Загадочная Отечественная война

Для того чтобы поверить, что польскую армию нельзя перебросить на Кавказ иначе чем через Иран, нужно было иметь очень большую фантазию и очень слабое знание географии. В Кремле все поняли и окончательно поставили на своем польском «союзнике» крест.

«Поскольку принятые обязательства поляками не выполнялись, а мы испытывали серьезные затруднения с вооружением для Красной Армии и складывалась крайне тяжелая обстановка на фронте, советское правительство в июле 1942 г. уведомило польскую сторону, что считает невозможным дальнейшее формирование польских войск в пределах СССР, и поставило вопрос об их полной эвакуации», — вспоминал впоследствии генерал Штеменко [271].

Разрешение вывести армию на Ближний Восток было демонстративно передано Андерсу через третьих лиц — советское руководство не испытывало никакого желания встречаться с этим деятелем. Едва ли, однако, это уязвило польского генерала — устыдить можно только человека, имеющего совесть.

Эвакуация была проведена за каких-то полтора месяца. 5 сентября Сталин получил шифрограмму об окончании эвакуации из СССР польских частей. Всего в Иран прибыло 69 917 поляков, из них военнослужащих — 41 103 человека [272]. В Советском Союзе осталось несколько офицеров; одним из них был подполковник Зигмунд Берлинг.

Для советского руководства история создания армии Андерса стала историей разочарования в союзнике. Разочарования горького и болезненного: ведь в Кремле шли навстречу буквально всем просьбам поляков, старались не вмешиваться во внутренние дела создаваемой на советской земле за счет советских ресурсов союзной армии. Все оказалось напрасным: ни в 41-м, ни в 42-м польские части не появились на советско-германском фронте.

В течение самого тяжелого за всю войну года Советский Союз кормил несколько десятков тысяч польских солдат и офицеров, а также множество польских гражданских лиц. Это были нешуточные расходы: при эвакуации польской армии в Иран именно этот вопрос вызвал наибольшие опасения у англичан. «Поляки захотят отправить вместе с войсками значительное число своих женщин и детей, которые в основном существуют на пайки польских солдат. Питание этих иждивенцев будет значительным бременем для нас», — писал Черчилль Сталину [273]. Для напрягающего все свои силы в борьбе с немцами СССР это было еще более тяжким бременем — а ведь кроме продпайков, в 1941–1942 годах польское правительство и командование польской армии получили от СССР денег и услуг на сумму около 200 миллионов рублей [274].

Разрыв советско-польских союзнических отношений (а именно это де-факто означал вывод польских войск в Иран, нарушавший все ранее подписанные межгосударственные соглашения) не был спровоцирован советской стороной. Даже вопрос о границах — главный камень преткновения советско-польских отношений — мог быть решен в пользу Польши. Еще в мае 1942 года (когда Андерс в Лондоне пытался добиться вывода польской армии из СССР) в ответ на запрос британского МИДа советские дипломаты отмечали:

«Советское правительство считает само собой разумеющимся, что вопрос о послевоенных границах между Советским Союзом и Польской Республикой составит предмет особого соглашения между правительством Польши и СССР, как об этом было в свое время условлено между председателем Совета Народных Комиссаров СССР И. В. Сталиным и премьер-министром Польской Республики генералом Сикорским.

При этом Советское правительство выражает уверенность, что этот вопрос будет разрешен по взаимному согласию названных сторон в духе существующих между обеими странами дружественных, союзных отношений» [275].

Командование польской армии в СССР разорвало эти союзные отношения, даже не задумавшись, от каких политических выгод тем самым отказывается. Нежелание воевать и откровенный антисоветизм и русофобия оказались сильнее политического прагматизма.

В Кремле поняли, что иметь дело с этими деятелями нельзя. Однако видимость нормальных отношений продержалась до апреля 1943 года, когда польское правительство в Лондоне поддержало выдвинутую германской пропагандой версию о «Катынском деле». Только после этого явно враждебного шага дипломатические отношения были разорваны.

Не связанный более политическими обязательствами Кремль поступил прагматично, начав формирование подконтрольного себе Войска Польского. 8 мая 1943 года ГКО принял решение о создании в СССР польской пехотной дивизии им. Т. Костюшко под командованием Зигмунта Берлинга. Уже через пять месяцев дивизия приняла первый бой под деревней Ленино Могилевской области. А в 1944 году сформированная в СССР 1-я польская армия вместе с советскими войсками вошла на территорию Польши. Новая власть — Польский комитет национального освобождения — стала просоветской, а граница между двумя странами прошла по «линии Керзона». И оставшееся в Лондоне польское эмигрантское правительство не могло винить в этом никого, кроме себя. Кремль больше никогда не забывал полученный урок. Союзник — это хорошо, но еще лучше — контролируемый союзник; эта истина впоследствии нашла свое воплощение при формировании в Восточной Европе советского блока.

Сегодня, когда история Второй мировой войны стала ареной для политических боев, когда во всех мыслимых и немыслимых грехах принято обвинять Советский Союз, якобы «оккупировавший» Восточную Европу, всем нам полезно вспомнить подлинную историю польско-советских отношений в годы войны. Потому что никто не сделал для разрушения этих отношений больше, чем само польское руководство.

Андрей Резяпкин

Коричневые политруки вермахта

Согласно доктрине «двух опор», вооруженные силы Третьего рейха должны были оставаться основой государства, свободной от посягательства второй опоры — от национал-социалистической партии. Рейхсвер (с 1935 г. — вермахт) получил привилегию единственного оруженосца нации при условии, что он будет абсолютно надежным сторонником Гитлера и защитником государства от внешних врагов. Что и было зафиксировано в 1934 году в новом тексте присяги и в обязанностях немецкого солдата.

Военная организация государства, мировоззрение которого строилось на национал-социализме, естественно, не могла оставаться политически нейтральной. НСДАП оказывала постоянное прямое и косвенное воздействие на жизнь немецкого общества, и на вооруженные силы в том числе. Несмотря на то что военные и политические лидеры неоднократно подчеркивали аполитичность рейхсвера-вермахта, жизнь быстро расставила все на свои места. Принятие присяги канцлеру не оградило вооруженные силы от постепенного окрашивания в коричневые цвета. Как только нацисты добились от военных клятвы верности своему лидеру, они тут же приступили к разрушению традиционных ценностей офицерского корпуса. Обязательство рейхсвера-вермахта следовать данной присяге стало залогом медленного, но верного движения вооруженных сил в том направлении, которое устраивало вторую опору государства (НСДАП) — к воспитанию оруженосца нации в духе преданности национал-социалистическим идеалам.

Многие военные не ставили изначально знака равенства между Гитлером и НСДАП, и положение консервативной военной элиты в системе власти постепенно, но верно ухудшалось: между армией и властью, между старой консервативной и новой правящей идеологией не осталось никаких промежуточных инстанций. Пока офицерский корпус возлагал надежды на то, что представители верховного командования оградят вооруженные силы от национал-социалистического влияния, Гитлер окружал себя теми из них, кто в большей или меньшей степени разделял его идеалы. Упростив организацию управления армией, он в 1938 году стал ее главнокомандующим, совместив, таким образом, в одном лице всю военную, партийную и исполнительную власть в государстве.