Загогулина в портфеле президента

Для главы «Учебника истории», публикуемого в «Новой газете», мы выбрали те страницы книги академика РАН Олега Богомолова «Моя летопись переходного времени» (она причудливо соединяет в себе и беспристрастную логику исследователя, и личную исповедь), которые посвящены самому зарождению рыночных реформ.

Конечно, сколько сейчас политиков и экономистов, имевших отношение к появлению на свет этого столь желанного, но оказавшегося таким трудным ребенка, столько могло быть и вариантов этой главы. У нас ведь сейчас целый СБР – союз бытописателей реформ. И сколько желчи вылили на членов этого союза въедливые сатирики. Но мы не случайно остановились на исповедальных отрывках из «летописи» – кто-то из коллег назвал ее «олегописью» – Олега Богомолова. Ведь он в те времена был и членом Консультативного совета при Борисе Ельцине, и одновременно очень неудобным для младореформаторов первой волны оппонентом, предсказавшим тупиковые ситуации, которые их ожидали.

«Утром 19 августа 1991 года, – пишет Олег Богомолов, – мне позвонили из газеты „Мегаполис экспресс“ с одним вопросом: „Что же будет дальше?“ Газета опубликовала ответ в рубрике „О чем говорят в Москве“. Он был краток: „… Скорее всего, эта политическая авантюра закончится провалом… Но она ускорит процесс развала страны, республики воспользуются ситуацией, чтобы застраховать себя от военного переворота и защитить свой суверенитет“.

Пережитые в августе 1991 года потрясения завершились благополучным возвращением Горбачева из Крыма, массовыми похоронами трех жертв трагических событий, роспуском КПСС и освобождением зданий ЦК на Старой площади, снятием памятника Ф. Дзержинскому на Лубянской площади. Наступила некоторая пауза, наполненная ожиданиями дальнейшей судьбы страны.

Основным содержанием собравшегося в первых числах сентября 1991 года внеочередного Съезда народных депутатов стала разработка процедуры „цивилизованного развода, по возможности без размена жилой площади“. Прибалтийские республики были уже отрезанным ломтем. Грузия и Молдавия находились на пороге отделения. Но все же большинство республик склонялось к необходимости сохранения в той или иной форме ряда общих государственных структур и поддерживало идею разработки соответствующего договора.

В качестве заместителя председателя редакционной комиссии съезда я участвовал в выработке текста соответствующего постановления. Удалось договориться относительно того, как могло бы быть сохранено государственное единство. Но неподалеку от помещения редакционной комиссии за отдельным столом напряженно трудились над каким-то текстом Руцкой и Шахрай. Скорее всего, они готовили второй, предельно краткий и лишенный конкретных деталей документ, который и был принят съездом. И хотя в его основе лежала идея сохранения общей государственности, твердой уверенности в том, что она будет реализована, заявление не оставляло.

После окончания съезда Ельцин отбыл на отдых в Сочи, и страна вновь оказалась в состоянии ожидания своей дальнейшей судьбы.

Уже началось растаскивание того, что лежало в основе экономического объединения, – собственности. Каждая республика объявляла своей собственностью все, что находилось на ее территории. Договориться о каких-то межреспубликанских формах собственности при такой ситуации было весьма трудно. Раздел собственности происходил не только между республиками, но и между областями, ведомствами и т. д. Делили, казалось бы, неделимое – единые технологические и производственные системы и комплексы. Каждая республика объявляла железнодорожные сооружения и пути, трубопроводы, линии электропередач на ее территории своими. И страсти здесь разгорались порою низменные: поскорее захватить, прибрать к рукам.

Беловежский сговор в декабре 1991 года поставил крест на возможности сохранения общего экономического пространства и конфедеративного устройства в пределах бывшего СССР, а „шоковая терапия“ перечеркнула возможности сравнительно скорой и безболезненной стабилизации экономики и ее перевода на здоровые рыночные основы. Был упущен шанс и на укрепление общеевропейской безопасности. США и НАТО заполнили геополитический вакуум в Центральной и Восточной Европе и провели новую разделительную линию на континенте. У ряда западных деятелей возник соблазн использовать крах коммунизма для того, чтобы утвердить безраздельное господство в Европе США и НАТО.

