«Фаустники» в бою

^{Добровольцы из Гитлерюгенда доставляют Фаустпатроны на позиции}

^{Полигонные испытания Офенрора}

Обстановка в Берлине становилась критической. В самом уязвимом положении находились те немецкие части, которые оказались во время бомбежек Берлина не в траншеях, а на открытом пространстве. Так, рота фольксштурма под командованием Эриха Шредера в 7 часов утра получила приказ срочно погрузиться на автомобили и как можно быстрее выдвинуться в сторону линии фронта. Воздушный налет застал их врасплох, и у них не было времени хоть как-то окопаться. Шредер услышал два почти одновременных взрыва от авиабомбы. Один из осколков оторвал ему большой палец на ноге, второй — впился в икру на ноге, а третий — застрял в пояснице. Оставаться на месте было нельзя, и он попытался встать, чтобы найти укрытие. Большинство автомобилей, которые только что выгрузили роту фольксштурма, оказались подбиты и горели. В них рвались остававшиеся Фаустпатроны. По всей вероятности, Шредера обнаружили и положили в одну из неповрежденных машин. Он был переправлен на перевязочный пункт на станции Фюрстенвальде. Однако новый налет советской авиации, произведенный той же ночью, до основания уничтожил здание, в котором располагался этот пункт. Лишь благодаря счастливой случайности уцелел подвал, где на тот момент находились раненые. Надо отметить, что в этой ужасной ситуации едва ли не самыми отчаянными солдатами были французские эсэсовцы, добровольно сражавшиеся на немецкой стороне. Так, например, разведывательный батальон дивизии «Нордланд» был практически окружен и вновь понес тяжелые потери. В еще худшее положение попали подразделения Гитлерюгенда, которые оказались отрезаны от остальных немецких частей и попали под жестокий огонь советской артиллерии. Красноармейские танки предусмотрительно не приближались к немецким позициям, боясь выстрелов из Фаустпатронов. «Затем они стали стрелять по верхушкам деревьев, — как отмечалось в докладе командира подразделения Бекера. — Летящие сверху осколки поражали солдат, находящихся внизу». После войны выжившие французы утверждали, что никто из них не являлся национал-социалистом. Возможно, с чисто формальной точки зрения они правы, но французский фашизм был, пожалуй, даже более близок к национал-социализму, чем его итальянская или испанская редакции. По крайней мере, эти добровольцы, выразившие готовность умереть в руинах осажденного Берлина, являлись фанатичными антибольшевиками, независимо от того, верили они в «новый европейский порядок» или в «старую добрую Францию». В последние дни войны французские добровольцы набили патронами подсумки и карманы и взяли с собой оставшиеся в батальоне Фаустпатроны. В 8 часов 30 минут, в тот момент, когда они занимали свои места в автомобилях, их внимание обратил на себя проезжавший мимо открытый «Мерседес», которым управлял не кто иной, как сам рейхсфюрер СС. Гиммлер ехал без всякой охраны. «Только много лет спустя Крукенберг осознал, что Гиммлер, должно быть, возвращался в Хохенлихен из Любека, где прошлой ночью он встречался там с графом Фольке Бернадоттом, представителем шведского Красного Креста». Крукенберг приказал французам Анри Фене занять позицию на Германплац и быть готовыми отразить с помощью Фаустпатронов атаку советских танков. Фене были приданы также около ста бойцов из Гитлерюгенда. Всех их проинструктировали, что огонь следует открывать только с близкого расстояния и целиться в башню танка. Эсэсовцы полагали, что прямое попадание в башню является наиболее удачным, поскольку в результате взрыва уничтожается весь экипаж боевой машины. Один из французов так вспоминал эти последние дни Второй мировой войны: «Финк проводил меня по шахте метро до станции „Кохштрассе“ в газетном центре Берлина. Там меня ждал Вебер — солдат, которому на завтрак требовался по крайней мере один вражеский танк. Он провел меня в низко расположенную над тротуаром комнату, из которой отлично просматривалась Вильгельмштрассе. „Вы только посмотрите на это! — В трех метрах от нас неподвижно замер „Т-34“. На башне виднелся след от снаряда Фаустпатрона, гусеницы догорали и дымились. — Разве это не красота?“ — спросил Вебер тихо. Он сделал чистую работу. Еще один! Итог дня: пять подбитых Фаустпатронами танков, многочисленные атаки русской пехоты отбиты, причем русские понесли тяжелые потери. Но у нас нет ни одного противотанкового орудия, ни пушки, ни минометов. У нас остались только Фаустпатроны, автоматы и несколько пулеметов „MG-42“. Не слишком-то много! У русских же, наоборот, казалось, что на место подбитого танка тут же встают несколько новых. У них были противотанковые орудия и наводящие страх минометы в огромном количестве, И пехоты, до настоящего времени довольно осторожной, вроде бы было очень много. Но какое нам было дело до этого?» За свое упорство французы заработали невольное уважение советских солдат (насколько оно было вообще возможно в тех условиях): «Эти эсэсовские дьяволы на той стороне улицы стоят намертво. Они нас тут здорово потрепали, приданный нам танк и две самоходки фаустировали. Знаете, какое это ядовитое оружие в уличном бою?»

