Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину

8 августа 1944 года. Мне трудно писать эти строки. Видимо, такова моя судьба, если она приготовила мне такой крутой поворот. Сегодня я решился выступить против фюрера.

Я так и не понял, почему так быстро, слово к слову, строка к строке, сложилось мое заявление. Если оно действительно поможет хотя бы одному человеку в этом мире, то значит, что я писал его недаром. О судьбе Коки, Зюсси и других мне очень трудно думать, но я все-таки надеюсь, что с ними все будет в порядке.

Вероятно, это удел всех «путчистов» — если не физическая, то моральная смерть... Впрочем, посмотрим, что будет дальше.

9 августа 1944 года. Сегодня вечером, в 22.30, я пригласил в гостиную господина полковника, чтобы побеседовать с ним. В ходе беседы я сказал, что решил оставаться жить здесь, на даче. В состав своего «штаба» я отобрал следующих лиц:

1. генерала Зикста фон Армина

2. генерала Штреккера

3. генерала Лейзера1

4. полковника Шильркнехта

5. полковника фон Бело2

6. денщика Шульте.

Для размещения этих лиц я попросил, чтобы предоставили верхний этаж дома. Самый умный генерал — это Зикст фон Армин — он будет моим советником.

Перейдя к вопросу положения Северной группировки3, я сказал, что существует историческая аналогия между положением армейской группы в Прибалтике и войсками корпуса генерала Йорка4 в районе г.Тильзит — в 1813 г.5 Надо будет сделать все, чтобы эти войска отказались от Гитлера, то есть в пропаганде надо будет использовать эту историческую параллель. Полковник ответил, что мне нужно будет свое заявление написать от руки. Я дал свое согласие.

10 августа 1944 года. Сегодня, с согласия русских, я назначил генерала Лейзера старшим по режиму. Лейзер будет согласовывать все хозяйственные вопросы с администрацией объекта.

Кроме того, я и генералы постановили отказаться от этой роскошной жизни, которую они здесь ведут. Генералы в лагере № 48 живут гораздо проще — они могут потом упрекать нас, что одновременно с изменением своей позиции я изменил и свой скромный образ жизни.

Генерал Лейзер сегодня передаст составленное им меню, которое не отличается от меню для генералов в лагере № 48. Я попросил господина полковника, чтобы в будущем придерживались этих норм.

Вечером 10 августа генерал Лейзер зачитал составленное им меню:

1. Завтрак — хлеб, масло, чай или кофе.

2. Обед из 3 блюд — первое, второе, третье.

3. В 5 часов вечера — чай или кофе, кекс.

4. Ужин — каша, чай.

Что касается спиртных напитков, то не нужно их ставить на стол каждому; кто хочет пить, может сам открыть шкаф (который стоит в столовой) и выпить рюмку.

Далее генерал Лейзер мне сказал, что генерал Штреккер очень переживает, он не мог еще примириться с новым положением в связи с изменением моей позиции, выраженной в заявлении.

Вечером того же дня я получил папку с бумагой — для подготовки заявления, которое нужно обязательно написать от руки. Первый важный документ всегда пишется от руки— это уже такое архивное правило.

11 августа 1944 года. В 7 часов вечера я поехал с господином полковником в Москву, в санчасть НКВД (стоматологическая клиника). В автомашине я сказал, что меня занимает теперь вопрос, как включаться в активную работу, чтобы помочь своей стране.

Господин полковник ответил, что окруженная группировка в Прибалтике1 это большой объект для активной помощи и я должен найти способ и слова к этим обреченным солдатам и офицерам, чтобы их спасти.

В этот же день я пригласил генерала Зейдлица на воскресенье к себе. С Зейдлицем должны приехать господа Пик и Вайнерт. Я хочу обсудить вместе с ними все вопросы моего сотрудничества в Национальном комитете, а также воззвание к окруженной Северной группировке.

