Агрессия и катастрофа

Немецкий ответный визит в Безансон состоялся осенью того же года. 1600 фашистских "ветеранов" приняли в нем участие. И этот случай был использован, чтобы сообща возобновить клятву, данную в Дуомоне. Тем временем пало правительство Блюма, и "фронтовой солдат" Даладье стал председателем совета министров. Он широко поддержал "дружественные начинания" Гитлера.

Объектом "психологического наступления" были не только ветераны. Работа велась среди французской интеллигенции - писателей, ученых, служителей культа. Активную работу вели "Англо-французский комитет", "Германо-французское общество". В многочисленных изданиях этих организаций подчеркивалась германо-французская дружба как "противовес коммунизму". Для ее демонстрации использовались берлинские Олимпийские игры 1936 г., встречи ученых, различные союзы, празднества и т. д.

Широчайшая дезинформация, сопровождаемая безудержным разгулом антикоммунизма с обеих сторон, принесла свои плоды. С ее помощью нацистам и милитаристам удавалось дезориентировать общественное мнение во Франции, усыплять бдительность, "размягчать" французский тыл.

Во время "странной войны" дезинформация проводилась в иных формах. Немецкая пропаганда на передовых позициях всячески подчеркивала мотив "нежелания Германии воевать с Францией". Лозунги, призывы к братанию, листовки и радиопередачи размагничивали французских солдат. Вместе с тем антикоммунистическая истерия внутри Третьей республики направляла внимание армии в другую сторону: "Враги в нашем тылу"; "Бороться нужно с коммунистами". Французская армия все больше впадала в состояние моральной летаргии, теряла духовные силы, способность к активному сопротивлению.

Осуществляя чисто фашистскую, основанную на демагогии и лжи тактику "психологической войны", германский генеральный штаб энергично готовил вторжение в Западную Европу. И когда стало ясным, что мирные жесты в сторону Запада не достигают цели, подготовка приняла еще более конкретные формы.

V

Непосредственная подготовка германским командованием нападения на страны Западной Европы представляла собой довольно сложный процесс, занявший период с октября 1939 г. до весны 1940 г. Гитлер и его ближайшие сотрудники при всей их уверенности в себе не смогли осенью 1939 г. сразу и до конца поверить, что великие державы Франция и Англия так и не предпримут никаких попыток перейти в наступление на Западном фронте в момент, когда вермахт занят в Польше. Генеральные штабы в октябре 1939 г. буквально трепетали перед возможной перспективой англо-французского наступления, особенно на Рур, уязвимое индустриальное сердце рейха.

Однако в критические недели "польского похода" на Западном фронте союзники оказали Гитлеру величайшую любезность. В неподвижности и бездействии их дивизий, податливости их войск к разлагающей пропаганде гитлеровские генералы очень скоро рассмотрели залог своего будущего успеха на Западе. И как только высвободившиеся в Польше и вновь мобилизуемые войска укрепили западные бастионы рейха, Гитлер соблазнился мыслью вообще больше не ждать: опередить союзников и первым нанести удар именно в Бельгии, главным образом чтобы снять угрозу Руру и захватить базы флота для борьбы с Англией. Он знал о политических и военных противоречиях между Францией и Англией, между обеими этими державами, Бельгией и Голландией. Желание использовать противоречия в лагере противников до того момента, пока союзники их не преодолеют, подкрепляло решение выступить еще осенью 1939 г.

Но генеральный штаб очень хорошо помнил опыт 1914-1918 гг. и сумел охладить фюрера: "западный поход" следует подготовить как можно тщательнее, чтобы не повторился исход прошлой войны. Нужно больше дивизий, боеприпасов, средних и тяжелых танков, больше артиллерии и самолетов. Не следует чересчур торопиться. Союзники своим бездействием убеждали в стабильности своей политической линии и стратегической концепции. Руру ничто не угрожает, и бездействие на Западном фронте будет продолжаться ровно столько, сколько потребуется Берлину. Бельгия и Голландия будут ревниво охранять мираж своего нейтралитета, англо-французские вожди - предаваться своим иллюзиям; под прикрытием молчащих фронтов "странной войны" германское командование сможет уверенно преодолеть узкие места, обнаружившиеся в вооруженных силах, и подготовиться к такому удару, который наверняка сокрушит Францию. Гитлер постепенно соглашался с генералами, предлагавшими осуществить наступление не осенью 1939 г., а позже.

