Война в Средние века

Кроме того, когда дело касается повинностей, размер оплаты становится исключительно результатом решения властей, а не своеобразного торга между нанятыми и нанимателями в зависимости от спроса и предложения, «добровольцы», сразу найдя в лице «призванных» за плату конкурентов, были вынуждены в какой-то мере умерять свои требования.

Наконец, жалованье, которое получали прибывшие по призыву или по просьбе, не было достаточно большим, чтобы они превратились в настоящих наемников призванные являлись на место сбора в составе семейных, феодальных, региональных группировок и продолжали сражаться на службе своего «суверена по праву», под непосредственным началом своего родного сеньора, – другими словами, они не выходили за рамки привычных социальных структур.

Вот почему не следует делать вывод о военной несостоятельности класса рыцарей в широком смысле слова, учитывая только упадок традиционной феодальной помощи (auxihum), все чаще второстепенной, даже когда речь шла о небольшой операции. Около 1300 г. во Франции и Англии тяжеловооруженная конница происходила из той же феодальной среды, сохранявшей те же чувства и тот же менталитет, хотя разновидности службы, юридические и моральные основания выполняемых обязанностей довольно сильно изменились.

Таким образом, нельзя называть наемником каждого бойца с того момента, как он получил в той или иной форме жалованье. Лучше придерживаться определения историка античной войны И. Гарлана, применив его к средневековому миру: «Наемник – это профессиональный солдат, который руководствуется в своих действиях не принадлежностью к политическому обществу, а стремлением к наживе» [198]; короче говоря, наемник должен быть профессионалом, человеком без родины и находиться на жалованье.

Если следовать этому определению, нельзя назвать наемниками рыцарей, которые сопровождали Людовика Святого в двух его крестовых походах, когда одни состояли на жалованье у короля; другие получали вознаграждение в силу соглашений или договоров с королевской администрацией, одни имели «стол при дворе» и кормились в «доме короля», другие сами заботились о своем пропитании. Действительно, они дали обет участвовать в крестовом походе в надежде получить полное отпущение грехов; если прочитать Жуанвиля или проштудировать, к примеру, список рыцарей «на пути в Тунис», то станет очевидным, что все, или почти все, они принадлежали к узкому кругу крупных сеньоров и главных вассалов короны.

Рыцари, жившие главным образом в королевских или княжеских домах, несмотря на свое происхождение из разных земель, которые они покинули, чтобы сделать карьеру, также не были настоящими наемниками. Напротив, наемниками были оруженосцы, рыцари и сержанты, которые последовали за Карлом Анжуйским в его великой трансальпийской авантюре, и, естественно, сарацины, нанятые Фридрихом II. Наемниками были также рыцари на флорентийской службе в 1270-1280 гг., называвшиеся «отряд воинов из области Тосканы»; начиная с 1270 г. это маленькие отряды всадников, предшественников кондотьеров XIV в. В 1277 г. было заключено соглашение между Флоренцией и провансальцем Энгилезом Сен-Реймским, ранее находившимся на службе в Сиене: его отряд состоял из 100 всадников, которые, включая капитана и двух знаменосцев, получали каждый по 11 флоринов в месяц. В контракте предусматривались количество гужевых лошадей и плата за них, смотр лошадей и оружия, урегулирование споров, взаимные гарантии, компенсация в случае причинения ущерба и разрыва соглашения. Тип настоящего наемника представляет собой Вильгельм Каталонец, который сначала, в 1277-1285 гг., служил в Сиене, затем, в 1288-1289 гг., в Болонье и, наконец, в 1290-1292 гг. во Флоренции. Его людей характеризует происхождение: из 53 всадников, место рождения которых можно установить по имени, 28 пришли из Южной Франции, 8 из Северной Франции (среди них 6 пикардийцев), 2 из Фландрии, 7 из Италии, 7 с Иберийского полуострова (из них только 3 каталонца, что явно мало, если принять во внимание происхождение предводителя), наконец, один англичанин [199].

К услугам различных наемников государства прибегали по разным причинам. Первая носит исключительно военный характер: ценность и известность группы бойцов, равных которым невозможно найти в своих землях среди вассалов, подданных, сограждан. Вспомним о сарацинских лучниках Лучеры, арбалетчиках Пизы, Тортосы, Лигурии или Корсики, гасконских пехотинцах. Одновременно нужно принять во внимание временный или длительный, в силу политических обстоятельств или изменения образа действий, отказ от службы той категории подданных, которым князья по возможности хотели бы отдавать предпочтение; когда Иоанн Безземельный не смог добиться достаточного содействия со стороны своих баронов, то был вынужден искать воинов в другом месте. Если с 1270 г. во Флоренции охотнее нанимали всадников из других областей Италии, Прованса, Франции и Германии, то это происходило отчасти потому, что городской патрициат отказывался выполнять свой воинский долг и предпочитал нанимать за большие деньги наемников. Считалось, что наемные телохранители могли лучше обеспечивать безопасность государей. Но ситуацию следует также рассмотреть с другой стороны: власти могли использовать наемников из-за существования, по крайней мере потенциального, рынка или предложения, что, в свою очередь, объясняется демографическим развитием, изменениями в экономике или даже отказами от наследственных ремесел. Добавим, что между хозяевами и служащими, нанимателями и наемниками взаимодействие было постоянным: предложение стимулировало спрос, так же как спрос вызывал предложение. Пример мародеров, брабантцев, разбойников времен Ричарда I, Иоанна Безземельного и Филиппа Августа, позднее каталонских отрядов доказывает, что появление наемничества как исторического феномена объясняется как борьбой политических сил, так и экономическими и социальными обстоятельствами.

5. ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ СООРУЖЕНИЯ

Обычно средневековая война была чередой осад, многочисленных стычек и опустошений, которую изредка прерывали крупные и часто кровопролитные сражения или торжественные встречи.

В конце концов, в условиях осадной войны города представляли собой более серьезные препятствия, чем отдельные замки. Конечно, в истории известны весьма длительные осады замков в XII-XIII вв.: во время альбигойского похода цитадель Терма сопротивлялась с августа по ноябрь 1210 г.; в Святой земле Крак де Шевалье пал под ударами мусульман только после очень долгой осады в 1271 г.; сопротивление Монсегюра растянулось на целый год (1244 г.), а Филиппу Августу потребовалось 5 месяцев, чтобы захватить Шато-Гайар в 1204 г.

Однако осады городов, независимо от исхода, были едва ли не самыми заметными эпизодами войны: например, осада Акры франками (одна из самых долгих в истории: считается, что она длилась с июня 1189 по июль 1191 г.), вторая осада Константинополя во время четвертого крестового похода (ноябрь 1203 – апрель 1204 г.), осады Тулузы Симоном де Монфором (октябрь 1217 – июнь 1218 г.), осада Марманда Амори де Монфором и принцем Людовиком Французским (октябрь 1218 – июнь 1219 г.). Дело не в том, что города в техническом отношении были защищены лучше, чем замки; напротив, городские укрепления были довольно слабыми и редко их стены не имели хотя бы нескольких уязвимых мест. Однако, с одной стороны, города обладали материальными и моральными ресурсами, благоприятствующими продолжительному сопротивлению, а с другой стороны, завоевателю, который легко пренебрегал неприступным, как орлиное гнездо, замком, было необходимо полностью контролировать именно города как экономические, административные, населенные центры. Стратегическая важность городов в это время объясняется не столько военными причинами, сколько тем, что именно городские центры, а не замки, были в XII-XIII вв. настоящими хозяевами территорий.