Принимаем огонь на себя!

ЧАСТЬ 3

3 МАЯ

Из статьи РИА «Новости» Украины от 22.04.2015 года: «3 мая ситуацию прокомментировала пресс-служба областного управления МВД. По версии милиции, «с верхних этажей нападающие начали закидывать мирных граждан бутылками с зажигательной смесью и вести по ним огонь из огнестрельного оружия. В результате использования злоумышленниками «коктейлей Молотова» возник пожар, который с верхних этажей распространился на значительную площадь здания и стал причиной гибели более 40 человек». Сотрудники пресс-службы не приняли во внимание два факта: что это за «мирные жители», от которых пришлось укрыться в здании, и что это за огонь, который распространяется сверху вниз. След «российских диверсантов» увидели в произошедшем практически все официальные лица страны, а когда Юлия Тимошенко [одиозный политик, одна из организаторов и лидеров первого «майдана» в Украине, русофоб, поддерживает войну на Донбассе] в ходе визита в наш город поблагодарила всех, «кто встал на защиту Одессы и Украины», не допустил «захвата административных зданий» и «внутренней оккупации», действительно захотелось, по мотивам широко разошедшегося в соцсетях мема улететь с этой планеты… [интернет-мем — в средствах массовой информации название информации или фразы, как правило остроумной и иронической, спонтанно приобретшей популярность в в Интернете]».

3 мая — Куликово поле

«Утром 3 мая около 6 часов была на Куликовом поле, — рассказывает Надя, — там были автобусы с милицией с надписью «Школьный автобус», я сделала вывод, что милиция из области, они приехали около 3 часов (как они мне сказали) и что уже никого не было. На самом деле с крыши снимали позже, под утро» (4).

«3 мая была панихида по погибшим. — Рассказывает Марина. — У дома профсоюзов собралась масса людей, было море цветов, горели лампадки. В здание никого не пускали. Снаружи стояло оцепление из милиции. Говорили, что идет следствие, работают эксперты, что трупы еще остаются в здании» (7).

Где-то около 11 часов я тоже была на Куликовом поле, увидела обгоревшее здание Дома профсоюзов, разбитые окна, на стенах потеки от зажигательных смесей и следы пуль… зрелище было ужасное. Здание было оцеплено милицией. Люди хотели пройти ближе к центральному входу, чтобы возложить цветы, но их не пускал кордон милиции. Где же они были 2 мая?!. Почему не выстроились таким кордоном и не дали жечь и убивать людей?! Потом люди все же прорвались ко входу здания и наконец возложили цветы. Я тоже подошла, всматривалась во внутрь обгоревшего здания, словно пыталась кого-то там найти. Потом нахлынули слезы, я закрыла лицо руками и рыдала.

Весь день люди приходили, смотрели, ужасались, возлагали цветы и закрыв лицо руками рыдали. Возможно, кто-то надеялся найти и увидеть живыми здесь у Дома профсоюза своих знакомых.

Весь этот день я провела в больнице у своего знакомого с его женой. Но его я не видела — нас не пускали. Видела, как привозили и увозили выживших, но очень пострадавших. Слышала историю парня 34-х лет, который выпрыгнул с 3-го этажа горящего здания и поломал бедро. Там же мы узнали, что в больнице, ночью, от побоев скончался наш областной депутат Вячеслав Маркин. Он, выпрыгнув из окна горящего здания, не разбился, а поднялся с помощью мужчины в камуфляже и пошел, но «бандеровцы» все равно решили отнять у Вячеслава, всегда улыбчивого и приветливого, жизнь. Светлая ему память!

Одной из моих знакомых звонила девушка, которая находилась в городском отделении милиции на улице Преображенской. Она, как и другие находящиеся там, была задержана по обвинению в поджоге и организации массовых беспорядков (какое кощунство, людей, выживших в этом адском кошмаре, которых жгли и убивали, обвиняли в поджоге здания!), а вот нападавших на нас «майдановцев», «правосеков», «ультрасов» и других радикально настроенных отморозков никто не задержал, напротив, они свободно и без страха разгуливали по городу.

