Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

А далее купец, посетовав, что накануне знакомый ввел его в грех – не предупредив, накормил сухариками, пожаренными на сливочном масле, вступал с владельцем продовольственного магазина в предметный разговор:

– Таа-а-к... икра хороша?

– Отменная-с...

– Не хуже масленичной?

– Лучше-с... Что свежая, что паюсная – жемчуг, а не икра-с...

– Ладно. По бочоночку маленькому, фунтов этак на пять, и той и другой...

– Слушаю-с...

– А балык?.. Ты мне и осетровый, и бело-рыбий покажи...

– Вот-с...

– Ага!.. Ну, что – ничего, добросовестный балык... Вот осетровый как будто не ян-тарист, а?

– Сохрани Бог! Прозрачней стекла-с, а это только сверху, – действительно затуманился. Воздух комнатный – потеет-с, опять же и ножом тронут...

– Давай и балыка... да и семги, – семга у тебя хороша. Ты мне ее вот этак, по хребту... понимаешь?

– Извольте-с...

– Ну, а капуста?.. Как у тебя в этом году насчет капусты?

– Похвастаться, Маркел Маркелыч, могу – на удивленье капуста – что кочанная на яблоках, что шинкованная салатная – редкостная. Опять же огурцы...

– Какие огурцы-то?

– Всякие-с... В дынях, арбузные, на черемуховом и дубовом листу...

– С чесночком?

– Всенепременно-с... И корнишоны-с нежинские на виноградном уксусе...

– Не штурмовские?

– Разве возможно-с! Разве могу я штурмовские любителю предлагать? У Штурма, можно сказать, фабричный препарат– с, а тут гастрономия. Прикажете-с?

– Пришли... капустки, пришли огурчиков и корнишонов твоих хваленых...

Хозяин придвигается к покупателю и переходит чуть не на шепот.

– Есть у меня для вас, Маркел Маркелыч, новинка-с...

– Какая?

– Чудесная-с... Персики соленые и ананасы маринованные...

– И хороши?

– Тают-с...

– Давай... это ты мне давай – и персиков давай, и ананасов. Ежели хороши, то это, братец, чудеснейшая вещь. А много у тебя?

– Не то чтобы очень много, но порядочно...

– Так ты того – попридержи. Очень-то не разбрасывай...

– Слушаю-с...

– Ну, а мелочь как? Маслины там, оливки, каперцы, шарлотка?..

– Первый сорт-с...

– Масла прованского не забудь.

– Как можно-с... У меня для вас, Маркел Маркелыч, да для генерала Знобишина осо-бое-с, специально выдержанное... А рыбы соль прикажете?

– Разве есть?

– Постарался...

– Молодец... Это ты молодец, рыбку соль я, братец, уважаю – с понятием рыбка, тонкая... А счет ты того – в контору...

– Слушаю-с...

– Ну, вот... прощай покуда... Да ты строго пост блюди, сохраняйся... Теперь ведь разврат этот всюду пошел...»

Среди важнейших событий в жизни Москвы в период Великого поста следует отметить Вербный базар – продажу разных вещей, доход от которой поступал в пользу благотворительных организаций. Обычно в число его устроителей входили представители дворянской и купеческой знати, а сам он проходил в Благородном собрании.

«Через Дмитровку перекинута вывеска базара, – описывала его газета „Голос Москвы“ в 1910 году. – Фасад и крыша собрания также увешены вывесками. Лестница убрана тропическими растениями и гирляндами хвои. У входной двери в вестибюле – павильоны с продажей в пользу об-ва детолюбивого и благотворительного, в пользу реформатской церкви.

Вестибюль обращен в русскую палату. Живопись декораций, убранство и освещение очень выдержаны. За чайным буфетом служат барышни в русских костюмах. При приеме пакетов для рассылки на дома служат мальчики, одетые в боярские костюмы. Здесь – оркестр гудошников и механическое пианино. Соймоновский и Гагаринский залы заняты киосками.

В угловом зале расположена итальянская таверна, устроенная попечительством Тверской части. В другом углу – изящный киоск «Под душистой веткой сирени», устроенный благотворительным обществом 1837 г. [...]

