Пруссия без легенд
Пруссия без легенд читать книгу онлайн
Пруссия — это миф. Для одних ее имя означает порядок, добросовестность и либеральность; для других — это оплот милитаризма и реакции. Себастьян Хаффнер отрицает давно известные легенды, когда рассказывает историю этого государства, которое в качестве самостоятельной державы существовало лишь 170 лет. Он объясняет особенность Пруссии тем, что это было искусственное образование: оно требовало преувеличенной воли в самоутверждении, чтобы из своих отдаленных друг от друга территорий создать единое целое. Выросшая в течение столетий из весьма отличных друг от друга немецко-славянских колониальных областей без опоры на племенные или конфессиональные общие основы, без естественных границ, Пруссия могла существовать только как государство разума. Её неподкупное правление и ее религиозная терпимость сделали ее в восемнадцатом веке самым современным государством Европы. С Французской Революции начался ее кризис, с основания Германской империи в 1871 году — ее долгое умирание, а национал-социализм стал ее закатом.
Себастьян Хаффнер подходит к истории этого необычного государственного образования непредвзято, критически, но не без восхищения. Вместе с обширным иллюстративным материалом, который в течение длительных поисков в Германии, Польше и Австрии собрал Ульрих Вайланд, получилась единственная в своем роде книга по истории Пруссии.
Автор:
Себастьян Хаффнер родился в 1907 году в Берлине. Получивший докторскую степень юрист в 1938 году эмигрировал в Англию и с тех пор работал в качестве публициста. В 1954 году он вернулся в Германию. Известность ему составили такие книги, как "Уинстон Черчилль" (1967), "Соглашение с дьяволом" (1968), "Заметки о Гитлере" (1978) и "От Бисмарка до Гитлера" (1987).
Иллюстрация на обложке показывает фрагмент неоконченной картины Адольфа Менцеля "Фридрих Великий в 1757 году беседует со своими генералами перед сражением под Лейтеном (Leuthen)".
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Пруссия просуществовала в Германской империи еще 75 лет, хотя в конце лишь в виде тени, и погибла только в 1945 году вместе с рейхом. Но история империи и прусская история этих трех четвертей века не идентичны, они вовсе не шли параллельно; скорее они шли в противоположных направлениях. Империя расцветала и становилась все могущественнее; Пруссия же скатывалась в упадок, она становилась в империи все более слабой. История германской Империи между 1871 и 1945 годами — захватывающая, противоречивая, грандиозная и ужасная история. Прусская история в то же самое время — всего лишь конец песни. Отзвук собственной прусской истории, безостановочное падение в провинциальность. Германия — прежде чем она в 1945 году буквально разлетелась на куски — в течение шести ужасных лет держала в напряжении весь мир; в эти шесть лет ни одна душа уже больше не интересовалась Пруссией, даже для её собственных жителей она больше не была живой реальностью. Она взошла в Германии, как в прозорливый момент предсказал король Фридрих Вильгельм IV уже в 1848 году.
Но как же так? Разве не была Германская Империя основана Пруссией? Разве не стала Пруссия в 1871 году ведущей немецкой силой? Разве не она держала в империи Бисмарка все конституционные козыри в своей руке, настолько полностью, что о тогдашней Германии часто могли говорить как о "Великой Пруссии"? Как могло случиться, что все эти козыри в конце концов не сыграли, и Пруссия, вместо того, чтобы править Германией, без сопротивления сама все больше и больше терялась в Германии и в конце концов растворилась в ней? И когда это собственно произошло? В 1890 году — с уходом Бисмарка? В 1918 году — с концом монархии? В 1932 году при смещении прусского правительства и замене его имперским правлением? Или лишь в последующие годы, с введением должности имперского наместника и переименованием земель в имперские округа ("Reichsgau " [62]).
Все эти события и даты без сомнения отмечают остановки, как можно назвать их относительно пост-истории Пруссии, но нельзя сказать, что они представляют собой решающие поворотные пункты истории, в которые все могло еще пойти по-другому. Каждый раз лишь регистрировалось нечто наступившее; отсутствие сопротивления, с которым это совершалось, чувство неизбежности, которое сопровождало события, были каждый раз доказательствами, что у прусского государства уже до этого убыла еще некоторая часть жизненной силы. Каждое новое лишение власти было только лишь новым толчком в процессе медленного, беспрестанного угасания. И если мы теперь зададим вопрос, когда начался этот зловещий и незаметный процесс и что его вызвало, то на это будет только один ответ. Решающим событием, которое перешибло Пруссии жизненный нерв, могло быть только основание империи — этот наивысший триумф Пруссии, который внешне сделал Пруссию повелителем Германии. Со временем оказалось, что Пруссия не смогла пережить слияния с Германией, несмотря на всю державно-политическую видимость и все конституционные уловки и меры предосторожности Бисмарка. Как человек, который неожиданно принимает в сердце ангела Рильке [63], "она погибает в наивысший момент своего бытия".
