Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого

Не чудотворная икона привлекала в Новодевичьем монастыре царедворцев, а жившая там после шлиссельбургского заточения старица Елена, в миру бывшая царица Евдокия Федоровна, первая жена Петра Великого. Многие ожидали, что значение Евдокии, бабушки царя, после падения Меншикова и переезда двора в Москву должно сильно возрасти. «Ныне у нас в Петербурге, – продолжал Пашков, – многие… безмерно трусят и боятся гневу государыни царицы Евдокии Федоровны». Опасения были, по-видимому, основательны: опытный царедворец Остерман сразу же после свержения Меншикова написал в Новодевичий более чем ласковое письмо, в котором подобострастно извещал старушку, что «дерзновение восприял Ваше величество о всеподданнейшей моей верности обнадежить, о которой как Его императорское величество, так и, впрочем, все те, которые к Вашему величеству принадлежат, сами выше засвидетельствовать могут». Да и сама бабушка-инокиня, особа весьма экспансивная и темпераментная с молодости, бомбардировала письмами Петра и его воспитателя, выказывая крайнее нетерпение и требуя немедленной встречи с внучатами.

Но Петр почему-то не проявлял ответных горячих чувств и, даже переехав в Москву, не спешил повидаться с бабушкой. Когда же эта встреча состоялась, император пришел на нее с цесаревной Елизаветой, что Евдокии понравиться не могло. И хотя в начале 1728 года Евдокия получила статус вдовой царицы с титулом «Ее величество», значение ее оказалось ничтожным. Царь уклонился от влияния бабушки, как и всех своих родственников с ее стороны (Лопухиных). И хотя царь вернул им их прежние права и владения, отобранные Петром I в 1718 году, но приблизиться к трону и тем более разделить власть с ним Лопухины не смогли.

Некоторые царедворцы полагали, что заметную роль при Петре будет играть его старшая сестра Наталья Алексеевна. Иностранцы писали о ней как об особе доброжелательной, разумной, имевшей влияние на неуправляемого царя. Однако осенью 1728 года Наталья умерла. Не меньшее, а даже большее внимание придворных искателей счастья привлекала другая девушка – цесаревна Елизавета, которой в конце 1727 года исполнилось восемнадцать лет.

Зачем учиться, когда можно жениться

Здесь мы касаемся той деликатной темы, о которой не решился распространяться, опасаясь перлюстрации, английский резидент К.Рондо. Дело в том, что все наблюдатели поражались стремительному взрослению Петра II. Весной 1728 года прусский посланник писал о двенадцатилетнем мальчике: «Почти невероятно, как быстро, из месяца в месяц, растет император, он достиг уже среднего роста взрослого человека и притом такого сильного телосложения, что, наверное, достигнет роста своего покойного деда». Князь Иван Долгорукий уже преподавал царю начала той науки, которую люди осваивают в более зрелом возрасте. Долгорукий заслужил довольно скверную славу у мужей московских красавиц. Княгиня Наталия Долгорукая в своих знаменитых «Своеручных записках» восторгалась достоинствами покойного мужа. На склоне своих лет она так писала о князе Иване: «Он рожден был в натуре, ко всякой добродетели склонной, хотя в роскошах жил яко человек, толко никому зла не сделал и никово ничем не обидел, разве што нечаянно».

Князь М.М.Щербатов, ссылаясь на мнения очевидцев, писал о Долгоруком иначе: «Князь Ив. Алек. Долгоруков был молод, любил распутную жизнь и всякими страстями, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем. Пьянство, роскошь, любодеяние и насилие место прежде бывшаго порядку заступили. В пример тому, к стыду того века, скажу, что слюбился он или лучше сказать – взял на блудодеяние себе между прочими жену К.Н.Е.Т., рожденную Головкину (речь идет о Настасье Гавриловне Трубецкой – дочери канцлера. – Е.А), и не токмо без всякой закрытости с нею жил, но и при частых съездах к К.Т. (князю Н.Ю.Трубецкому. – Е.А.) с другими младыми сообщниками пивал до крайности, бивал и ругивал мужа, бывшаго тогда офицером кавалергардов, имеющаго чин генерал-майора и с терпением стыд свой от прелюбодеяния жены своей сносящаго. И мне самому случилось слышать, что единажды, быв в доме сего кн. Трубецкаго, по исполнении многих над ним ругательств, хотел, наконец, выкинуть его в окошко… Но… согласие женщины на любодеяние уже часть его удовольствия отнимало и он иногда приезжающих женщин из почтения к матери его (то есть посещающих мать Ивана, Прасковью Юрьевну. – Е.А.) затаскивал к себе и насиловал. Окрул<ающие его однородцы и другие младые люди, самые распутством дружбу его приобретшие, сему примеру подражали, и можно сказать, что честь женская не более была в безопасности тогда в России, как от турков во взятом граде».

