Обманутая, но торжествующая Клио

В ответе Левину Аронсон усилил свои прежние аргументы, добавив к ним новые. Шестикратное упоминание в письме Еремина псевдонима "Сталин" никак не возможно объяснить, если учесть, что Джугашвили до 1913 г. всего лишь однажды использовал этот псевдоним; все устные свидетельства о наличии в Енисейске охранного отделения, на которые опирается Левин, носят характер предположений и не подкреплены конкретными документальными фактами; Левин не доказал, что Еремин мог подписать 13 июля 1913 г. письмо в Енисейск [246].

Легко заметить, что в полемике вокруг письма Еремина ее участники от общих рассуждений и домыслов постепенно все чаще и чаще стали обращаться к свидетельствам очевидцев, а затем использовать и документальные источники. Полемика из разряда отвлеченных интеллектуальных упражнений все больше становилась на почву реального анализа, добывания конкретных, проверенных знаний.

Выдающуюся роль в этом деле сыграл доклад преподавателя Бруклинского колледжа, специалиста в области криминологии М.К.Тителла на заседании Американской ассоциации развития науки 29 декабря 1956 г., где присутствовало около 200 слушателей. Главный вывод доклада был сформулирован его автором следующим образом: "Изучение сталинско-ереминского письма, которое повлекло за собой [мою] поездку по нескольким европейским странам с целью опроса тех, кому могло быть что-то известно по этому поводу, а также анализ нескольких тысяч документов убедили меня в том, что письмо является подлогом" [247].

Прежде всего Тителл установил, что письмо Еремина напечатано не на машинке завода "Ремингтон", а на машинке немецкого производства типа "Адлер". Архив завода "Адлер" был уничтожен во время Второй мировой войны, но Тителл опросил его старейших сотрудников, и те сообщили, что "русский шрифт, которым отпечатан оспариваемый документ, был изготовлен впервые в 1912 году". Поскольку из текста ереминского письма видно, что он набран "изношенным и разбитым" шрифтом, Тителл сделал вывод о том, что этот текст должен был быть написан много лет спустя после 1912–1913 гг.

Далее Тителл в поисках Добролюбова, о котором писал Левин, посетил греческую православную церковь в Берлине (Шарлоттенбурге) и опросил ее служителей. Те категорически заявили, что никакой Добролюбов не служил в этой церкви, равно как и то, что никакой Левин никогда не спрашивал их о нем. То же самое повторилось и в Висбадене, на русском кладбище которого не обнаружилась могила Добролюбова, а в книгах захоронений с 1945 г. не значился умерший с такой фамилией.

Из Германии Тителл отправился в Хельсинки, где изучил более 3 тысяч документов из фонда Финляндского жандармского управления, включая 85, подписанных Ереминым. Ни один из них не был напечатан на машинке "Адлер", что же касается подписей Еремина, то их различия с подписью на письме Железнякову оказались столь очевидны, "что дополнительных комментариев не требуется", заявил Тителл. Кроме того, в этом же фонде он обнаружил документ, подписанный Ереминым 19 июля 1913 г. уже в качестве шефа жандармов Финляндии, т. е. спустя всего неделю после отправки письма в Енисейск, что, по мнению автора доклада, является невероятным.

Казалось, доклад Тителла ставил все точки над i в затянувшемся споре вокруг подлинности письма Еремина. В значительной степени из плоскости отвлеченных рассуждений предшествующих участников дискуссии он переводил проблему в плоскость фактических наблюдений, из которых однозначно следовало, что письмо — фальшивка.

Однако дальнейшие события начали разворачиваться неожиданным, прежде всего для самого Тителла, образом, поставив под удар не только его научный авторитет, но и судьбу. Информация о докладе и его основные положения были опубликованы в четырех номерах газеты американских коммунистов "Дейли Уоркер". Эта публикация привлекла внимание подкомитета по внутренней безопасности Сената США, увидевшего в ней "защиту премьера Сталина". Главный советник подкомитета Р.Моррис свидетельствовал: "Будучи озабоченным возможностью того, что коммунисты начинают кампанию по реабилитации маршала Сталина, подкомитет решил ознакомиться с тем, чем занимался г-н Тителл" [248].

С июня 1957 г. по январь 1958 г. Тителл был трижды опрошен на заседаниях подкомитета Сената по внутренней безопасности. Уже первые, вроде бы невинные, вопросы не обещали для Тителла ничего хорошего. Упомянутый выше советник Моррис спросил: "Не работали ли Вы на кого-нибудь?", а затем попросил уточнить Тителла, предпринял ли он свое исследование "на самодеятельной основе или как деловое предприятие". Автор нашумевшего доклада категорически отверг какие-либо подозрения в заказном характере своей работы [249].

Однако приведенный к присяге, боясь обвинений в лжесвидетельстве, Тителл спустя чуть более месяца в специальном письменном заявлении был вынужден сделать ряд важных признаний. Дело в том, что в качестве специалиста по подлогам он оказывал консультации А.Хиссу в ходе подготовки над тем второго судебного процесса. "Дело Хисса" — одно из нашумевших судебных дел периода маккартизма. В 1948 г. он был обвинен в передаче СССР секретных документов внешнеполитического ведомства США. Тогда Хисса осудить не удалось. В начале 50-х годов готовился новый судебный процесс, в результате которого Хисс был приговорен к 5 годам тюремного заключения. В качестве одного из доказательств предательства Хисса фигурировали документы, подлинность которых Хисс и его адвокаты оспаривали.

В своем заявлении Тителл свидетельствовал: ему показалось, что "поверенных Алджера Хисса… может заинтересовать вопрос о подлинности или поддельности" письма Еремина. Посетив одного из них — Ч.Т.Лейна, он поделился с ним своими сомнениями. Тот сказал, что "ему будет весьма интересно", если исследование Тителла "покажет, что подделка, если это подделка, окажется изготовленной на пишущей машинке такого типа, который был использован для подделки документов в деле Хисса" [250]. Получив 1000 долларов в качестве гонорара, Тителл и приступил к своему исследованию.

Это было важное признание, показывавшее заказной характер работы Тителла. Но далее события приобрели и вовсе печальный для него оборот. Директор подкомитета по внутренней безопасности Б.Мандель посетил висбаденскую церковь и опросил лиц, с которыми ранее беседовал Тителл. Оказалось, что загадочный "Добролюбов", как бывший подпольщик (?!), имел не один псевдоним. В их числе был и псевдоним "Добровольский". Без какого-либо труда Мандель обнаружил могилу, надгробный камень Добровольского и получил копии свидетельств о его смерти.

В качестве одного из доказательств подлога письма Еремина, а вернее недобросовестности Левина, Тителл привел подлинное письменное свидетельство протоиерея церкви Адамантова. Оно гласило: "Я, нижеподписавшийся, служу в русской православной церкви Висбадена с сентября 1908 года по настоящее время за исключением периода Первой мировой войны (1914–1919 гг.). Ни один человек с фамилией Добролюбов со мною не служил ни в каком качестве. Кроме того, на нашем русском кладбище нет надгробия с такой фамилией. Я не помню встречи с американским журналистом, г-ном Дон Левиным". Неутомимый Мандель и в этом случае обнаружил фальсификацию Тителла. Оказалось, что существует первый вариант письменного свидетельства Адамантова, в котором было перечеркнуто важное дополнение: "Но есть могила, в которой захоронен русский полковник запаса Иван Васильевич Добровольский, 65-ти лет от роду. 1/14 февраля 1947 г. Добровольский поселился в Висбадене после Второй мировой войны и временно исполнял обязанности пономаря в нашей церкви" [251].