^{Полигонные испытания Офенрора}

^{Несмотря на то что Панцерфауст и Панцершрек поступили на вооружение германской армии еще в 1943 году, нацистская пропаганда стала описывать их как «чудо-оружие» лишь во второй половине 1944 года}

Бои за Беелитц продолжались несколько дней. Погибло семьдесят шесть мирных жителей, включая пятнадцать детей. «Это было отчаянное сражение, — вспоминал батальонный командир из дивизии „Теодор Кернер“, — и пленных никто не брал». Он и его подчиненные пришли в ужас, когда советские солдаты захватили дом, в подвале которого находились их раненые боевые товарищи. Молодые немецкие военнослужащие — многие из них настолько юные, что жители Беелитца называли их не иначе как «киндер-солдатами», — поначалу испытывали сильную «танкобоязнь» перед советскими тридцатьчетверками и тяжелыми ИСами. Но уже через два дня они сумели подбить с помощью Фаустпатронов четыре советских ИСа. Командир подразделения Петер Реттих отмечал, что его подчиненные проявляют «чудеса храбрости и самоотверженности», затем он добавил, что посылать таких юнцов в самое пекло сражения «не просто постыдно, но и преступно».

Остатки французских эсэсовцев продолжали сражаться до последнего в двух местах: лесных массивах за границами Берлина и у имперской канцелярии. Битва на уничтожение в районе деревни Хальбе продолжалась в течение 28 и 29 апреля. Советские войска, поддержанные массированным огнем тяжелой артиллерии и «катюш», атаковали противника с юга. Многие молодые немецкие солдаты были настолько потрясены силой советского огня, что, по выражению одного из деревенских жителей, буквально «накладывали себе в штаны». Местные селяне прятались по подвалам домов, и, когда к ним приходили юнцы из Вермахта, они давали солдатам какую-нибудь одежду, чтобы те могли переодеться в штатское. Однако эсэсовцы старались предотвратить этот процесс, угрожая солдатам расстрелом. Харди Буль находился в подвале вместе с семьей, другими деревенскими жителями и военнослужащими Вермахта — всего около сорока человек, — когда там появился эсэсовец, вооруженный Фаустпатроном. Он был явно готов применить к ним оружие. Взрыв в таком небольшом помещении, безусловно, убил бы всех его обитателей. Однако стоявший за дверью солдат Вермахта оказался проворней и выстрелил эсэсовцу в спину. Существует много других свидетельств о вооруженных стычках между военнослужащими Вермахта и войск СС во время боев у Хальбе, однако все они требуют дополнительного подтверждения.