Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?

В результате сложной церковно–политической борьбы, обстоятельства которой нас здесь не интересуют [526], Болгария вновь вернулась в лоно Константинопольской церкви. Продолжатель Феофана описывает и этот эпизод; рассказав о насильственной христианизации Василием I внутриимперских иноверцев, он пишет: «Точно так же обошелся он и с болгарским племенем. Народ этот, хотя вроде бы и прежде обратился к благочестию (προ τούτου τήν πρός ευσέβειαν μεταβολήν είσδέξασθαι εδοξε) и перешел в христианство, однако нетверд и непрочен был во благе и подобен листам, колышимым и колеблемым малейшим ветром. Но непрерывными царскими увещеваниями, торжественными приемами, а еще великодушными Щедротами и дарами заставил он их принять архиепископа и Умножить в стране число епископов (дословно — «согласиться, чтобы страна была заполонена епископами» — έπισκόποις <ταπυκνωθήναι τήν χώραν άνέχεται. — С. Я.). И вот через них, а также через благочестивых монахов, коих призвал царь с гор и из пещер земных и послал туда (παρα του βασιλέως άποσταλέντων των ευσεβών μοναχών), сей народ оставил отцовские обычаи и дад уловить себя в сети Христа» [527].

Этот рассказ представляет собой первую имеющуюся у нас полную картину активной и планомерной христианизации варварской страны со стороны Византии. Упомянуто как создание иерархии [528], так и внедрение проповедников–монахов на низовом уровне. Такое внимание к предмету со стороны греческих авторов и такая тщательность при проведении катехизации со стороны византийских властей объясняются не только близостью Болгарии к Константинополю, не только длительностью политических и культурных контактов, но и, главным образом, ощущением ромеев, что болгарские земли — это их исконная территория, которая неизбежно должна к ним возвратиться [529].

Однако в Болгарии тоже знали о том, как воспринимает их страну ее великий сосед, а потому закономерно усматривали угрозу и в византийском христианстве. Именно здесь кроется причина того, что болгарский князь Борис–Михаил охотно принял у себя учеников Мефодия, изгнанных в 880–х гг. из Великой Моравии (см. выше), и с их помощью организовал перевод литургии с греческого языка на славянский. Самый выдающийся из моравских изгнанников, Климент Охридский, был послан «учителем» (διδάσκαλος) в юго–западную Болгарию и «обходил эти области, громогласно провозглашая (μεγαλοφώνως κατήγγελλε) спасение Божье язычникам (έ'θνεσι)» [530]. Значит, даже в районах, непосредственно граничивших с византийскими владениями, через двадцать лет после крещения оставалось много язычников. Когда после воцарения в Болгарии Симеона Климент был в 893 г. назначен епископом, «он обнаружил, что паства в его диоцезе совершенно не слышала проповедей (τταντάπασι… άνομίλητον) в божественном слове и Писании и что она не научена ничему (μηδέν πεπαιδευμένον) из того, что украшает церковь» [531]. Проблема среди прочего явно состояла и в том, что греческий клир не знал славянского языка, а болгарский — греческого (ср. ниже, с. 243) [532]. Усилиями болгарских книжников были созданы местные кадры духовенства, так что зависимость местной церкви от Византии снизилась.

VIII. Русь

В 860 г. на Константинополь совершил нападение народ «рос». Этот первый военный контакт с новым противником тут же привел и к первому религиозному взаимодействию: по словам Продолжателя Феофана, «насытившись гневом Божиим, они вернулись домой… а вскоре прибыло от них посольство в царственный город, прося приобщить их к Божьему крещению. Что и произошло» [533]. Сколь бы неопределенными ни были эти сведения, из них следует, что новая угроза заставила имперскую дипломатию немедленно задуматься над способами ее обезвреживания, и самым доступным показалось христианство. Вскоре после первого набега Руси к этому народу поехал византийский миссионер. Согласно цитированному выше посланию Фотия (см. с. 145) и его письму восточным патриархам, народ «рос» (или руссы), раньше превосходившие все народы в жестокости, теперь пребывают под духовным владычеством Византии как ее «подданные и друзья (υπήκοοι και πρόξενοι)» [534]. Они якобы приняли у себя византийского епископа.

Существует и другой рассказ о первом крещении Руси; содержится он в Жизнеописании Василия I, составленном в X в. Константином Багрянородным: «Щедрыми раздачами золота, серебра и шелковых одеяний [Василий] также склонил к соглашению неодолимый и безбожный народ росов, заключил с ними мирные договоры, убедил приобщиться к спасительному Крещению и уговорил принять рукоположенного патриархом Игнатием архиепископа, который, явившись в их страну, стад любезен народу таким деянием. Однажды князь этого племени [Руси] собрал сходку… и стал рассуждать… о вере. Позвали туда и иерея, только что к ним явившегося, и спросили его, что он им возвестит и чему собирается наставлять. А тот, протягивая священную книгу божественного евангелия, возвестил им некоторые из чудес Спасителя и Бога нашего и поведал по Ветхому Завету о чудотворных божьих деяниях. На это росы тут же ответили: «Если сами не узрим… того, что рассказываешь ты о трех отроках в печи, не поверим тебе». И попросили они бросить в разложенный ими костер саму книгу веры христианской» [535]. Епископ, помолившись, сделал это, но книга осталась нетронута огнем. «Видя это, варвары, пораженные величием чуда, немедленно начали креститься», — заканчивает свой рассказ Константин Багрянородный.

Когда же произошло это крещение? И сколько их было? К. Цукерман предполагает, что два: первое, при Михаиле III, в патриаршество Фотия, оказалось недолговечным, поскольку прекратил свое существование тог «Русский каганат», который его принял, и тогда Василию I и преемнику Фотия, Игнатию пришлось повысить ранг миссионера до архиепископского и уже самим просить, чтобы Русь его приняла [536]. Нам представляется, что более вероятна одна, а не две миссии: посольство на Русь ездило при императоре Михаиле III, но позднее заслуги этого императора были приписаны его преемнику и убийце Василию I. Логично, что историография Македонской династии превозносила достижения ее основателя — императора Василия. Поскольку эта династия была у власти довольно долго, то «македонская» версия утвердилась и попала также в некоторые поздние хроники, кратко сообщающие о крещении Руси [537]·

Когда именно произошло это весьма недолговечное крещение, и даже имело ли оно место на самом деле, нам здесь не столь существенно [538]. Важнее, что приведенный выше рассказ — это первый имеющийся у нас отчет о подробностях целенаправленной миссии, отряженной к варварам от имени центральной власти Константинополя. В рассказе обращает на себя внимание, что миссионер повествует язычникам не столько о Христе, сколько о Ветхом Завете [539]; главный же упор делается на чудо.

Есть некоторые основания думать, что при Василии I в Киеве возник первый христианский храм в честь пророка Илии — небесного покровителя императора [540]. И все же первая миссия не принесла ощутимых и длительных результатов — то ли потому, что ставшее ее объектом государство погибло [541], то ли еще почему. В любом случае, когда византийские источники начинают говорить о Руси в X в., то ни малейших напоминаний о ее «крещении» нет [542]. Руссы для греков — жестокие и опасные язычники, поэтому соображение о том, что ромеи полагали Русь хрисгианизованной уже с IX в., не может приниматься во внимание, когда мы пытаемся понять такой поразительный феномен, как полное отсутствие в греческих памятниках каких бы то ни было упоминаний об окончательном крещении Руси в 988 г.