Теперь я также жду с нетерпением результатов поездки генерала фон Армина в лагерь № 48, в Суздаль. Кроме того, я хотел бы еще встретиться с полковником фон Бело, чтобы узнать, согласен ли он работать вместе с нами.

Прием в стоматологической клинике и работа врача произвели на меня очень хорошее впечатление. В Германии редко можно найти такое прекрасное техническое оборудование.

12 августа 1944 года. Я сегодня гулял с генералом Лейзером. Он мне рассказал, что результаты поездки генерала фон Армина в лагерь № 48 плохие. Только генералы Роске и Дреббер согласились с моей новой позицией. Они хотели ехать в Москву, остальные генералы не отказались совсем, но и не решились на этот шаг.

Лейзер объяснил это тем, что они все ненавидят «Союз немецких офицеров» и поэтому сдерживаются, но все они против Гитлера. Он, Лейзер, об этом знает.

Затем он меня спросил, что произошло с генералом Роденбургом. Я ответил, что Роденбург потерял свою честь генерала, занимался темными делами — заговором и бегством. После того как он вернулся из Войково, он начал преступную деятельность, наверное, по приказу некоторых войсковых генералов. Это двурушничество было быстро установлено, и мы, по ходатайству «Союза немецких офицеров», его послали в Суздаль, вместо того чтобы его судить.

Генерал Лейзер сказал: «Да, Роденбург склонен к авантюризму». Тут я сказал, обращаясь к подошедшему гос подину полковнику: «Ну, что вы скажете о результатах поездки генерала фон Армина? Я очень удивлен, почему полковник Шильдкнехт отказался ехать ко мне — он был бы здесь очень полезным».

Господин полковник ответил, что для него совершенно ясно, что люди в лагере № 48 не смогли так скоро пересмотреть свою позицию.

Генерал фон Армин должен был несколько дней там побывать и обстоятельно с ними побеседовать. Я уверен в том, что генералы и полковники скоро напишут письмо с известием о том, что они меня поддерживают.

Кроме того, я хотел бы послать генерала Штреккера в лагерь № 48. Ему, Штреккеру, наверное удастся переубедить генералов и Шильдкнехта.

Позднее генерал Штреккер согласился поехать на некоторое время в лагерь № 48, чтобы там уговаривать остальных генералов.

Уж если я решился на этот шаг, невзирая на мою семью, то я хочу довести дело до конца, я хочу объединить всех генералов и включиться в активную работу. У генералов из Войково такие же тормоза, какие были и у меня, а именно — уверенность в том, что:

1. Работа «Союза немецких офицеров» ведется на разложение армии;

2. Наши семьи, которые, без сомнения, попадут под террор Гитлера.

Но все-таки надо решаться. Я поинтересовался, почему не доставляют нам информацию (сводки германского командования и радиоперехваты).

Господин полковник ответил, что на следующей неделе мы их получим точно; что на этот счет уже дано указание, но это будет начиная с понедельника.

13 августа 1944 года, воскресенье. Сегодня вечером я спросил господина полковника: «Для принятия участия в активной работе обязательно ли быть членом «Союза немецких офицеров»?»

Я спросил об этом потому, что некоторые генералы не питают симпатии к «Офицерскому союзу», но хотят работать под руководством Национального комитета. Например, генералы Зикст фон Армин и Штреккер говорят, что нельзя же считать «Офицерский союз» принудительной профсоюзной организацией.

Господин полковник ответил, что нельзя сравнивать «Офицерский союз» с принудительной профсоюзной организацией. «Офицерский союз» выполняет в рамках Национального комитета определенные задачи уже целый год, что он ведет разъяснительную работу среди армии и офицерского корпуса — своей открытой легальной работой он завоевал себе авторитет в широких кругах армии.

Сам генерал Хофмайстер1 рассказывает, что эсэсовец, генерал Барнт2, попав в окружение, сказал Хофмайстеру: «Если будет туго, я перейду к Зейдлицу». Это значит, что армия прислушивается к словам Зейдлица, как президента «Союза немецких офицеров».