Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772 - 1863.

—  „Я даю  тебе  полное   твое жалованье 1200 руб., жалую тебя в коллежские советники   (Иван Федорович 25 лет или более при Екатерине все был титулярным советником) и велю для тебя купить или выстроить дом".

„Государь, вашему величеству угодно всемилостивейше облагодетельствовать меня: повелите, государь, дать мне на Охте близь кладбища клочек земли и на ней поставить для житья дом в две или три комнаты".

Павел тут же изволил приказать дать Лужкову на Охте подле кладбища 200 кв. саж. земли и выстроить для житья дом, какой захочет сам Лужков.

Иван Федорович жил на Охте в построенном для него домике до 1811 или 1812 года. Занятия его были: каждый день слушал в храме Божием утреннюю литургию; возвратившись из храма домой, пил чай и потом занимался часа три письмом. Обедать приносили ему из харчевни. В последнее время он рыл на кладбище для бедных покойников безвозмездно могилы; при нем жили два отставные солдата, которых он содержал. Неизвестно, кому после него досталось то, что он писал повседневно. Если написанное Лужковым утратилось,— потеря эта весьма важна для летописи нашей.

XXXIX.

Двороброд Медков поразсказал императрице все кляузы и притеснения, сделанная Сандунову.

Государыня выписала указ наказа, даннаго ею для составления новаго уложения, в котором сказано: „не тот один благороден, кто по праву рождения называется благородным, но каждый гражданин, благородно поступающий, есть благороден", и приказала Медкову пробраться в тюрьму и отдать написанное ею Силе Сандунову, с тем, чтобы он, когда будут его в уголовной палате спрашивать, как он смел называть себя благородным, будучи не дворянином и не имея офицерскаго чина, отвечал бы при допросе по написанному и сослался на изданный ею наказ. Двороброд исполнил повеление государыни, и Сила, ожидая в тюрьме позыва к допросу в палату, не боялся уже никого и ничего в мире.

Екатерина сама управляла С.-Петербургскою губерниею в качестве генерал-губернатора.

Губернатор докладывал ей о всех распоряжениях и нарядах губернскаго правления; губернский прокурор каждую пятницу лично подносил государыне ведомость о делах, о подсудимых и содержавшихся в тюрьме.

В каждую пятницу государыня оставляла прокурора у себя обедать.

Обер-полициймейстер каждое утро, в 8 часов, доносил непосредственно государыне о всех случившихся происшествиях.

Екатерина, отправив двороброда в тюрьму к Сандунову, начала прочитывать поданныя прокурором в последнюю пятницу ведомости о подсудимых и содержавшихся, и, к великой досаде, увидела, что она не виновата: не пропустила, читая прежде ведомость дела Сандунова,—его в ведомости не было.

Тотчас потребован прокурор, и что было ему в кабинете императрицы, то осталось неизвестным, но все знали, что после аудоенции ея величества г-н губернский прокурор был шесть недель отчаянно болен горячкою и все в бреду твердил: „помилуй, матушка государыня, помилуй, я человек маленький, пропал-бы, не послушав".

Само-собою разумеется, что дело о Силе Сандунове было на другой же день по получении прокурором наставления решено.

Сила оправдан, признан вовсе невинным, а в понесенном им напрасном оскорблении предоставлено ему с причинившим ему обиду ведаться судом, буде того, пожелает.

Ему же при открытых дверях полнаго присутствия объявлено, что заключение в тюрьму невиннаго не есть поношение, что cиe есть только подохранение его лица.

Прошло два или три месяца после приключения с Сандуновым. Пред отъездом своим в Царское Село императрица изволила потребовать к себе Силу и Лизаньку Сандуновых.

Когда они были представлены государыне, при бытии тут многих царедворцев, государыня изволила говорить им следующее:

— „Я вас люблю; вы меня всегда искусством игры своей забавляли, благодарю вас; я вас отпускаю с придворнаго моего театра, мне жаль вас, да, думаю, при моих занятиях мне не уберечь вас: я просмотрю, до меня не дойдет, и вы пострадаете, погибнете, тогда будет уже поздно спасать вас; я приказала выдать вам из кабинета 10,000 руб. и обратить получаемое жалованье вам в пенсион. Прощайте, Бог с вами, будьте счастливы, вам в Москве будут рады".

