Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии

Поддержку с воздуха обеспечивали истребители и пикирующие бомбардировщики 8-го воздушного корпуса Рихтгофена, которому в свое время пришлось сыграть очень важную роль в обеспечении вторжения в Бельгию и Францию. Штудент сказал: «Я просил, чтобы их отдали под мое командование, как и воздушных десантников, но получил отказ. Общее руководство операцией было доверено генералу Лору, который командовал всеми воздушными силами, участвовавшими в Балканской кампании. Между тем я успел разработать все подробные планы операции и получил свободу действий. 8-й воздушный корпус оказался выше всяких похвал, но я считаю, что его действия могли быть более эффективными, если бы его отдали под мое непосредственное командование.

По морю войска не прибыли. Первоначально такое подкрепление планировалось, но единственными морскими судами, доступными для нас в тот момент, оказались греческие каики. Было решено, что конвой, составленный из этих небольших судов, доставит на остров тяжелое вооружение – зенитные и противотанковые орудия, артиллерию и танки, а вместе с ними два батальона 5-й горной дивизии. Они должны были отправиться на Мелос и ожидать там, пока не будет выяснено местонахождение британского флота. По прибытии на Мелос была получена информация, что британский флот все еще стоит в Александрии – а на самом деле он уже находился на пути к Криту. Конвой вышел в море, наткнулся на британские корабли и был рассеян. Люфтваффе удалось воспользоваться моментом и «выдернуть немало волос из шевелюры» британского ВМФ. Но наша операция на Крите оказалась затруднена из-за неприбытия тяжелого вооружения, на которое мы очень рассчитывали.

Хотя нам удалось взять остров, потери были тяжелыми. Мы потеряли 4000 человек убитыми и пропавшими без вести, кроме того, было много раненых. Из 22 000 человек, доставленных на остров, парашютистов было 14 000. Остальные были солдатами горной дивизии. Немало потерь было связано с тяжелой посадкой – на Крите было слишком мало подходящих площадок, а преобладающее направление ветров – в сторону моря – также оказалось неблагоприятным. Опасаясь сбросить парашютистов в море, пилоты сбрасывали их слишком далеко в глубине острова. Некоторые попадали прямо на британские позиции. Контейнеры с оружием нередко падали в труднодоступные места, что явилось еще одной причиной больших потерь. Немногочисленные британские танки, находившиеся на острове, изрядно потрепали нас в самом начале операции – нам еще повезло, что их оказалось не больше двух дюжин. Пехота, в основном новозеландцы, несмотря на внезапное нападение, оказала упорное сопротивление.

Фюрер был очень расстроен большими потерями в парашютно-десантных войсках и пришел к выводу, что их атаки лишились элемента внезапности. Впоследствии он нередко повторял: «Дни парашютистов-десантников уже прошли».

Он не желал верить докладам о том, что и англичане и американцы много внимания уделяют развитию своих воздушно-десантных сил. Тот факт, что они не использовали их в рейдах на Сен-Назер и Дьеп, укрепил фюрера в этом мнении. Он говорил: «Вот видите, они не используют такие войска. Значит, я был прав». И только после захвата союзниками Сицилии в 1943 году он изменил свое мнение. Явно впечатленный эффективными действиями воздушных десантников союзников, он приказал принять меры по расширению аналогичных войск и у нас. Однако было уже слишком поздно. Вы уже обладали господством в воздухе, а воздушно-десантные силы не могут использоваться эффективно перед лицом превосходящих воздушных сил противника».

Вернувшись к событиям 1941 года, Штудент сказал: «Убедив Гитлера принять план Критской операции, я предложил в дальнейшем продолжить ее и захватить с воздуха Кипр, а уже оттуда совершить прыжок к Суэцкому каналу. Гитлер вроде бы и не возражал, но вместе с тем не слишком увлекся этой идеей – его ум был полностью занят предстоящей войной с Россией. Так и не оправившись от шока после тяжелых потерь на Крите, он отказался рассматривать вопрос о еще одной крупной воздушно– десантной операции. Я неоднократно возвращался к этому вопросу, но тщетно.

