Боярыня Морозова

В своих сочинениях в защиту старой веры Спиридон Потемкин переносит спор с деталей обряда и личных выпадов на теоретическую, строго богословскую почву. Никоновские новшества неправильны и бесполезны уже потому, что Церковь Христова «и не требует никакова исправления; того ради яко непогрешити может… яко никогда же погрешите ей, не точию в вере или крещении или священстве, но ни в малейшем от догмат святых в чем поползнутися… А еже прият того вовеки не оставит, и не может быти недейственна: ни един час, и не может погрешите ни во едином слове, ни во псалмех ни во ермосах, ни во обычаех и нравех писаных и держимех, вся бо церковная свята суть, и держание не пресечеся ни на един день» [169].

Тем самым всякая попытка изменить, а точнее, исказить церковное предание, переправить или заново отредактировать богослужебные тексты и чинопоследования подрывает самые основы веры. Старец Спиридон обращал внимание верующих на то, что «ныне выходят книги еретическими реформовании, полны злых догмат, из Рима, из Парижи, из Венецыи, греческим языком: но не по древнему благочестию, их же прелагают на словенский язык, ныне же реформованныя з горшими расколы». Но и это еще не всё. Новые церковные вожди ради «науки грамматики, риторики и философии» «еллинских учителей возлюбиша паче апостолов Христовых», то есть ради древнегреческой и вообще секуляризированной культуры и науки забыли веру Христову и отходят от корней православия. Спиридон с горечью восклицает: «О л юте время нас постиже, разлучают нас со Христом истинным Богом нашим и приводят к сыну погибели!» «В его глазах этот отход от Христа к светской секуляризированной культуре является предзнаменованием «последнего времени», конца истории, прихода антихриста, — писал С. А. Зеньковский. — Что можно ожидать от таких вождей церкви, которые ради преимуществ преходящей светской науки и цивилизации изменяют святым догматам и старому церковному обряду? Они способны всё сделать, они готовы отступить от правой веры и не далек день, когда они «дадут славу зверю пестрому» и «устелют путь гладок своему антихристу сыну погибели»» [170]. В своих эсхатологических построениях старец Спиридон Потемкин близок к западнорусским богословам Стефану Зизанию и Захарии Копыстенскому, разделяя их теорию поэтапного, трехчастного завоевания мира антихристом. Так же, как они, он ожидал появления антихриста в 1666 году, видя все признаки наступающего Апокалипсиса: «…и что будет по шести летех, но и сего уже главизны являются». Но до 1666 года дожить старцу было не суждено…

Всё более укрепляясь в старой вере под влиянием своего духовного отца, с которым она продолжала вести переписку, боярыня Феодосия Прокопьевна «всего новоуставления церковнаго» отвратилась. Всё чаще уклоняется она от богослужений в дворцовых храмах, где должна была присутствовать в соответствии с придворным этикетом. Старалась она реже бывать и при царском дворе. Однако даже бывая «вверху» у царицы Марии Ильиничны, она никогда не оставляла своего церковного и келейного правила. При этом Морозова, как вспоминал Аввакум, «на беседах же никониян мужеска полу и женска безпрестанно обличая, и потязая от пути истиннаго заблудивших и ходивших вслед прелести никониянской: везде им являшеся яко лев лисицам» [171]. Она была начитанна в богословской литературе и находилась в самой гуще ожесточенных споров старообрядцев с никонианами. Это не могло не бросаться в глаза, и о симпатиях боярыни к старой вере скоро становится известно царю.

О начале противостояния боярыни Морозовой с царем Алексеем Михайловичем протопоп Аввакум повествует в своем сочинении «О трех исповедницах слово плачевное» в таких словах: «Егда же рассвирепела буря никониянская и сослали меня паки с Москвы на Мезень во отоки окиянские, она же, Феодосья, прилежаше о благочестии и бравшеся с еретики мужественне, собираше бо други мои тайно в келью к преждереченному нищему Феодоту Стефанову и писавше выписки на ересь никониянскую, готовляше бо, ожидающе собора правого. И уразумевше бо сродники ее Ртищевы, и наустиша холопей ее воровским умыслом, и оклевещут ю ко царю. Царь же, лаская ее, присылал к ней ближних своих — Иякима архимарита, патриарха нынешнего, развращая ее от правоверия» [172].

Присылка архимандрита кремлевского Чудова монастыря Иоакима вместе с ключарем Петром состоялась осенью 1664 года по инициативе царя. Архимандрит Иоаким (в миру Иван Савелов) — по меткой характеристике диакона Феодора, «человекоугодник и блюдолиз», впоследствии выслужившийся до патриаршего сана, стал олицетворением новой реформированной церкви. На вопрос М. А. Ртищева, посланного от имени царя выяснить религиозные убеждения Иоакима, тот отвечал: «Аз-де, государь, не знаю ни старыя веры, ни новыя, но что велят начальницы, то и готов творити и слушати их во всем» [173], после чего и был назначен чудовским архимандритом.

Однако уговоры царских посланцев оказались напрасны. Морозова «крепко свидетельствова и зело их посрами». «Аще-де и умру, не предам благоверия! — мужественно отвечала боярыня. — Издетска бо обыкла почитать Сына Божия и Богородицу, и слагаю персты по преданию святых отец, и книги держу старыя, нововводная же ваши вся отмещу и проклинаю вся! Аще-де вера наша старая неправа суть, но яко же есть права и истинна, яко солнце на поднебесной блещашеся. Скажите царю Алексею: «почто-де отец твой, царь Михайло так веровал, яко же и мы? Аще я достойна озлоблению, — извергни тело отцово из гроба и передай его, проклявше, псам на снедь. Я-де и тогда не послушаю!»» [174].

Посланники возвратились к царю и рассказали ему всё, что слышали от Морозовой. Царь пришел в неописуемую ярость, но физически расправиться с такой близкой к царской семье и родовитой боярыней пока не решился. Да и царица Мария Ильинична всё время заступалась за свою родственницу, «понеже зело милостива к ней была и любила ея за добродетель», как вступалась в свое время за протопопа Аввакума. Алексей Михайлович решил действовать иначе: он запретил Морозовой съезжать со двора и летом 1665 года отобрал у нее половину ее вотчин, причем лучших — «две тысящи християн». [175] Как всегда, нашлись и «доброжелатели», готовые оклеветать впавшую в опалу боярыню: «А холопи в приказе клевещут на ню, яко блудит и робят родит и со осужденным Аввакумом водится. Он-де ее научил противитися царю»…

В конфликте царя Алексея Михайловича с боярыней Морозовой имущественная сторона играла далеко не последнюю роль, что, впрочем, никоим образом не должно принижать ее духовного подвига. Современный историк П. В. Седов пишет: «Полагаем, что в истории боярыни Морозовой проявились не только уникальные черты ее личности и противостояние сторонников и противников церковной реформы, но и соперничество дворцовых группировок в борьбе за власть и их имущественные интересы. Вряд ли можно разделить религиозные и мирские мотивы в поведении исторической боярыни Морозовой, поскольку синкретизм средневековой культуры не подразумевал существования одного без другого» [176].

И действительно, уже на страницах составленной в Выговском старообрядческом общежительстве Краткой редакции ее Жития (XVIII век) достаточно четко проводится эта мысль: «На сия же два великая изъобилия, благочестие глаголю и на стяжание благороднейших княгинь имения, возведошася люте два завистливая ока — дияволе и новолюбцев. И едино убо яряшеся и последнюю благочестия искру, в пепеле терпения онех крыемую, угасити. Другое же горяше стяжание ею восхитити…» [177]