3 мая — Одесское городское управление милиции ОГУ УМВД Украины в Одесской области на улице Преображенской, 44

Рассказывает Лина: «Нас в Управлении милиции держали почти сутки. Нам даже воды не дали. Был только один нормальный милиционер. Он нам вынес бутылку воды и сказал тихо, чтобы никто не видел, что у здания милиции собираются люди, что нам начинают передавать передачи» (17).

Рассказывает Николь: «Днем части из нас принесли передачи. Вода и продукты. Делили на всех. Но вот мне есть и пить не хотелось. Кожа лица покраснела и горела, иногда слезились глаза. Знобило. Хорошо хоть была возможность иногда умыться в туалете, становилось легче. Общее состояние — нереальность, как будто не со мной происходит, а с кем-то другим» (10).

Рассказывает Леонид: «Всю ночь и день людей просто держали в коридоре.

Утром мы уже хотели и есть, и пить, и курить. Нам даже попить воды негде было. Стали ходить в туалет за водой. Сначала нас в туалет водили. Потом мы уже сами начали ходить. Просто не было у них столько людей, чтобы постоянно стоять нас охранять и попарно в туалет сопровождать. Поставили одного в начале коридора. А что он один. Сначала нас сопровождали, а потом мы сами ходили, уже все тут знали.

Днем принесли передачу в кульках: колбаса, нарезка какая-то и т. д. Девочки сделали бутербродики. Мы немного перекусили.

Сигареты тоже принесли. Стали просто толпой выходить на перекур. Они нас не могли остановить. Нет, пытался на «охранник» что-то там говорить, типа «Больше двух не выходить». Но кто его слушал. Вышло человек двадцать и что он может?» (18).

Продолжает рассказ Николь: «После полудня женщин перевели на 5 этаж. Оказалось там тоже были наши женщины, еще со вчерашнего вечера. Те, кто знал друг друга, обнимались и плакали, рассказывали о пережитом. Услышала, что мальчики и их мама погибли. Пытались убежать, но Дом профсоюзов окружили со всех сторон и они спасались как все — забежали в здание, и там погибли. [О них нигде не говорили и в списках погибших их нет. И пока так и не удалось это ни подтвердить, ни опровергнуть]. Я этого сама не видела, но слышала разговор женщин между собой, тех, кто был на нижних этажах Дома профсоюзов.

Рядом в холле собралось около 8 мужиков, без милицейской формы, но явно сотрудники милиции. Громко разговаривали и громко же смеялись. Не выдержала, набросилась на них с упреками: «у женщин горе, истерика, сами еле выжили, потеряли близких, родных, знакомых. А вы тут ржете без тени сочувствия!» «Мы не над вами смеемся», — был их ответ. Правда, разошлись уже молча.

Сидеть в коридоре было негде. Всего несколько стульев. Была девушка с крыши с поврежденной опухшей ногой, у другой — разбитая голова, окровавленная одежда. Позже муж ей передал чистую одежду. [Медицинская помощь, как мы понимаем, людям, спасшимся из дома профсоюзов и задержанным, в отделении милиции оказана не была (!) или была оказана поверхностно].

Наши [женщины, с которыми Николь была на крыше] сидели на лестнице курили, разговаривали. Часть вернулась на 2-й этаж. Спускаясь по лестнице, я слышала разговор людей в форме, их было трое. Они говорили о погибших, об обезображенных телах, о том, что около 30 (на вес), их по частям собирали в сумки и вывозили, опознать будет невозможно, так как это части человеческих тел. Мозг отказывался принимать эту информацию» (10).

Рассказывает Лора: «Когда мы сидели в коридоре, на 2-м этаже, приехали милиционеры с Куликова поля, и один, когда зашел, сказал: «Бл*дь! Там 60 трупов!»…» (9).

Продолжает рассказ Николь: «Я вернулась на 5-й этаж. «Своих» [с кем была на крыше] не видела, звали зайти в кабинет. Думала, все уже там, зашла. Начали составлять протокол. Из наших, были только две женщины, у одной уже был адвокат. Девушка — следователь торопила, я отказалась подписывать. Так как нужно время и адвокат. Она ушла.

В окно было видно, что на улице, возле отделения, собрался митинг в нашу поддержку. Ура!