный муж и сказал, что он — хозяин места сего, — князь Даниил Московский, погребенный здесь, и велел передать великому князю: «ты всячески забавляешься, а меня предал забвению». Иоанн Васильевич приказал петь панихиды и раздавать милостыни в память о своем предке. Но, только после еще нескольких чудесных знамений, уже Иоанн Грозный велел соорудить здесь каменную церковь и восстановить запустевший монастырь. На одной из икон Данилова монастыря изображен Иоанн IV. При царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, в 1652 году, гроб св. Даниила был перенесен внутрь храма. Мощи св. Даниила были положены в серебряную раку. Принявший пред смертью иноческий чин и схиму Даниил сам приказал, по своему смирению, похоронить свое тело не в церкви, а на общем кладбище, среди других усопших. Даниилу Александровичу приписывают постройку Архангельского собора, но это могло быть восстановление его после какого-нибудь пожара или разорения. Может быть, это был и совсем новый храм в честь ангела дяди основателя Московского княжества, князя Михаила Ярославича Хоробрита. Воспроизводим с гравюры XVIII столетия изображения церкви Спаса на Бору, которая при основателе Московского княжества была еще деревянной (стр. 43). Даниилу Александровичу приписывается основание монастыря на Крутицах — местности, названной так по своей крутизне. У подошвы этой возвышенности протекали две речки, с северной — Сара, с южной — Подон.