Культура и мир детства

Эти детские компании обычно состоят из детей восьми или десяти соседних домов. Все это — текучие, случайные сообщества, настроенные явно враждебно к своим сверстникам из других деревень или даже к таким же группам в своей собственной. Кровные связи нарушают границы этих образований, построенных по принципу соседства, так что ребенок может быть в хороших отношениях с членами двух или трех различных групп. Чужая девочка из другой группы, нрибывшая в новую для нее компанию в своей деревне, всегда может рассчитывать на помощь своей родственницы. Но маленькие девочки из Сиуфанги поглядывают искоса на маленьких девочек из Лумы, ближайшей соседней деревни, и уж совсем подозрительно — на маленьких девочек из Фалеасао, деревни в двадцати минутах ходьбы от их собственной. <.. .>

Сильные дружеские привязанности никогда не завязываются в этом возрасте. В структуре группы явно доминируют родственные или соседские отношения, личность стоит на втором плане. Наиболее сильные привязанности всегда возникают между близкими родственниками, и пара маленьких сестричек занимает на Самоа место наших закадычных подружек. Когда говорят о глубокой привязанности, то западное: “Да, Мэри и Джулия так хорошо дружат, совсем как сестры” — заменяется на Самоа простым объяснением: “Но ведь она родственница”. Старшие девочки защищают младших, балуют их, сплетают для них ожерелья из цветов, дарят им свои самые дорогие раковины. Эти родственные связи — единственный устойчивый элемент в группе, но даже они ставятся под угрозу, если меняется местожительство. Эмоциональный тон в отношении жителей другой деревни приводит к тому, что даже две кузины из разных деревень поглядывают друг на друга искоса. <...>

Дети этого возраста, собираясь в группы, только играют, у них нет никаких других занятий. И в этом отношении пребывание в группе диаметрально противоположно домашней жизни самоанской девочки, где она только работает: нянчится с детьми, выполняет бесчисленное множество простейших хозяйственных

дел, постоянно бегает с какими-то поручениями. Девочки собираются в группки рано вечером, еще до позднего самоанского ужина, а иногда и во время всеобщей послеполуденной сиесты. Лунными ночами они бегают по деревне, то нападая, то спасаясь бегством от ватаг мальчишек, подглядывают, что делается в домах за занавесями-циновками, ловят прибрежных крабов, устраивают засады на неосторожных любовников или же подкрадываются к какому-нибудь отдаленному дому, чтобы посмотреть на роды, а может быть, и на выкидыш. Одержимые страхом перед старейшинами деревни, перед маленькими мальчишками, собственными родственниками, ночными призраками, они не рискнут отправиться в свои ночные похождения, если их не набралось четверо или пятеро. Это группки настоящих маленьких бунтарок, сбежавших от домашней скуки. Из-за сильного родственного чувства, из-за привязанности к дому, осознания того, что они пользуются украденным временем, из-за необходимости незамедлительного осуществления намеченных группой планов, а также из-за опасности наказания, нависшей над головами детей, если они зашли слишком далеко, самоанский ребенок столь же зависим от своего непосредственного взрослого окружения, как и ребенок на нашем сельском Западе. В действительности круг, в котором девочка замкнута, здесь не превышает в диаметре одной восьмой мили. Но палящее солнце, обжигающие пески, вдобавок к количеству родственников, от которых нужно сбежать днем, сонмы призраков, от которых необходимо скрыться по ночам, увеличивают это расстояние, превращая его в барьер для дружбы, равнозначный трем-четырем милям в сельской Америке. Так возникает феномен изолированного ребенка в деревне, полной сверстников. <.. .>

Но эти прихотливо возникающие сообщества девочек были возможны только в возрасте от восьми до двенадцати лет. По мере приближения периода полового созревания и но мере того как девочка набирает физическую силу и приобретает новые навыки, ее снова поглощают заботы по дому. Она должна разжигать очаг, идти работать на огород, ловить рыбу. Ее дни заполнены долгим трудом и новыми обязанностями.

