Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь

В начале 1942 г. органы полиции безопасности и СД на Украине продолжили свои попытки играть главную роль в разрешении религиозного вопроса. 2 февраля командующий полицией безопасности и СД РКУ в Киеве издал указ подчиняющимся ему руководителям СС и полиции во всех генерал-бецирках рейхскомиссариата о линии религиозной политики. Он назывался «Церковь на Украине», состоял из 5 пунктов и отличался большой жесткостью. Об отношении к Православной Церкви говорилось в первом пункте: «Различным группам и Православной Церкви разрешать религиозную деятельность в чисто внутрицерковных рамках… Так как открыто оппозиционные политические группы уже стараются использовать церкви в целях маскировки своих враждебных рейху устремлений, следует всеми силами препятствовать образованию в качестве политического центра влияния Всеукраинской автокефальной Церкви или охватывающего значительную территорию объединения Православной Церкви под руководством Митрополита… Также заботиться о том, чтобы клир ни в коем случае не был подготовлен в качестве политического руководящего слоя. Поэтому, прежде всего, пресекать создание семинаров священников, высших теологических школ и т. п.» [272]. Это привело к острому конфликту с РМО, которое занимало совсем другую позицию в отношении Украинской автокефальной Церкви. Разгневанный А. Розенберг 31 марта подготовил проект циркуляра рейхскомиссара Украины, в котором писал: «Я убежден, что согласно указу фюрера от 17 июля 1941 г. руководители полиции и СС ответственны лишь за полицейскую безопасность. Общее политическое руководство, а также вопросы церковной политики подлежат исключительно ведению рейхсминистра занятых восточных территорий и подведомственных ему рейхс-, генерал- и гебитскомиссаров. СС и полиция, таким образом, не правомочны издавать от себя какой-либо направляющей линии в церковной политике. Я аннулирую все существующие директивы СС и полиции. Рейхскомиссар должен в служебном порядке дать подчиненным ему руководителям СС и полиции указания получать директивную линию у него или у генерал-комиссаров, а не вмешиваться самим в церковную политику. Задача руководителей СС и полиции всех ступеней состоит в том, чтобы сообщать их соответствующему руководящему комиссару о полицейских мероприятиях и прочих установленных отношениях, а не выдавать от себя политическую направляющую линию» [273]. Правда, в окончательном варианте циркуляра, отправленного 16 апреля рейхскомиссаром в Ровно, концовка этого документа была несколько смягчена: «Уже изданную полицейскими органами церковно-политическую направляющую линию заменить на собственные указания. Окончательное урегулирование последует в указе рейхсминистра занятых восточных территорий» [274].

Этот конфликт не был единственным. Взгляды полиции безопасности и РМО совпадали далеко не во всем. Так, в РСХА начали разрабатываться более долгосрочные послевоенные планы религиозной политики на Востоке. Уже 31 октября 1941 г. была издана секретная директива за подписью Гейдриха: «Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть Церкви или Церквей, что особенно относится к старшему поколению… я вижу большую политическую опасность, равно как и опасность в области мировоззрения, в том, что в настоящее время в восточные области необдуманно допускают священнослужителей всех вероисповеданий. Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии. Возникает только вопрос: какую?.. То, что теперь уже во многих местах церкви с попами, связанными вероисповеданиями, открываются вновь и что этому даже способствуют германские органы власти, вызовет лишь религиозную реакцию, которая когда-нибудь… может оказаться таковой в политическом отношении и будет противостоять необходимому освобождению восточных областей. Поэтому крайне необходимо <…> позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения, толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение „избранного богом народа“ в гетто и искоренение этого народа… не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки Православной Церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства. Из вышесказанного явствует, что разрешение церковного вопроса в оккупированных восточных областях является чрезвычайно важной… задачей, которая при некотором умении может быть великолепно разрешена в пользу религии, свободной от еврейского влияния. Эта задача имеет, однако, своей предпосылкой закрытие находящихся в восточных областях Церквей, зараженных еврейскими догматами» [275]. Тотальный расизм директивы не оставляет сомнения в судьбе православия в случае победы гитлеровской Германии. Его стали бы уничтожать, насаждая «новую религию», лишенную многих основных христианских догматов.

РМО подобными планами не занималось. Оно решало более конкретные задачи: «замирение» оккупированных территорий, эксплуатация их хозяйственного потенциала в интересах Третьего рейха, обеспечение поддержки местным населением германской администрации и т. п. Поэтому большое значение придавалось пропагандистской деятельности, и в связи с этим очень заманчивым казалось использовать религиозные чувства населения. Именно РМО и ее отличавшиеся значительной самостоятельностью рейхскомиссары с конца 1941 г. в наибольшей степени определяли практическую церковную политику германских органов власти на Украине, в Белоруссии и Прибалтике.

Сразу же после выхода августовских и сентябрьских директив Гитлера работники РМО занялись с их учетом дальнейшей выработкой детальной директивной линии в церковном вопросе. Возглавлявший группу религиозной политики К. Розенфельдер съездил в Ригу и Ковно, чтобы на месте познакомиться с ситуацией, и 7 октября 1941 г. представил свои «Предложения о церковной политике в Остланде»: «1) Осторожность по отношению к эмигрантской Церкви. 2) По возможности препятствовать Православной Церкви в России превратить Московский Патриархат в общецерковный центр на Востоке. Поддержка образования автокефальных Церквей в отдельных рейхскомиссариатах. 3) Насколько возможно быстро удалить из Остланда представителя Московской Церкви в Остланде экзарха Сергия, чтобы совершенно исключить влияние русского народа… 4) Пресечение на восточных территориях любой католической акции, преследующей цель католизации России… 5) Православной Церкви также может касаться точка зрения о необходимости органам власти рейха по возможности менее активно участвовать в церковной жизни. Следует по мере сил незаметно обеспечивать курс, доставляющий меньше трудностей рейху. 6) Необходимо как можно скорее создать ясную направляющую линию обращения с Православной Церковью… При сильном влиянии, которое Церковь на Востоке повсеместно оказывает или будет оказывать на народ, каждое ошибочное мероприятие и любые неединообразные действия различных ведомств имеют вредные последствия для рейха» [276].

Здесь очевиден осторожный подход, без грубого силового вмешательства в церковную жизнь, которое было так характерно для органов полиции безопасности и СД. Предложения Розенфельдера легли в основу нескольких документов, разработанных в РМО.

В своих показаниях 16 октября 1946 г. на Нюрнбергском процессе А. Розенберг заявил: «…После вступления немецких войск на восточные территории, армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений; и когда я был сделан министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ о „Свободе церкви“ в конце декабря 1941 г.» [277]. Такой указ действительно был составлен А. Розенбергом, но из-за противодействия влиятельных противников, прежде всего М. Бормана и лично А. Гитлера, он никогда не издавался. Один из руководящих работников Министерства восточных территорий 25 октября 1943 г. в секретной записке указывал: «После переговоров, длившихся в течение месяцев, все же было решено не провозглашать свободу религии торжественным образом, но сделать это как можно тише» [278].