Как о человеке «злодерзостном», который «сам на лошадях, окружен драгунами часто по всему городу необычайным стремлением как бы изумленный скакал, но и по ночам в честные домы вскакивал, гость досадный и страшный», вспоминал об Иване Феофан Прокопович. Естественно, что нравы «золотой молодежи» полностью разделял и царь, тянувшийся за старшими товарищами.

Именно поэтому подлинный переполох в высшем свете вызвали слухи о неожиданно вспыхнувшей нежной семейной дружбе тетушки и племянника. Елизавета, восемнадцатилетняя красавица, веселая, милая девушка с пепельными волосами и ярко-синими глазами, многим кружила головы и при том не была ханжой и пуританкой. Она, как и император, без ума любила танцы, движение, охоту, и вот мы читаем в донесениях посланников, что «принцесса Елизавета сопровождает царя в его охоте, оставивши здесь всех своих иностранных слуг и взявши с собою только одну русскую даму и двух русских служанок». При чтении этого фрагмента так и встает перед глазами великолепная картина Валентина Серова «Петр II и цесаревна Елизавета на охоте». И так хорошо ложится на эту картину стремительная, изящная и немного тревожная мелодия «Времен года» Антонио Вивальди – ведь он был современником всех наших героев: родился на шесть лет позже Петра Великого, а умер в год, когда Елизавета вступила на престол, в 1741 году.

Как бы то ни было, казавшиеся химерическими брачные проекты австрийского посланника графа Кинского, предлагавшего Петру Великому решить сложную династическую проблему путем заключения брака Петра и цесаревны Елизаветы, вдруг стали понемногу приобретать реальные черты. Долгорукие, видя рост влияния Елизаветы, всполошились, начались интриги, разговоры о том, чтобы выдать легкомысленную дочь Петра Великого за какого-нибудь заграничного короля, инфанта или герцога.

Но тревога была напрасной, Елизавета не рвалась под венец с племянником, не стремилась она тогда и к политической власти, пути царя и веселой цесаревны довольно быстро разошлись, и год спустя они скакали по полям Подмосковья уже с другими спутниками. На этот счет есть примечательная цитата из донесения де Лириа: «Любящие отечество приходят в отчаяние, видя, что государь каждое утро, едва одевшись, садится в сани и отправляется в подмосковную (имеется в виду усадьба Долгоруких – Горенки. – Е.А.) с князем Алексеем Долгоруким, отцом фаворита, и с дежурным камергером и остается там целый день, забавляясь, как ребенок, и не занимаясь ничем, что нужно знать великому государю».

Все понимали, что князь Алексей – отец князя Ивана начал активно вести свою собственную игру. С одной стороны, он хотел отвлечь царя от Елизаветы, а с другой – оттеснить от трона своего сына, с которым был в сложных отношениях и соперничал при дворе. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий – бывший смоленский губернатор, президент Главного магистрата при Петре I ничем примечательным себя не проявил, оставаясь где-то во втором-третьем ряду петровских сподвижников. Как и его сын Иван, он долго жил в Варшаве в доме отца, Г.Ф.Долгорукого, но ни знание латыни, ни годы жизни в Польше и Италии ничего не дали князю Алексею, человеку «посредственного ума», по словам Щербатова, «нехитрого разума», по мнению другого мемуариста, В.А.Нащокина.

К весне 1729 года стало ясно, что соперничество с сыном – не самоцель князя Алексея. Иностранные дипломаты стали примечать, что князь Алексей «таскает своих дочерей во все экскурсии с царем». Среди трех дочерей Алексея выделялась семнадцатилетняя Екатерина – «хорошенькая девушка, роста выше среднего, стройная, большие глаза ее смотрели томно». Так описывает будущую невесту царя генерал Манштейн. Позже, в Березове, в ссылке, Екатерина показала себя человеком неуживчивым, капризным, склочным, что, в общем-то, понять тоже можно: сибирская ссылка – не остров Капри.