Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830–1918)

В Лондоне же реакция России на сербско-турецкую войну была воспринята как попытка Петербурга установить свой контроль над черноморскими проливами, для чего, впрочем, были определенные основания. При этом в Британии считалось, что если Россия установит такой контроль, она будет господствовать в Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке, и тем самым поставит под угрозу английские позиции в Египте. Великобритания видела угрозу своим коренным интересам в клещеобразном продвижении России, одна клешня которой была нацелена на Константинополь, а другая — на Индию через Среднюю Азию. Поэтому Англия всячески стремилась сохранить Оттоманскую империю, какой бы дряхлой и антигуманной та ни являлась, даже рискуя при этом войной с Россией.

Однако такая политика, проводимая премьер-министром Дизраэли, встретила сильнейшее неприятие внутри страны. Зверства турок настроили против них британское общественное мнение, и оппозиция во весь голос выступала против аморальности внешней политики премьера.

Тогда Дизраэли был вынужден присоединиться к призыву трех императоров к Турции покончить с бойней на Балканах и произвести реформу собственной администрации в этом регионе. Султан же, уверенный в том, что Великобритания выступит на его стороне независимо от формально предъявляемых к нему требований, отверг эти предложения, что, в конечном итоге, и привело к войне.

Вспыхнувший Восточный кризис поставил немецкую дипломатию в довольно сложное положение, возникшее в результате отпора, данного ей Петербургом и Лондоном в дни военной тревоги 1875 г. В этой ситуации Бисмарк с большим удовольствием наблюдал бы за ходом русско-турецкой, а еще лучше англо-русской войны. Однако из-за позиции Вены стало возможным столкновение двух немецких партнеров по союзу трех императоров.

Принять сторону России или просто соблюдать нейтралитет Бисмарк считал невозможным, поскольку в этом случае Австрия как слабейшая сторона либо была бы разбита, либо вынуждена пойти на капитуляцию перед Россией. В обоих случаях это грозило чрезмерным усилением Петербурга. С другой стороны, Бисмарк не желал становиться и на сторону Австрии, поскольку он был твердо уверен, что русско-германская война неизбежно привела бы к вмешательству Франции, заставив немцев воевать на два фронта. Поэтому старая немецкая лиса поступила весьма своеобразно. С одной стороны, Берлин намекнул русским, что в случае русско-австрийской войны он не останется нейтральным и поддержит Вену, а с другой стороны, заявил австрийцам, что не собирается участвовать в их разборках с русскими.

Впрочем, одновременно Бисмарк сформулировал и цену, которую царь должен был бы заплатить, чтобы все же получить дипломатическую поддержку Германии при возникновении русско-австрийского конфликта. Для этого Россия должна была гарантировать свой нейтралитет в случае начала новой франко-германской войны. В этой связи Бисмарк в беседе с немецким послом в Петербурге сказал:

«При нынешних восточных осложнениях единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы еще раз совершенно разгромить Францию».

Однако нейтралитет Германии вовсе не гарантировал победы России против сразу трех противников: Турции, Австрии и Англии, а значит, возможность получения контроля над проливами была весьма эфемерной. Здесь надо бы вспомнить, что победа в войне даже только против одной Турции далась России с большим трудом.

Так что согласись Александр II на предложение Бисмарка, Россия скорей всего так и осталась бы без проливов, но оказалась бы перед фактом значительного усиления Германии, которую уже не могла бы уравновешивать Франция.

С точки зрения Лондона мир Сербии с Турцией мог быть заключен на основе status quo. При этом Босния, Герцеговина и Болгария получили бы административную автономию. Впрочем, Дизраэли при определенных условиях допускал и оккупацию первых двух провинций Австро-Венгрией, а Болгарии — Россией, однако указал и цену этой уступки:

«Константинополь с соответствующим округом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт… под защитой Англии». Разумеется, подобная «уступка» не устраивала ни Россию, ни Австрию.

