Гибель Императорской России

Наконец, таким же примером излишнего доверия к секретному агенту является и убийство П. А. Столыпина. Мне придется подробно остановиться на этом деле, которое, несмотря на неоднократные расследования, остается для многих мало понятным. Здесь я могу только сказать, что начальник Киевского охранного отделения, подполковник Кулябко, проявил избыток доверия к Богрову, пустил его в театр, а главное, перед самым фактом убийства, потребовав, по моему приказанию, чтобы он ехал домой и не отлучался из своей квартиры, не проводил его сам или через кого-либо из своих чинов до улицы. Допустив же в себе неограниченную веру в сотрудника и оставив его перед наружной дверью вестибюля, он дал возможность Богрову вернуться в театральный зал и совершить убийство.

Факты, только что приведенные, указывают, что при таком отношении к сотрудникам руководившие ими жандармские офицеры, рискуя жизнью других людей, прежде всего подвергали опасности свою жизнь.

В тесной связи с этим стоит принципиальный вопрос о допущении офицерами сотрудников в места, где находились охраняемые лица. О сопряженной с таким приемом опасностью все офицеры знали с самого начала моей службы — я требовал безусловно, что если в исключительных случаях присутствие сотрудника было неизбежно для предупреждения покушения со стороны революционеров, жандармский офицер или руководитель розыска не должен был ни на одну минуту оставлять секретного агента одного, а обставить тщательным наблюдением. На это указывает и приведенный мной выше случай с тем же самым Кулябко во время подготовлявшегося на меня покушения на концерте в Киеве. Полковник А. И. Спиридович[13], которого также обвиняли в допуске сотрудника Богрова в Киевский театр, задолго до событий в Киеве потребовал немедленного увольнения одного из сотрудников, назначенного Петербургским охранным отделением сопровождать царский автомобиль.

В декабре 1909 года перед предполагавшейся в Москве остановкой Государя Императора у розыскных органов были серьезные сведения о готовившемся покушении на цареубийство, которое должно было быть осуществлено во время проезда Императора. Сведения указывали и на определенную группу, некоторые лица из состава которой были известны одному из сотрудников. Таким образом, присутствие его на улице было безусловно необходимым. Я доложил об этом П. А. Столыпину и получил его разрешение, причем в своем докладе указал, что командирую вместе с сотрудником одного чиновника и нескольких опытных офицеров Петербургского охранного отделения, которые не должны оставлять его ни на одну минуту.

В системе политического розыска меня озабочивало освещение революционной пропаганды и настроения среди чинов армии и флота. В памяти живы были восстания матросов в Свеаборге и Кронштадте, поднятый лейтенантом Шмидтом бунт среди моряков Черноморского флота, военные мятежи в Полтаве, Киеве и Туркестане.

Государь Император воспретил секретную агентуру в войсковых частях, считая совершенно достаточным наблюдение со стороны подлежащего военного начальства, тогда как в действительности такое наблюдение вовсе не достигало цели. Начальники воинских частей отчасти не допускали даже возможности революционного движения в своих командах, отчасти совершенно не умели установить за ними надзора, а в особенности боялись нарушить сыгравшее пагубную роль «все обстоит благополучно». При таких условиях от секретной агентуры среди нижних чинов нужно было отказаться, а ее предстояло искать в кругу лиц, так или иначе с войсками соприкасающихся. По моему приказанию был разработан проект открытия вблизи казарм мелочных лавочек, торговля в коих должна была производиться агентами розыскных учреждений, и таким образом освещать настроение войсковых частей. Проект этот был осуществлен в очень малом размере, так как для широкой его постановки не хватало денег.

