Схватка титанов

Оценив возможности бронетанковых соединений (а впоследствии и объединений) Брянского фронта, вернемся к середине апреля 1942 года. Силы фронта из-за полученных резервов значительно возросли. Только танков (в составе Брянского фронта) насчитывалось более 1500 единиц.

В связи с увеличением количества войск еще 20 апреля по инициативе командующего фронтом была создана новая, 48-я армия. Несколько раньше, 4 апреля, в состав Брянского фронта вошла 40-я армия, переданная из Юго-Западного фронта. Она обороняла полосу шириной 110–115 км, имея в своем составе пять стрелковых дивизий без средств усиления. С получением этой армии Брянский фронт должен был прикрывать новое важное направление — Курск, Воронеж, расходившееся с орловско-тульским почти под прямым углом. В случае наступления противника на обоих этих направлениях фронт мог оказаться в очень тяжелых условиях. Поэтому командование Брянского фронта внесло в Ставку предложение создать на воронежском направлении новое фронтовое управление, подчинив ему фланговые армии Брянского и Юго-Западного фронтов (40-ю и 21-ю) и две находившиеся на этом направлении резервные армии Ставки (3-ю и 6-ю). Однако Ставка ВГК расценила предложение командования Брянского фронта как посягательство на ее (Ставки) резервы и отклонила его.

Теперь рассмотрим, как Ставка и фронтовое командование оценивало складывавшуюся в полосе Брянского фронта и соседних фронтовых объединений обстановку. Необходимо отметить, что деятельность командования и штаба Брянского фронта весной и в начале лета строилась исключительно на частных указаниях Ставки, без широкого ориентирования руководства БФ во всех сложностях оперативно-стратегической обстановки в целом.

20 апреля Брянский фронт получил директиву Ставки ВГК о подготовке частной наступательной операции на курско-льговском направлении. Конечная ее цель командованию Брянского фронта не сообщалась. Директивой предусматривалось нанесение двух самостоятельных ударов на изолированных друг от друга направлениях: один 48-й армией в составе четырех стрелковых дивизий, восьми отдельных и двух танковых бригад в общем направлении на Введенское; другой, более сильный, — в полосе 40-й армии силами шести стрелковых дивизий, трех отдельных стрелковых бригад, двух танковых бригад и 4-го танкового корпуса. Направление этого удара шло южнее Курска, а объектом действия 4-го танкового корпуса назначался город Льгов. Данная директива Ставки предусматривала активные действия меньшей части войск фронта. Большая же их часть должна была выполнять пассивные задачи — удерживать занимаемые позиции. Такое решение Ставки командование Брянского фронта тогда объясняло тем, что она (Ставка) ожидала активных действий противника на орловско-тульском направлении и стремилась сохранить главные силы БФ для противодействия этому наступлению.

23 апреля командующий фронтом выехал в Москву для доклада плана наступления, разработанного в соответствии с директивой Ставки. По возвращении генерал Ф.И. Голиков передал в штаб фронта полученное указание: подготовить и провести наступательную операцию более широкого масштаба, уже на орловском направлении. Брянский фронт получил задачу — нанести концентрические удары силами 61-й и 48-й армии в обход Орла с северо-запада и юго-запада. Им должны были частью своих сил оказать содействие 3-я и 13-я армии. Готовность войск фронта к наступлению была определена Ставкой к 10–12 мая, то есть одновременно с наступлением войск Юго-Западного фронта в районе Харькова.

Планирование операции в штабе Брянского фронта было закончено к 5 мая. Но начать ее в указанный срок командование (фронта) не могло, так как еще не были подвезены необходимые припасы и горючее. Генерал-лейтенант Голиков попросил Ставку перенести начало наступления на 16 мая. Дав на это согласие, Ставка, однако, не изменила срока наступления Юго-Западного фронта, которое началось 12 мая. Таким образом, противнику пришлось отражать удар только одного фронта на относительно узком участке, что обеспечивало ему возможность маневра силами и средствами.

