Беседы с палачом. Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме

В юридической и энциклопедической литературе такая многозначность преодолевается применением составного термина смертная казнь (см., напр. [72]) который, однако, со строго лингвистической точки зрения представляет собой плеоназм такого же ряда, как патриот родины, своя автобиография, коллега по работе, народная демократия и т. п.

Латинское слово poenă, терминологически параллельное русскому казнь, имеет два главных значения: «1) наказание, кара; 2) страдание, мучение, мука». [73] В первом значении оно синонимично слову punitio. [74]

М.Бартошек усматривает в слове poenă также архаическое значение «очищение коллектива от преступления и посвящение преступника божеству», одновременно снабжая это слово этимологическую пометой «греч.». [75] Не ясно, из какого источника М.Бартошек почерпнул указанное значение (в фундаментальном «Латинско-русском словаре» И.Х.Дворецкого такое значение не представлено и слово poenă пометой «греч.» не сопровождается). Возможно, М.Бартошек выводит это значение из греческого poin» «штраф (особенно за убитого), возмездие, вознаграждение; вообще кара, наказание», [76] однако связь между латинским poenă и греческим poin», несмотря на их наглядную смысловую и звуковую близость и мнение крупнейших латинистов о греческом происхождении первого (см., напр. [77]), не вполне ясна. Не исключено, что слово poenă действительно было заимствовано из греческого языка, но не менее возможно и обратное заимствование, а ещё более вероятно, что оба слова происходят из общего праязыкового корня, длительное время существовали независимо друг от друга и лишь позднее сблизились на почве греко-римских этнокультурных связей (попутно отметим, что дискуссионность отношений между латинским poenă и греческим poin» сказывается на спорах этимологов об истории русского слова пеня, см., напр. [78]).

Трудность адекватного перевода латинского слова poenă на русский язык и толкование связанных с ним юридических понятий обусловлены и тем, что оно входит в многозначное терминологическое словосочетание poenă capĭtis(=poenă capitālis), одно из значений которого «высшая мера наказания в Древнем Риме» не совпадает с современным значением «смертная казнь» (подробнее см. ниже).

Во избежание терминологической сбивчивости латинские юридических выражения при необходимости далее сопровождаются разъяснениями и уточнениями.

В дальнейшем мы будем употреблять слово казнь в значении «лишение жизни как карающая или ритуальная мера, а также намеренное убийство с низменными целями», слово пытка — в значении «истязание, применяемое при допросе обвиняемого с целью вынудить его к даче показаний либо уступить своё имущество», оборот суровое наказание — в значении «жестокое карающее физическое и (или) психическое воздействие на того, кто совершил проступок, не приводящее намеренно к гибели наказываемого».

К этому смысловому ряду примыкают слова изуверство и издевательство. Первое мы употребляем в значении «намеренное калеченые кого-л. с целью извлечь из этого материальную выгоду, отомстить обидчику или сделать из калечения театральное зрелище»; второе — в значении «причинение преимущественно должностным лицом кому-л. страданий с целью его жестоко унизить, для удовлетворения своих извращённых наклонностей или для нанесения ущерба здоровью истязаемого».

И наконец, слово варвар употребляется нами только в его первоначальном значении — «всякий неримлянин и негрек».

Читатель старого закала, воспитанный на сочинениях с вытянутым во фрунт поджарым слогом, немало удивится (если не оскорбится), встретив в нашей книге такие ухарские выражения, как прохиндей, окочуриться, пацан и т. п., применяемые если не к высокой, то более или менее почтенной исторической материи. Едва ли придётся по вкусу иным читателям и зубоскальство, которое там и сям сопутствует повествованию о некоторых исторических персонажах.

Что скажешь на это? Покаяние здесь ни к чему, поскольку автор не считает себя повинным в покушении на немеркнущие красоты русского языка (преподаванию и исследованию которого он посвятил главную часть своей осмысленной жизни). Не посягал автор и на репутацию почтенных исторических личностей. В качестве же объяснения такого стилистического и интеллектуального озорства (или, выражаясь современным слогом, — стёба) можно было привести пространные доводы, способные составить отдельный пухлый том. Однако чтобы не утомлять читателя высоколобыми рассуждениями, скажем предельно кратко: стилистический и интеллектуальный строй нашей книги выражает безнадёжное стремление хотя бы на миг вырваться из той убийственно-монотонной реки времён, о которой с непревзойдённым ужасом и восхищением (вопреки бодряческому толкованию, см. [79]) писал Г.Р.Державин:

Глава 1-я. КАЗНИ

По степени жестокости и неотвратимости (критерии которых, впрочем, далеко не бесспорны) традиционные древнеримские казни можно разделить на пять разрядов:

К особым казням относятся шесть разновидностей:

Особые казни выделены в самостоятельный разряд потому, что их первые три группы не предусмотрены римским законодательством; четвёртая группа представляет собой промежуточный тип между телесным наказанием и собственно казнью; пятая применялась только за воинские преступления; шестая представляла собой человеческие жертвоприношения, совершавшиеся согласно древнеримской религиозной обрядности и религиозным представлениям.

Существовали также казни, которые из-за особенностей их описания в трудах римских историков относятся к неясным и спорным случаям. Они рассмотрены отдельно.