Принятия неотложных мер требовала экономика, развал которой представлял самую главную опасность для победившей в России демократии. Российский президент находился на отдыхе, и с ним не было связи даже у вице-президента, между тем медлить было нельзя. Об этом ставили вопрос члены Консультативного совета сначала при Председателе Верховного Совета РСФСР, а затем, после президентских выборов, – при Президенте Российской Федерации. Совет состоял из ученых, журналистов, писателей и политиков демократической ориентации, критически относившихся к дрейфу Горбачева вправо. В совет входили Г. А. Арбатов, О. Т. Богомолов, Ю. Ю. Болдырев, П. Г. Бунич, Д. А. Волкогонов, писатель Д. А. Гранин, А. М. Емельянов, Т. И. Заславская, М. А. Захаров, Ю. Ф. Карякин, Г. Х. Попов, Ю. А. Рыжов, А. А. Собчак, В. Т. Тихонов, С. Н. Федоров, Н. П. Шмелев, Е. В. Яковлев и другие.

Секретарем совета был назначен Г. Э. Бурбулис, который занял в дальнейшем также ключевую должность в правительстве – государственного секретаря. Доцент марксизма-ленинизма из Свердловска, Бурбулис вошел в межрегиональную депутатскую группу и запомнился мне своей манерой говорить настолько витиеватым, пересыпанным мудреными иностранными словечками языком, что смысл, если он присутствовал, уловить было необычайно трудно. Но часто мудреность принимают за ученость, что, видимо, и способствовало карьере Бурбулиса.

В разговоре с ним меня настораживали его бегающие глазки, ощущение, что у него есть что-то свое на уме, чем с собеседником не надо делиться. Так оно и было. Он не хотел привлекать Консультативный совет к выработке экономической политики, потому что имел другой замысел – подготовить к возвращению Ельцина план радикальной экономической реформы, который ему должна была составить группа молодых радикально настроенных экономистов во главе с Е. Т. Гайдаром. Их уже усадили за работу на подмосковной правительственной даче в Архангельском, и об этом мало кто знал.

Не берусь объяснить, почему Бурбулис остановил свой выбор на Гайдаре и рекомендованной последним группе малоизвестных экономистов из московских и ленинградских научных институтов. Смелость, решительность, быстрые и ощутимые результаты – вот что должно было понравиться Ельцину, а вместе с тем обеспечить славу и карьеру реформаторам. Этими мыслями и настроениями были охвачены радикальные либералы, находившиеся под гипнозом „шоковой терапии“ Бальцеровича в Польше и идей Джеффри Сакса из Гарвардского университета. Думаю, что импонировали далекому от экономической науки Бурбулису и такие новые словосочетания, то и дело слетавшие с языка либералов, как либерализация, макроэкономическая стабилизация, рестриктивная кредитно-денежная политика, „денежный навес“.

Как бы то ни было, периферийное для нашей страны, но превалирующее в США и на Западе либеральное направление экономической мысли внезапно обрело мощнейшую государственную поддержку и вскоре стало официальной идеологией. Его зарождение у нас Виталий Найшуль описывал примерно так: „В 1986–1987 годах возникла тусовка, которая объединяла людей из Ленинграда, Москвы и Новосибирска. Я состоял в этой тусовке. В ее составе были и Чубайс, и Гайдар, и те, кто потом не участвовал во власти… Лет десять назад мы встретились, и выяснилось, что все говорят на одном языке… В начале 90-х часть нашей тусовки пошла во власть. Они были сторонниками польского пути“.

Ленинградская часть „тусовки“, возглавлявшаяся Чубайсом, опубликовала в 1990 году в журнале „Век ХХ и мир“ фрагменты своей записки о концепции перехода к рыночной экономике в СССР. Судя по ним, записка представляла своего рода манифест либеральных радикал-реформаторов. В нем обосновывалась целесообразность „прыжка“ в рыночную экономику, не останавливаясь перед такими его побочными явлениями, как падение жизненного уровня населения, массовая безработица, социальная дифференциация, забастовки с экономическими и политическими требованиями. Недовольство и протесты предлагалось подавлять во имя достижения благородной цели построения современной рыночной экономики американского типа. Умонастроения этих людей, которые почему-то стали называть себя демократами, с предельной откровенностью выразил тот же В. Найшуль: „Одна из российских традиций – это традиция единомыслия. Меньшинство должно набрать в рот воды. Именно так с ним надо разговаривать. Я не вижу возможности организовать здесь жизнь не на авторитарных началах“.