Путь из варяг в греки

То же касается захоронений в гробу. Относительно этого типа захоронений П. П. Толочко вообще указывал, что в материковой Скандинавии их нет, в Бирке они составляют всего 10 процентов, зато наиболее характерны не только для Вестфалии, но и для Нижней Фрисландии. Это дало основание А. С. Греслунду считать их погребениями опять же фризов-торговцев [167]. Может, и на Руси это были фризы? Те самые, которые фризские гребни к нам завозили. И которые, кстати, под натиском скандинавов и природы (Фризия уходила под воду) переселялись к западным славянам.

Но даже если камерные погребения Бирки считать скандинавскими, то, как справедливо указывает К. А. Михайлов, лишь менее десяти из них относятся к IX веку. Большинство — к X веку. В Хедебю такие появились тоже на рубеже веков [168].

И вообще, «к счастью для археологов, захороненных в землю здесь (в Бирке) было больше, чем в то время было принято в этом регионе» [169]. Как результат, «разнообразие могильных обрядов Бирки привело немецкого учёного И. Херрмана к выводу, что здесь оседали фризы, финны и „славяне с низовьев Одера“» [170]. И где чьи захоронения?

Между прочим, кто такие вообще скандинавы? По наблюдениям антропологов, один и тот же антропологический тип в Швеции (особенно, на Готланде) господствует на протяжении минимум четырёх тысячелетий.

В. П. Алексеев считает, к примеру, что «основная масса предков современного населения севера Европы происходит с юга». В то же время он находит «совершенно очевидным», что «в эпоху неолита и тем более мезолита, может быть, даже и в эпоху бронзы они не говорили на германских языках. В то же время антропологически устанавливается преемственность между неолитическим и современным населением. Этим ставится вопрос о значительной роли субстрата в сложении европейских народов, говорящих на германских языках, и в частности, народов Скандинавии» [171].

з. Это особое Гнёздово

Если вернуться на Русь, то мы увидим следующее: «этноопределяющих» сожжений в ладье крайне мало. В Ладоге, к примеру, это фактически только урочище Плакун. Здесь найдено четыре кургана, в которых обнаружены ладейные заклёпки в приличном числе (100—200 штук) и общий вид захоронения похож на скандинавские. Правда, Г. Ф. Корзухина считает курганы № 5 и 7 — женские (в обоих обнаружено множество бус, гребни). Тогда, правда, не вполне ясно, с чего это женщин хоронили в ладье? То есть, если принять эту трактовку, она тем более становится аргументом за использование ладейных досок для погребальных костров. А знаменитое захоронение № 4 в сопке на Плакуне (считающееся кое-кем из историков могилой Олега Вещего) ориентировано не с северо-востока на юго-запад, как все остальные, а строго на север. К тому же в этой сопке сделано несколько захоронений по славянскому образцу. Кроме того, здесь же захоронены два коня. Конечно, в Скандинавии захоронения с конями тоже встречаются, но характерны они больше для культур, имеющих истоки на юге, в степях. В том числе так хоронили славянские племена, имеющие среди своих предков аланов или аваров. В общем, даже сами исследователи сопки не уверены, сжигали ли тут кого-то в ладье или только «в части лодьи» [172].

Так что, за исключением единичных случаев, мы можем говорить только о Гнёздове. Что ж, почитаем, что о нём пишут люди, которым нет необходимости делать поправки на мнения авторитетов русской норманистской школы.

«В полемике по поводу крупного кладбища эпохи викингов в Гнёздове, вблизи Смоленска, заявление о том, что присутствие в захоронении скандинавских предметов доказывает скандинавские корни усопшего, привело к крайне плачевным последствиям.