Вот случай с Фиту. В сентябре она была одной из руководительниц маленькой ватажки — немного выше других, немного худощавее, более шумная и предприимчивая, но всего лишь легкомысленная маленькая девчонка среди других девочек и постоянно с крупным младенцем на коленях. Однако в апреле она передала этого младенца младшей сестре девяти лет. Еще меньший ребенок был передан на попечение пятилетней сестренке, и Фиту стала работать с матерью на огороде. Ее стали брать в длительные походы за корой гибискуса и на рыбную ловлю у рифоз. Она стала стирать белье у моря, а в дни приготовления пищи помогать на кухне. Время от времени она по вечерам убегала поиграть на лужайке со своими прежними подружками, но тяжелый и непривычный дневной труд, как правило, слишком утомлял ее, да к тому же в ней выросла какая-то легкая отчужденность. Она чувствовала, что ее более взрослые занятия отделяют ее от остальной группы, с которой она была так близка прошлой осенью. Несколько раз она пыталась сблизиться со старшими девочками, живущими по соседству. Мать посылала ее ночевать в дом пастора, где много старших девочек, но через три дня она вернулась домой. Эти девочки были слишком взрослыми для нее. “La'itiiti a'u” (“Я еще маленькая”), — сказала она, вернувшись. И все же она была потеряна для своей прежней группы. В трех деревнях было четырнадцать таких девочек, вплотную приблизившихся к возрасту полового созревания, выполнявших непривычную для них работу, девочек, вступивших в новые и более тесные отношения со взрослыми в своих семействах. У них еще не проснулся интерес к мальчикам, поэтому среди них не возникали новые компании, основанные на сексуальных интересах. Они спокойно выполняли свои работы по хозяйству, выбирали наставницей одну из пожилых женщин своего семейства и постепенно привыкали к тому, что эпитет “маленькая” уже больше не применялся к ним. И никогда более они не сольются в те свободные, подвижные группки, как в возрасте до десяти лет. В шестнадцать-семнадцать лет соседские связи все еще господствуют в жизни девушки, и потому в этом возрасте их компании состоят из двух-трех человек, не более. Но чувство соседской солидарности полностью исчезает у девушек после семнадцати лет, и они не обращают ни малейшего внимания на сверстницу, живущую рядом, и ходят в гости к родственнице на другом конце деревни. Решающим фактором складывающейся дружбы теперь оказываются родство и сходные сексуальные интересы. Девушки в это время уже реагируют, хотя и пассивно, на возрастающий интерес к ним юношей. Если милый ее сердцу имеет закадычного друга, неравнодушного к ее кузине, то между этими родственницами возникает пылкая, хотя и преходящая дружба. Иногда дружеские связи такого рода выходят за рамки чисто родственной группы.

Хотя девушки в это время могут довериться только одной или двум своим юным родственницам, их изменившийся сексуальный статус ощущается и другими женщинами в деревне. Он же приводит к тому, что дружеские привязанности постоянно смещаются и меняются: девушка превращается из пугливого подростка, боящегося всех девиц старше себя, в девушку, для которой ее первая или вторая любовная связь все еще представляется очень важным событием, в девушку, начинающую сосредоточивать все свое внимание на одном юноше и строящую брачные планы. Кроме того, незамужние матери выбирают ей друзей женского пола, по возможности находящихся в том же положении, либо же женщин с неопределенным брачным статусом — брошенных или опозоренных молодых жен.

Очень немногие из привязанностей младших девочек к старшим переживают пубертатный период. Двенадцатилетняя девочка может сильно привязаться к своей шестнадцатилетней кузине, быть в восторге от нее, хотя это поклонение не более чем бледная тень школьного “обожания”, характерного для пашей цивилизации. Но когда ей будет пятнадцать, а кузине — девятнадцать, картина изменится. Ведь весь мир взрослых или почти взрослых враждебен ей, он шпионит за ее любовными похождениями, проявляя при этом самую изощренную утонченность. Ему нельзя верить ни в коем случае. Можно доверять лишь тем, кто именно сейчас занят столь же рискованными похождениями.