Первоначальные стратегические планы германского командования в отношении Запада, разработанные в сентябре 1939 г., ограничивались намерением запять голландские и бельгийские укрепления. Складывалась мысль о необходимости лишь выдвинуть к западу "предполье обороны Рура" и в период подготовки наступления на сухопутном театре развернуть авиацией и флотом активные действия против военно-морских сил Англии.

В начале октября наблюдается поворот в сторону более активных решений. Одним из главных побудительных моментов, безусловно, оказалась англо-французская политика заигрывания с Гитлером, которую последний воспринимал как еще одно подтверждение военной слабости западных держав. Именно в сентябре и октябре 1939 г. английские и французские сторонники дружбы с Германией за счет Советского Союза и стран Юго-Восточной Европы развернули энергичную деятельность за "мирное решение военного конфликта".

10 октября 1939 г. высшие руководители вооруженных сил - Кейтель, Браухич, Геринг, Редер и Гальдер - прибыли на совещание в имперскую канцелярию. И здесь они услышали от фюрера о его железной решимости разгромить западных союзников! Никаких колебаний. Гитлер зачитал им свои соображения о дальнейшем ведении войны. Главная мысль так называемой записки Гитлера состояла, как мы уже отмечали, в том, что Германия должна нанести решительный удар на Западе и быстро одержать победу, чтобы не позволить Франции и Англии затянуть войну и получить время для мобилизации и развертывания своих экономических, военных ресурсов и привлечения новых союзников. Фюрер сформулировал оперативную концепцию в духе "польского похода". Повторить то же самое! Танковые соединения применять с максимальным эффектом - путем внезапного продвижения в оперативную глубину. "Мощь атаки в отдельных местах массировать сверх нормального среднего соотношения, зато в других местах довольствоваться меньшими силами"{185}. Танковые удары должны быть нацелены "по обе стороны Льежа", мимо Антверпена в западном направлении, чтобы преградить отход сосредоточенным там бельгийским дивизиям и прервать связь бельгийцев с британским экспедиционным корпусом{186}. Гитлер подчеркивал, памятуя опыт Варшавы: отказаться от использования танковых дивизий против городов. "Держится город месяц или два - это все равно для него безнадежно".

Перспектива скорого начала военных действий против Франции и Англии продолжала смущать Браухича, Гальдера, Штюльпнагеля и других представителей руководства сухопутными силами и разведки. Они считали, что вермахт не в состоянии вести "большую войну". Нежелание вступать в открытое столкновение на Западе, тенденции к соглашению с Англией и Францией, конечно за счет Советского Союза, все еще порождали некоторые очень робкие колебания в штабе сухопутных сил ("дух Цоссена"), что вызывало растущее недовольство Гитлера.

Когда стало известным, что фюрер предполагает отдать приказ о наступлении в начале ноября 1939 г., Браухич решил сделать попытку отговорить его. Он попросил личной аудиенции и был принят в полдень 5 ноября. Он подробно изложил Гитлеру аргументы против наступления сейчас, осенью: плохая погода, не хватает боеприпасов, в войсках слабая дисциплина, невысок боевой дух.

Последний аргумент привел Гитлера в бешенство: генерал осмеливается критиковать его, фюрера, систему воспитания? Он не верит в готовность солдат умереть за фюрера? Это и есть "дух Цоссена", который он, фюрер, вырвет с корнем. Он орал на вконец перепуганного Браухича и выбежал из кабинета, прервав аудиенцию. Белый как мел генерал-полковник буквально выполз из дверей "рабочей комнаты" в приемную, где его ждал Гальдер. В машине из сбивчивого рассказа своего потрясенного шефа начальник штаба узнал о гневе властителя и перепугался не меньше Браухича. Оба решили, что гестапо немедленно нагрянет на Цоссен. С этих пор слабое и трусливое фрондерство прекратилось вообще. Лишь начальник штаба Канариса Остер с небольшой группой единомышленников продолжал тайные контакты с Англией через Ватикан, надеясь договориться о мире или же организовать государственный переворот.