В Гнёздове насчитывается более 3000 могил, а монеты и другие предметы, найденные в них, показывают, что этим кладбищем пользовались в Х—ХI веках. Многие захоронения были раскопаны в ХIХ веке, а за последние пятнадцать лет советский археолог Д. А. Авдюшин (так в книге, на деле имеется в виду Д. А. Авдусин. — Примеч. авт.) исследовал ещё более сотни. Среди находок из этого археологического пункта имеются и некоторые предметы скандинавского производства, есть также и другие, скандинавского типа, но, вероятно, изготовленные на Руси.

Тот факт, что одна из крупнейших могил представляет собой захоронение в лодке, доказывает, что там было погребено какое-то число скандинавов, есть и ещё несколько могил, которые обоснованно можно назвать скандинавскими, но в целом доля скандинавского элемента была сильно преувеличена. Профессор Бронстед, безусловно, ошибается, заявляя, что „по большей части в этих могилах захоронены шведы“ конечно же, обнаруженного скандинавского материала недостаточно, чтобы подтвердить заявление Арбмана о том, что это шведское кладбище, последнее пристанище представителей шведской колонии. Право слово, лучше бы признать, что это место служило кладбищем для русских» [173].

Вот так вот! Между прочим, даже Лебедев, говоря о Гнёздове, использует слова «при всей дискуссионной проблематики Гнёздовского археологического комплекса…» И не мудрено. Ведь мужских погребений, которые можно было бы соотнести со скандинавскими, в Гнездо во крайне мало. Зато, много женских, в которых найдены «скандинавские» фибулы. И именно на этом основании Ю. Э. Жарнов заявил в начале девяностых, будто четверть гнёздовских могил является скандинавскими. Хотя фибулы эти в разных местах находят вместе с элементами типично славянских или финских женских украшений. Так, например, у прибалтийских ливов скандинавские фибулы в первых столетиях II тысячелетия нашей эры вошли в состав местного этнографического костюма и были дополнены вполне самобытными роскошными нагрудными подвесками. В курганах Приладожья фибулы встречаются в сочетании с финскими шумящими подвесками. Причём подвески, играющие роль амулетов, подвешены к фибулам. Так что В. В. Седов с полным основанием утверждал, что находки вещей скандинавского происхождения (скорлупообразные фибулы, широкие выпукловогнутые браслеты, плетёные браслеты, подвески) не являются этноопределяющими, а показывают только, что среди финской части населения лесной полосы Северной Руси (веси) скандинавские украшения были в моде.

Больше того, в подавляющем большинстве российских захоронений по одной фибуле, хотя в скандинавском костюме их традиционно две. Так, в Гнёздове скорлупообразные фибулы найдены в двух десятках могил. При этом в шестнадцати — по одной!

Да и относительно соотношения частоты находок фибул и формы захоронения… В Бирке они найдены в 155 могилах. Причём в 124 случаях мы имеем дело с трупоположением. В Гнёздово 46 фибул, из них 41 — в могилах с сожжением трупов. Между прочим, в Ладоге фибулы (их всего несколько штук) тоже не имеют следов воздействия огня, то есть, их владелиц не сжигали!

В Бирке фибулы найдены в 47 женских захоронениях в гробах. В России — ни в одном! Так же, как нет ни одного парного захоронения, в котором были бы фибулы, в отличие от Бирки [174]!

Примерно то же — с оружием. В Бирке в 1170 раскопаных могилах найдено 20 боевых топоров скандинавского типа, в Гнёздово в 850 — один. Зато у нас девять кольчуг, а в Бирке — одна. В Гнёздове очень мало, даже меньше, чем в других местах, ланцетовидных наконечников копий, свойственных Скандинавии. В основном, наши, ромбовидные. И так далее.

В общем, не очень понятно, кто всё-таки был захоронен в «скандинавских» могилах. Несмотря на это, Л. В. Алексеев, обобщая результаты гнёздовских исследований, говорит о «более 100 скандинавских курганов» из 3 тысяч. Ну ладно, Бог ему судья. При всём при том захоронения эти, даже если их признать скандинавскими, пути от Новгорода до Смоленска по Ловати не маркируют (очевидно, что в Гнёздово можно было прийти по Западной Двине).