Оливер Кромвель

Главный результат, оказанный на Кромвеля провалом «западного проекта», состоял в укреплении в нем, больше чем когда-либо раньше, чувства настоятельности в проведении национальной реформации. И снова, как и в прошлые периоды сомнений и кризиса, удивительно, как его настроение депрессии окрашивалось надеждой, основанной на вере в то, что, как он писал Флитвуду 22 июня 1655 года, «воля Господа и дальше будет приносить добро в надлежащее время» [251]. Его письма командирам и чиновникам на Карибах осенью также отражали его убеждение в том, что «хотя Бог ранил нас, он и исцелит нас; хотя он ударил нас, он и перевяжет нам рану, через два дня он приведет нас в чувство, на третий день он поднимет нас, и мы будем жить под его присмотром» [252]. Но первым необходимым требованием, как он писал Фортескью на Ямайку, было: «все порочащие действия должны быть осуждены и строго наказаны, и должна применяться такая форма правления, чтобы добродетель и религиозность получали надлежащее поощрение» [253].

В этом письме Кромвель ссылался только на необходимость реформации среди солдат экспедиционных войск. Однако провал «западного проекта» также побудил его к национальной реформации. Даже первая разработка инструкции генерал-майорам от 22 августа отражает его настоятельное желание «поддержать и содействовать набожности и добродетели и прекращать богохульство и безбожность». В течение следующих нескольких недель основной спор с Совете касался кратких инструкций, которые необходимо было дать генерал-майорам. К сожалению, подробности тех споров неизвестны, но, возможно, Совет разделился во мнениях по поводу основной функции генерал-майоров: обеспечение безопасности или нравственная реформация. Существуют небольшие сомнения в том, что Кромвель особенно сочувствовал группе, доказывающей последнее. Уроки провала «западного проекта», по крайней мере, подвигли его на включение в окончательную версию инструкций, посланных 9 октября генерал-майорам, новых приказов, подчеркивающих, что их заданием было как продвижение религиозной реформации, так и обеспечение безопасности. Не случайным оказалось и то, что к инструкции добавили пять пунктов «нравственных реформ» как раз когда Кромвель писал письма, обвиняющие в поражении «западного проекта» греховность и безнравственность Англии, с которыми дополнительные пункты инструкции приказывали сражаться генерал-майорам. Инструкции уже включали приказ о том, что генерал-майоры должны «содействовать набожности и добродетели» и исполнять «законы против пьянства, богохульства, упоминания имени Бога всуе, в ругательствах и проклятиях, против непочитания дня Господа и подобных этому отвращений» [254]. Теперь им также было приказано строго контролировать количество пивных и запрещать игорные и публичные дома в Лондоне.

Настроение Кромвеля в 1655 году во многом напоминает его убеждение в 1648 году, что не только должна проводиться национальная реформация, но также все люди упорно сопротивляющиеся этому, перед лицом «всех свидетелей, порожденных Богом», должны быть наказаны. В сентябре протектор и Совет решили, что новые местные народные ополчения должны финансироваться «десятичным налогом», названным так благодаря пени, составляющей 10 % и налагаемой на тех, у кого доходы от земли составляли 100 фунтов стерлингов ежегодно и больше или имелось 1500 фунтов стерлингов в товарах, и кто был сторонником роялистского дела во время гражданской войны. Данное этому оправдание перекликается с языком, использованным Кромвелем и другими в 1648 году в адрес противников армии, включая короля. 31 октября 1655 года декларация протектората оправдала «десятичный налог», основываясь на том, что роялистские преступники были причиной «всех наших бед и неустроенности» и главным препятствием «надеждам, возникшим у нас, видя, как этот бедный народ устраивался и исправлялся от этого духа богохульства» [255].

Кроме того, более ранняя декларация от 21 сентября 1655 года, запрещавшая экс-роялистам занимать государственные должности, была оправдана на том основании, что они показали, что «их целью было и до сих пор остается (несмотря на полное разрушение и опустошение этого народа) установление Власти и Выгоды, от чего Всемогущий Бог так предостерегает» [256].

Речь Кромвеля его второму парламенту 17 сентября 1656 года разоблачила «папистов и роялистов» (риторика, напоминающая макартистский язык, использованный через три века против «антиамериканских» коммунистов в Соединенных Штатах) как «нехристиан» и «неангличан» [257].

Еще два штриха в образе человека, чья вера относительно тысячелетия царства Христа усилилась в 1655–1656 гг. и чья провиденческая миссионерская позиция оставалась твердой. Первый — тот факт, что правительство регулярно объявляло дни национального примирения в середине 50-х годов, чтобы попытаться передать людям настроение Кромвеля. Например, 21 ноября 1655 года был провозглашен день поста и молитв, чтобы помочь вызвать «согласие и реформацию, которые так долго оспаривались и которые составляют тяжесть работы всего этого поколения». Второй — интерес Кромвеля зимой 1655–1656 гг. к решению еврейского вопроса в Англии.

В ноябре 1655 года Кромвель согласился на назначение консульской комиссии из четырех человек для рассмотрения петиции Мзиессаха беи Израэля о разрешении евреям свободно проживать, торговать и исповедовать свою религию в Англии впервые с XIII века. Причины, по которым это обсуждалось республиканским советом, сложны. Экономические выгоды, которые евреи могли принести стране, были важны. Генерал-майор Эдвард Вэллей написал Турло, что «несомненно, если не сказать больше, они (евреи) принесут много богатства в республику». Однако по мнению самых недавних исследователей этого эпизода, экономический довод не был самым важным в 1655 году. И даже не мнение о широкой религиозной свободе: многие советники разделяли ограничительное определение Кромвелем свободы совести. Главную причину, из-за которой Кромвель настаивал на поддержке петиции бен Израэля в дискуссиях, продолженных в декабре 1655 года, можно обнаружить в распространенном убеждении религиозных протестантов в том, что обращение евреев было необходимым предварительным условием тысячелетнего царствования Христа. Говорилось, будто он сказал, что у него «не было обязательств перед евреями, кроме написанных в Библии; и с тех пор существовало обещание их обращения, а средства для этой цели указаны Евангелием». Петиция беи Израэля была задержана Советом, но Кромвель применил свое влияние для обеспечения неофициального въезда евреев в страну в 50-х годах. К этому его привела надежда, что одно из библейских пророчеств об обращении евреев исполнится и поставит Англию на один шаг ближе к земле обетованной [258].

Однако, как можно было ожидать, данные двусмысленности характера и карьеры Кромвеля вплоть до этого момента, усердие Кромвеля по отношению к реформации и жестокость некоторых методов, принятых им для ее достижения в 1655–1656 гг., его умеренные стремления для поддержки дворянства никогда полностью не исчезли. За красноречием, с которым он ругал роялистов как «нехристиан» и «неангличан», находился Кромвель, который часто работал для того, чтобы защитить некоторые семьи роялистов от худших последствий «десятичного налога». В типичном примере в декабре 1655 года генерал-майор Десборо сообщил: сборщики «десятичного налога» ка Западе страны жаловались, что расположение Кромвеля к роялистам подрывает их усилия по сбору налога. Этот и другие примеры вмешательств Кромвеля в интересах роялистов в те периоды, когда он также настаивал на политике мести им, вместе с сокращениями местных народных ополчений в апреле 1656 года являются еще большими примерами двусмысленностей, характеризующих его деятельность в течение всей жизни.