17 октября под Дьюнишем сербская армия была наголову разбита, тем не менее Турция под различными надуманными предлогами саботировала все призывы великих держав к заключению мира с Сербией. В силу этого обстоятельства сильно увеличилась вероятность возникновения русско-турецкая войны. Однако начинать такую войну без предварительной договоренности с Веной Петербург не мог, и в результате длительных переговоров 15 января 1877 г. в Будапеште была, наконец, подписана секретная конвенция, которая обеспечивала России нейтралитет Австро-Венгрии в войне против Турции. Ценой этого нейтралитета явилось согласие России на австрийскую оккупацию Боснии и Герцеговины, при этом Вена обязывалась не распространять свои военные операции на Румынию, Сербию, Болгарию и Черногорию, но соглашалась на участие Сербии и Черногории в войне с турками на стороне России.

На отклонение Турцией Лондонского протокола Россия ответила мобилизацией. Царь выехал в Кишинев, где находилась ставка верховного главнокомандующего, и 24 апреля подписал манифест об объявлении войны Турции. Однако активные военные действия на балканском театре начались только в конце июня.

В ответ на объявление Россией войны Турции Великобритания 6 мая вручила Петербургу ноту, в которой сообщалось, что Лондон ни при каких обстоятельствах не может допустить, во-первых, блокады Россией Суэцкого канала, во-вторых, оккупации Египта, хотя бы только на время войны, в-третьих, захвата Константинополя и изменения статуса черноморских проливов. Горчаков успокоил англичан по поводу Египта и Суэца, а вопрос об изменении статуса Константинополя и проливов Россия обязывалась не решать единолично, но предупредила англичан о возможности временного занятия зоны проливов русскими войсками, если по ходу военных действий это окажется необходимым.

На это английская дипломатия не сочла возможным согласиться, и Лондон начал переговоры с Австрией о совместном отпоре России. Англия обязывалась послать свой флот в проливы, а австрийцам предлагалось ударить в тыл русской Дунайской армии. Но Вена от этих предложений отказалась, согласившись лишь проводить совместную политическую линию в вопросах послевоенного политического устройства Балкан. Зачем же Австрии было воевать с Россией, если та сама согласилась на австрийскую оккупацию Боснии и Герцеговины.

В ночь на 27 июня русские войска под командованием генерала М. И. Драгомирова форсировали Дунай в районе Зимницы, и 7 июля передовой отряд генерала И. В. Гурко занял древнюю столицу Болгарии Тырново, после чего двинулся на Казанлык. В сильную жару по горным тропинкам передовой отряд за 6 дней сумел пройти 120 верст. Известие о переходе Гурко за Балканы так сильно подействовало на турок, что занимавший Шипку отряд без боя покинул свою прекрасную позицию, бросил на перевале всю свою артиллерию и отступил к Филиппополю. В результате 7 июля Шипка оказалась в руках русско-болгарской армии, и кратчайший путь на Константинополь был открыт.

Однако турецкое командование, понимая стратегическое значение перевала, срочно перебросило из Черногории армию Сулейман-паши и решило провести контрнаступление с целью вытеснить русские войска за Дунай. Первой задачей Сулейман-паши было овладеть Шипкинским перевалом, при этом силы турок, брошенных на Шипку (27 тыс. чел. и 46 орудий), многократно превосходили силы его защитников (4,8 тыс. чел. и 27 орудий).

В исключительно тяжелых условиях русско-болгарские войска, героически обороняясь, удерживали свои позиции вплоть до подхода подкрепления во главе с генералом Драгомировым 24 августа, после чего русские стремительно контратаковали и отбросили противника, вплотную подошедшего к перевалу. Героическая оборона Шипки значительно нарушила планы турецкого командования и не позволила потерять важный стратегический рубеж, который русские удерживали вплоть до перехода основных сил в наступление в январе 1878 г.