Годом позже его удалось убедить санкционировать план захвата Мальты. Это было уже в апреле 1942 года. Атака должна была выполняться совместно с итальянцами. Мои воздушные десантники совместно с аналогичными итальянскими подразделениями должны были быть сброшены на остров и захватить плацдарм, который в дальнейшем будет укреплен крупными силами итальянцев – шестью или восемью дивизиями, доставленными морем. В моем распоряжении была одна парашютная дивизия, еще три полка, пока еще не организованные в дивизию, и итальянская парашютная дивизия.

Я надеялся выполнить этот план не позднее августа – то есть в самый благоприятный период с точки зрения погоды – и провел несколько месяцев в Риме, занимаясь подготовкой. В июне я был вызван в ставку Гитлера на последнее совещание, посвященное операции. К сожалению, за день до моего прибытия Гитлер успел повидаться с генералом Крювелем, только что вернувшимся из Африки. От него фюрер получил крайне неблагоприятную информацию о состоянии и моральном духе итальянцев.

Гитлер моментально забил тревогу. Он чувствовал, что, если на сцене появится британский флот, все итальянские корабли немедленно вернутся в свои порты, оставив немецкие войска в ловушке. Поэтому он решил отказаться от плана захвата Мальты».

Это решение было тем более важным, что Роммель только что одержал убедительную победу над британцами в Северной Африке. Он заставил англичан отступить от Газалы и захватил Тобрук. Воспользовавшись суматохой, он начал преследовать противника в Западной пустыне и был остановлен только в начале июля в районе Эль-Аламейна.

Это был самый тяжелый кризис, который выпало пережить англичанам на Среднем Востоке. Ситуация усугубилась одновременным крахом русского Южного фронта перед немецкими войсками, наступающими на Кавказ. В Эль-Аламейне Роммель рвался в парадную дверь, едущую на Средний Восток. На Кавказе Клейст вплотную приблизился к задней двери.

Тома заявил, что угроза, нависшая над Средним Востоком, была скорее случайной, чем намеренной. «Операция по взятию в клещи Среднего Востока, которая, как вы считали, идет полным ходом, никогда не основывалась на серьезном, продуманном плане. Несколько раз о ней заходила речь у Гитлера, но наш Генштаб с ней никогда не соглашался и не считал ее выполнимой».

Даже угроза Египту создалась в результате неожиданного для нас разгрома 8-й армии англичан в сражении при Тобруке и Газале. Войска Роммеля не были достаточно сильны, чтобы предпринимать попытку покорить Египет. Он просто не сумел устоять перед искушением устремиться за противником, чтобы закрепить свою победу, сделать ее еще более полной. Это было его ошибкой. Я спросил у Тома, действительно ли Роммель был абсолютно убежден в возможности дойти до Суэцкого канала – по некоторым данным, он говорил об этом со своими офицерами. Тома ответил: «Уверен, что нет. Если он и говорил нечто подобное, то только чтобы поднять моральный дух своих солдат, в особенности итальянцев. После остановки в районе Эль-Аламейна он наверняка охладел к этой идее. Роммель знал, что мог бы достичь успеха благодаря внезапности, но не видел такой возможности, находясь перед укреплениями Эль-Аламейна. К тому же он знал, что к англичанам постоянно прибывает подкрепление.

Роммель понял, что зашел слишком далеко – очень уж малы были имеющиеся в его распоряжении силы и велики трудности с организацией снабжения, – но после такого ошеломляющего успеха у него уже не было пути назад. Да и Гитлер ни за что не позволили бы ему отступить. В результате он был вынужден оставаться на месте, словно дожидаясь, пока англичане накопят достаточно сил, чтобы его разбить».

Тома сказал, что узнал все это от самого Роммеля и его старших офицеров. Он прибыл в Африку из России в сентябре. «Получив приказ сменить Роммеля, заболевшего желтухой, я первым делом попытался отказаться, мотивировав это решение своей позицией двухлетней давности. Однако мне сообщили, что таков личный приказ фюрера, поэтому выбора не было. По прибытии в Африку я провел несколько дней обсуждая ситуацию с Роммелем, после чего тот отбыл на лечение в один из венских госпиталей. А спустя еще две недели на сцене появился генерал Штумме, получивший назначение командовать Африканским театром военных действий в целом. Это означало, что мне предстояло командовать только нашими частями, находившимися перед позициями Эль-Аламейна, что ограничивало мои возможности в части административной организации. Вскоре после этого Штумме скоропостижно скончался от удара. Все перечисленное значительно усложнило нашу подготовку к отпору предстоящему наступлению англичан.