Если для кого-то это звучит чересчур мистически, то он должен вспомнить известное высказывание Гегеля: "Если происходит переворот в царстве представлений, то действительность не выдерживает". Несомненно, действительность, которую в 1871 году создал Бисмарк в Германии, однозначно благоприятствовала Пруссии. Король Пруссии был императором Германии, Пруссия господствовала в бундесрате, назначала рейхсканцлера, избирала большинство членов рейхстага и не только составляла ядро вооруженных сил империи, но и реформировала также и армии других земель Германии по прусской модели. Каждый немец, который исполнял воинскую обязанность, "уходил в Пруссию" — то из народных выражений, в которых проявляется инстинктивное понимание сложных политических связей (сейчас военнообязанный идет "в федерацию" [64]). В конституционных понятиях империя Бисмарка представляла собой нечто среднее между союзным государством и союзом государств, в котором Пруссия в политическом и в военном смысле однозначно доминировала.
Однако одновременно Бисмарк именно "перевернул царство представлений", не осознавая этого полностью. В представлении немцев Германская Империя была долгожданным национальным государством, и поэтому звучные слова "Кайзер и Рейх" пробуждали старые, глубоко запрятанные представления о всеобщей силе и величии. Во всеобщем немецком сознании Пруссия основанием Германской Империи свою историческую задачу, свою "германскую миссию" выполнила. За это следовало быть ей благодарной, но тем самым она также стала ненужной. У нее больше не было цели существования, в качестве самостоятельного государства она изжила себя и превратилась во всего лишь воспоминание, в славную страницу германской истории, которую отныне можно рассматривать в качестве музейного экспоната или почетного кубка, выставленного в витрине.
И этот переворот в сознании произошел не только в остальной части Германии, но и в самой Пруссии. В конце концов ведь были же пруссаки, по крайней мере большинство из них, немцами, и их немецкое национальное чувство теперь проявилось, когда с основанием империи они получили отправную точку для того, чтобы далеко превзойти в силе и глубине свою давнюю прусскую лояльность к государству. Особенно естественным это было в новых прусских областях западной и северной Германии, которые вошли в состав Пруссии лишь с 1815 или даже только с 1866 года, и не переживали вместе с Пруссией самые великие времена прусской истории. Однако в целом это относилось и к старопрусским областям. Берлин, например, гордился теперь своим новым титулом "Столица Империи". То, что он наряду с этим еще был столицей королевства Пруссия и резиденцией прусского короля, едва ли кто уже принимал во внимание. Да, следует признать, что Мюнхен, Штутгарт и Дрезден — и вместе с ними земли, которые они представляли — сохраняли в новой Германской Империи гораздо больше местных и своеобразных особенностей сознания, чем Берлин и Пруссия.
И это достаточно объяснимо, если немного подумать об этом: жители Пруссии не только были гораздо быстрее и легче готовы к тому, чтобы полностью идентифицировать себя с Империей, "их" империей, и так сказать забыть свою особую государственность — по той причине, что они основали Империю и чувствовали себя настоящими ее представителями. Кроме этого, они ведь не были племенем как баварцы, швабы и саксонцы; племенное сознание, выраженное слабее, чем в южной Германии, во всяком случае существовало в прусских провинциях — у восточных пруссаков, силезцев, померанцев и бранденбуржцев. Но у жителей Пруссии как "пруссаков" было столь же мало племенных основ, как и национальных, они всегда жили в чистом государстве, в искусственной структуре силы и разума, к которой принадлежали волей случая или даже по своему осознанному выбору ("Я пруссак, я хочу быть пруссаком!"). Но они не были созданы от природы, как немцы или же баварцы или саксонцы. Если это хрупкое искусственное государство разума теперь само ставило себя в зависимость тем, что оно над собой построило другое, большее государство, а именно Германскую Империю, то не следует удивляться, что прусское чувство государственности у его жителей было быстро вытеснено вновь пробужденным немецким национальным чувством. Тем более что оба притязания на лояльность относились друг к другу как вода и вино. Быть пруссаком всегда означало прозаические вещи: вопросы послушания, корректности и исполнения долга. Но возможность стать немцем — а теперь он готовый подданный германского императора и житель Германской Империи — это было нечто восхитительное и опьяняющее. "Германия, Германия превыше всего", — эта песня существовала еще прежде, чем появилась Германия как политическая реальность. Петь "Пруссия превыше всего" никому никогда не приходило в голову.