Наконец, я категорически воспретил всякую агентуру среди учащейся молодежи средних учебных заведений. Пересоздать всю систему политического розыска требовало значительного времени, и мне не удалось провести ее планомерно, ввиду всепоглощающей работы по охране многократных высочайших путешествий. По тем же причинам не удалось мне видоизменить инструкцию по политической агентуре М. И. Трусевича, — я считал, что таковая требует продолжительной и серьезной работы с непосредственным участием местных розыскных деятелей. Думаю, что новая инструкция, составленная наспех, не исправила бы дела, а внесла бы еще большую путаницу и затруднения при планомерном ее применении. Эта мысль, по-видимому, занимала и всех моих преемников, так как на мой первый вопрос, осуществлен ли пересмотр инструкции,— когда я в октябре 1916 года временно исполнял обязанности товарища министра внутренних дел при А. Д. Протопопове,— мне ответили, что работы еще продолжаются и находятся в ведении жандармского генерала П. К. Попова, которому я приказал закончить их не позднее месяца. Я не знаю результата этих работ, так как в конце ноября я, по моей просьбе, был освобожден от обязанностей по означенной должности.

Мои взгляды на политический розыск и принятые для их осуществления начинания подверглись серьезному практическому экзамену.

Смутное время 1905 и 1906 годов и вызванная им усиленная работа всех чинов министерства внутренних дел по восстановлению порядка и спокойствия лишали Государя Императора возможности оставлять столицу и предпринимать какие-либо поездки по России, тем более что таковые нельзя было считать безопасными, ввиду интенсивной деятельности боевых организаций. После наступления сравнительного спокойствия, а именно с 1909 года, путешествия Государя стали носить постоянный характер. В бытность мою товарищем министра внутренних дел с 1 января 1909 года по 19 ноября 1911 года, Государь Император изволил присутствовать на торжествах в Полтаве, Риге, Киеве, Овруче и Чернигове, проживать в течение нескольких месяцев осенью в Крыму, посетить итальянского короля в Ракониджи, пробыть около двух месяцев в Гессен-Дармштадте и проехать для свидания с Императором Вильгельмом в Потсдам. Эти путешествия вызывали чрезвычайное напряжение всех сил охранной полиции. Я не имею в виду излагать официальную сторону поездок и торжеств, своевременно описанных в органах прессы всего мира,— я вспоминаю здесь только о вызванной путешествиями работе, которая внесла крупные изменения в самую систему охраны.

От центральной агентуры мы отказались. Сведения, поступавшие от второстепенных сотрудников, не могли считаться достаточным основанием, чтобы принятые по существу их меры безусловно гарантировали безопасность монарха. Приходилось центр внимания переносить на меры охраны наружной. Одной из главных среди них была тщательная регистрация населения как по пути проезда, так и в месте пребывания Государя Императора. Неизбежно было усиление местных полицейских сил командированием дополнительных отрядов из состава столичной полиции, с привлечением, где это было возможно, и местного населения, которое охотно оказывало в этом деле свою помощь. Я считаю, что совокупность этих мероприятий имела серьезное значение, так как все поездки прошли благополучно и порядок нигде не нарушался. Я испытывал чувство нравственного удовлетворения, сознавая, какое облегчение и радость доставляли Государю эти путешествия. Подъем духа в населении был очень велик, и оно встречало своего Царя крайне восторженно. Правительства иностранных государств шли навстречу мероприятиям, необходимость которых признавалась ими неизбежной. От квестора г. Турина, ведавшего охраной замка Ракониджи, командированные мной лица почерпнули полезные уроки по регистрации населения. Особую предупредительность и внимание мы встретили со стороны германских властей, а благожелательность французского правительства выразилась в пожаловании мне большого креста Почетного легиона. Легче всего было поддерживать порядок в Риге, ввиду крайней дисциплинированности толпы и широкого содействия всех местных общественных организаций.

Пребывание в Крыму и Гессен-Дармштадте было действительным отдыхом для Государя Императора и Его семьи. Заграничное общественное мнение проявляло полное сочувствие Российскому Монарху, и диссонанс вносила иногда лишь левая пресса, с которой тем не менее удавалось ладить далеко не полицейскими мерами.