XL.

(В  одной из последующих тетрадей собственноручных записок А. М. Тургенева находится варьянт его разсказа о Безбородко и Сандуновой. Помещаем его в приложении к более подробному изложению этого эпизода.        Ред.)

Елизавета Степановна, славная в свое время актриса на россйском театре, была еще воспитанницею в театральной школе. Прекрасный голос, восхитительное пение, искусная игра на театре и пригожее лицо доставили Елизавете Степановне счастие быть известною и любимицею Екатерины.

Государыня повелела особенно пещись об образовании ея. Всякий день докладывали императрице об успехах и здоровьи Елизаветы Степановны.

Всякий раз, когда на эрмитажном театре Елизавета Степановна играла, Екатерина, по окончании пьесы, призывала к себе Лизаньку, милостиво говорила с нею, целовала ее в лоб и никогда не отпускала без подарка. Уродливый, с огромною головою, сладострастный Безбородко, первый министр Екатерины, преследовал Елизавету Степановну, как сатир нимфу. Все начальствовавшие при театре старались всячески вельможе содействовать в успехе и ничто не могло преклонить молодую девушку удовлетворить желаниям Безбородко. Удивлялся Безбородко; не менее его дивился главный начальник театра, Соймонов, твердости Елизаветы Степановны, и когда она привезенныя ей Безбородко 80 тысяч руб. ассигнациями, в присутствии его и Соймонова, бросила в камин, в котором представительная монета превратилась в пепел, Соймонов и Безбородко остолбенели; думали—не второй-ли Иосиф явился на лице земли! Но скоро они, после сожжения 80 тыс., дознали, что Елизавета Степановна страстно влюблена в актера, Силу Николаевича Сандунова, и расположена просить у государыни дозволения вступить с Сандуновым в брак.

Тот же день, как Безбородко и Соймонов открыли тайну, Силу Сандунова посадили в кибитку и послали в Херсон к вице-адмиралу Мордвинову для употребления Сандунова на службу и строжайшаго за ним надзора. Тот же день положено было Елизавету Степановну перевесть в дом Безбородко, но тот же вечер Екатерина изволила назначить представление на Эрмитажном театре оперы—„Редкая вещь",—в которой Сандунов играл роль испанца Тита, а Елизавета Степановна—Читы.

Екатерина знала и любила Сандунова, он был славный актер. Увидавши на сцене другаго Тита, спросила:

—  А где Сила?

Соймонов доложил ея величеству:

—  Отчаянно болен горячкою.

—  Жаль, пошлите к нему Роджерсона моего.

Повеление потревожило Безбородко и Соймонова. Куда послать Роджерсона? Курьер мчал Сандунова в телеге, как на крыльях птицы. В соумышление преклонить Роджерсона, заставить его солгать (годдам) пред государыней они не надеялись. Пока оба царедворца ломали себе голову, какой-бы дать оборот проказе своей, пьеса шла, и в арии, когда пред королевой крестьяне и крестьянки поют, принося ей жалобу: „Милосердие, королева, не имей на нас ты гнева, что мы рушим твой покой, нас обидел барин злой", Елизавета Степановна, упав на колени, протянула руку с бумагою к императрице. Государыня огорчилась, приказала стоявшему за ея креслами камердинеру, Федору Ермолаевичу Секретареву:

—  Федор, возьми прошение, подай мне, a Лизаньку отведи  ко мне в кабинет.

И встав с места своего, не дождавшись окончания пьесы, пошла в кабинет свой, не подавши руки фавориту Зубову! Все перепугались.

В кабинете Лизанька, упав пред государыней на колени, рыдая, разсказала все происшествия, и как от любовницы ни таили, куда сослан страстно любимый ею Сила, она знала и доложила государыне, что Сила Сандунов здоров и что его мчат в Херсон. Государыня в ту же минуту изволила сказать: «итальянца ко мне» (Чинати, первый кабинет-курьер, любимый государынею).