Однако у решения по отмене наступления Брянского фронта была еще одна причина. Надо признать, что перед летним наступлением на юге германскому командованию крупно повезло: в его руках оказался советский генерал А.Г. Самохин, до войны наш военный атташе в Югославии, а в роковой для него час — командующий 48-й армии Брянского фронта. Только недавно побывавший на приеме у Сталина, он летел на фронт. На его беду, пилот, который остался без штурмана и плохо знал навигационную обстановку, посадил самолет не в Ельце, а на аэродроме противника в Мценске! Немцам не пришлось силой выуживать у советского генерала нужные им сведения: при нем оказалась полевая сумка с секретными директивами, которые давали полную картину предстоящего наступления войск под командованием маршала Тимошенко с барвенковского выступа [11].

Несмотря на географическое «соседство», о ходе сражения в районе Харькова в штабе Брянского фронта знали очень мало. По непонятным соображениям Генеральный штаб Красной армии не информировал ни командующего, ни штаб фронта об обстановке на Юго-Западном фронте. Сведения же, поступавшие из штаба ЮЗФ, были весьма отрывочные. Но 16 мая командование Брянского фронта получило из Генштаба предупреждение, что предстоит изменение фронтового плана наступления. 17 мая на Брянский фронт прибыл представитель Ставки генерал-лейтенант П.И. Бодин. Он сообщил, что в результате сильных контрударов противника обстановка для войск Юго-Западного фронта чрезвычайно осложнилась. Для содействия войскам ЮЗФ Брянскому фронту по указанию Ставки надлежит провести частную наступательную операцию войсками 40-й армии, поддержав ее всей операцией фронта.

40-я армия не была готова к немедленному переходу к наступлению. Назначив его на 20 мая, генерал-лейтенант Ф.Н. Голиков выехал в 40 А для руководства подготовкой войск к операции. Через несколько дней намеченное наступление 40-й армии Ставка отменила, поскольку оно уже не могло повлиять на положение войск Юго-Западного фронта в районе Харькова. 24 мая войскам Брянского и Юго-Западного фронтов было приказано прочно удерживать занимаемые рубежи обороны.

В конце мая и в начале июня германские войска продолжали активные наступательные действия в районе Харькова. В ходе разгрома окруженных группировок Юго-Западного и Южного фронтов Красная армия понесла тяжелые потери. По существу, это была настоящая катастрофа. Согласно советским источникам, Юго-Западный и Южный фронты потеряли 277 190 человек, из них 170 958 безвозвратно и 106 232 ранеными [12]. Погибли там и наши известные военачальники: Ф.Я. Костенко, Л.B. Бобкин, A.M. Городнянский, К.П. Подлас. Некоторые из них предпочли покончить с собой, чтобы не оказаться в «руках противника». По немецким данным, только в плен было взято 239 тыс. человек [13]. Боеспособность вышеперечисленных фронтовых объединений была утрачена. Это отрицательно сказалось на исходе оборонительной операции Брянского фронта, начавшейся в последних числах июня.

Войска Брянского фронта, пять общевойсковых армий которого находились в непосредственном соприкосновении с противником, в течение июня продолжали совершенствовать свою оборону. 61, 3, 48-я и 13-я армии имели по две оборонительные полосы и сильные вторые эшелоны. Более слабой оказалась оборона в полосе 40-й армии, где не были еще так развиты инженерные сооружения, а тактическая плотность войск была меньшей, чем в других армиях. Тогда по распоряжению командующего фронтом усилили первый эшелон 40-й армии и создавалась вторая полоса обороны по рубежу река Кшень, Быково, занятая 6-й стрелковой дивизией, а также 111-й и 119-й стрелковыми бригадами, переданными в состав армии. Между первой и второй полосами армий расположились 14-я и 170-я танковые бригады, предназначенные для контратак. Район вокруг н/п Касторное, превращенный в противотанковый (район), заняла 284-я стрелковая дивизия, находившаяся во фронтовом резерве. Вблизи Касторного сосредоточились 115-я и 116-я отдельные танковые бригады фронтового резерва.