Над большим залом парит громадный аэроплан, представляющий точную копию аэроплана Фармана. В центре зала эстрада, где продаются вещи, пожертвованные Великой Княгиней Елизаветой Федоровной, – цветы, фрукты и т.д. Здесь же – кадки с сюрпризами.

Рогожское попечительство выстроило в зале обсерваторию в средневековом стиле. Нажатием кнопки разрешается загадка – на северном или южном полюсе должна появиться комета. Если играющий угадает, то комета действительно появляется и угадавший получает премию. Если же угадать не удалось, то в окошечке появляется юмористическая надпись. Здесь же устроена юмористическая фотография. Здесь же в обсерватории находится кабинет хиромантки.

В одном из углов зала – царство Шантеклера [70]. Здесь в кафе прислуживают дамы и барышни в костюмах Шантеклер. На эстраде устроена игра Шантеклер. При удачном выпадении шарика петух ярко освещается электричеством, а выигравший получает приз.

В другом углу белые медведи; здесь на ледяных глыбах сверкает шампанское.

В малом зале будет даваться детская комедия «Снежная королева», а вечером разнообразное кабаре. В курительной комнате устроен синематограф, в круглой гостиной – моментальная фотография».

Главной приманкой публики на Вербный базар служила «грандиозная лотерея-аллегри», т.е. «мгновенная» – с немедленным получением выигрышей. В указанный год в фонд лотереи поступило от благотворителей более четырех тысяч предметов. В их числе было около трех десятков крупных вещей большой ценности: вазы и ковры, пожертвованные императрицей Александрой Федоровной и ее сестрой великой княгиней Елизаветой Федоровной, а также «два ящика с серебром, две громадные картины известных художников, две швейные машины, пианино, золотая дамская цепь и т.п.».

Поскольку Вербный базар относился к числу светских мероприятий, то дамы из высшего общества принимали в нем самое активное участие. Например, газеты сообщали о торговле на славу «центрального киоска-аэроплана», где в качестве продавщиц сидели супруга градоначальника А. А. Адрианова и жена известного московского богача М. Ф. Марка.

Во время Великого поста Москва подвергалась настоящему нашествию провинциальных актеров, которые съезжались со всех концов России. По старой традиции, после окончания театрального сезона в Первопрестольной открывалась актерская биржа, где вершителями судеб артистов были антрепренеры, набиравшие труппы на новый сезон.

«Вторая неделя Великого поста – полуактерская неделя, – напоминал москвичам обозреватель журнала „Искры“, приступая к „зарисовкам с натуры“. – Зато третья – сплошь актерская. Кстати же, в Москве теперь открывается актерский съезд. Идешь по улице, куда ни поглядишь – бритые физиономии. Зайдите в любой ресторан, кто сражается на бильярде – опять бритый, но не всегда с бритым. Чаще партнером является купчик в зеленом или розовом галстуке и в таких модно-пестрых штанах, что, заметив их, собака за полверсты уже начинает чувствовать нервное расстройство.

В театральном бюро, на новом месте, – столпотворение вавилонское. Тут и те, которые приехали, и те, которые проехали (зайцами, значит!) по железным дорогам. Счастливцевы – любовники и комики и Несчастливцевы – трагики и благородные отцы вперемешку.

В толпе лицедеев мелькают господа антрепренеры. То с одним пошепчутся, то другого на сторону отзовут. Осчастливленные сейчас же начинают врать... Горячее время на актерском базаре: составляются труппы для летнего сезона. Боже сохрани остаться без ангажемента.

Первый любовник, великолепный блондин, но с физиономией несколько уже помятой и наглыми глазами, поправляя куафюру, говорит:

– Я вовсе об ангажементе не забочусь. За мною антрепренеры сами бегают. Меня публика знает и любит... Когда я играю, в бельэтаже и бенуаре – дамский цветник. Едва я попал в Москву, сейчас старые знакомства отыскались: одна коммерсантка тут из Замоскворечья и еще дамочки... даже очень видное положение занимает...