Эд, граф Парижский и король Франции (882-898)

Фульк закончил это письмо угрозой отлучения. В то же время он вместе с епископами-суффраганами, перечисленными выше, написал Додилону [685], епископу Камбрейскому, которому норманны помешали приехать на собор и в епархии которого находился Сен-Вааст; он сообщил ему о письме, написанном графу Фландрскому, и указал, как себя вести в отношении последнего: прежде всего надо проявить сдержанность и начать с предостережений и увещеваний. Потом ему должно быть послано и зачитано письмо, написанное на соборе; но, поскольку до него очень трудно добраться и он остается недоступным, это письмо будет зачитано в том месте, где Балдуин посягнул на религию, а впоследствии, если только он не раскается, никто не должен с ним общаться под угрозой анафемы. То есть были разосланы приказы готовиться к отлучению. В отсутствие Додилона, отношения которого с Фульком уже испортились [686], ехать в Аррас, чтобы выполнить эти приказы [687] — главной статьей обвинения был захват Сен-Вааста, — должен был епископ Гетилон Нуайонский. Таковы были первые меры, принятые духовенством; продолжения они не получили. В течение 892 г. произошли определенные события; к концу того же года верность Фулька дала трещину, и если как князь церкви он должен был настаивать на отлучении Балдуина, то из политических соображений ему надо было беречь графа Фландрского, поэтому он медлил. В 892 г. в Реймсе собрался новый собор; постановления предыдущего выполнены не были. Было решено подвергнуть Балдуина анафеме, «но, — добавляет Фульк в письме, которое он написал Балдуину [688], и здесь слово берет уже политик, — поскольку вы представляетесь полезным для церкви и общего блага королевства, выполнение церковного осуждения будет отложено, вам предоставят время на размышление и раскаяние». Тон архиепископа существенно изменился; он уже не говорит о мятеже против короля, о вероломстве, — Балдуин, несмотря на все прегрешения перед церковью и на то, что находится на грани анафемы, еще может быть для церкви полезен. Смягченный тон этого второго письма Балдуину можно связать с враждебными Эду замыслами, какие питал архиепископ. При развитии событий, какое он предвидел, Фульк надеялся найти в этом графе, не уважающем церковь и вероломном в отношении короля, поддержку церкви, то есть союзника и опору общего блага, иными словами, сильного помощника новой королевской власти, создать которую замышлял архиепископ [689]. Был ли Балдуин отлучен после стольких промедлений? Это отлучение настолько потеряло силу и престиж [690], что по дальнейшей истории Балдуина невозможно понять, было ли оно в действительности объявлено; во всяком случае, позже мы увидим, что он выступил на стороне Карла, то есть надежды Фулька сбылись.

В то время как церковь старалась строго наказать графа Фландрского, со своей стороны король, который в начале 892 г., вероятно, был во «Франкии», собрал армию, чтобы подчинить его и не дать восстанию распространиться. Он хотел напасть на графа Балдуина в самом центре его власти и поразить Фландрию с первого Удара. Ради этого, чтобы обмануть противника и застать его врасплох, он сделал вид, что идет на Аррас. Прежде всего он напал на Лан и занял его [691]. Валькер попал в его руки; через несколько дней последний был отдан Под суд, составленный из всех магнатов, которые в тот Момент окружали Эда [692]; его обвинили в оскорблении величества и признали достойным смерти, потому что он обнажил меч против своего повелителя, короля. Эд утвердил приговор. Валькеру отрубили голову, и, чтобы еще усугубить наказание, епископ Дидон Ланский, вероятно, по распоряжению Эда, с которым поддерживал дружеские отношения, отказал осужденному, позже оставленному без погребения, в покаянии на пороге смерти, то есть в исповеди и предсмертном причащении [693]; молиться за него было запрещено. Это еще больше увеличило тяжесть наказания. Фрагмент одной «песни о деяниях» даст понять, насколько эта кара, которой Эд подверг одного из родственников, должна была возмутить современников: «Ричард, сын Аймона, у подножия виселицы, на шее у него уже веревка, и император требует, чтобы молодого барона повесили, как низкородного злодея. Конечно, Ричард не боится, и по нему это хорошо видно; но в момент этого предельного ужаса он не перестает повторять: “Я хочу исповедаться”, — и утешается, лишь когда епископ Даниил выслушивает его исповедь» [694]. Не кажется ли нам, что мы слышим злосчастного Валькера, обращающегося к епископу Дидону с той же мольбой: «Я хочу исповедаться»? Но ей не вняли; голова изменника скатилась под топором, а останки бросили в какое-то проходное место [не на кладбище]. Фульк, благодаря которому мы знаем эти подробности [695], немедленно написал Дидону, своему суффрагану, и выразил все негодование его поведением в этой ситуации; он с ужасом задавался вопросом, что могло того побудить к подобному поступку. Какими бы ни были истинные чувства Фулька, он имел основание порицать Дидона, ведь по церковным канонам всякого умирающего полагалось допускать к покаянию [696]; поэтому он призвал Дидона проявить милосердие, самому добиться упокоения души Валькера, велеть молиться за _него и, наконец, перенести его прах на кладбище, где покоятся верующие. Это письмо Фулька, за которым вскоре последовало второе, свидетельствует о возмущении, какое, должно быть, чувствовал не один магнат в королевстве. Подобные чувства в сердцах у многих были тем сильней, чем меньше укоренилась в них верность. Карая смертью родственника и мятежного подданного, Эд только пользовался вполне признанным правом [697]; он считал, что этого человека надо наказать в назидание другим [698]. Но когда он добавил к этому наказанию отягчения и отомстил также трупу осужденного, он превысил это право и нарушил мудрую заповедь Гинкмара, согласно которой король должен карать не затем, чтобы мстить, а чтобы хорошо управлять государством и защищать его [699]. Эд зашел слишком далеко и не предвидел всех последствий [700], какие для него могла повлечь эта жестокость.

Взяв Лан [701], он сделал вид, что идет на Аррас; Балдуин тоже направился туда, но, раскрыв королевский замысел, он двинулся кратчайшим путем, опередил Эда и занял Брюгге [702]. Эд, увидев, что его план не удался, отступил. Помешали ли ему наступать численное превосходство противника или голод [703], от которого страдали эти края? Короче говоря, он не начал борьбу с графом Фландрским, который отныне мог упорствовать в неповиновении и утвердить свою независимость на территории, заключенной между Соммой, Шельдой и океаном. Его пример и чрезвычайная суровость наказания Валькера могли спровоцировать новые восстания.

По возвращении из Фландрии Эд, вероятно, созвал собрание в Вербери [704]; на нем присутствовали Фульк с тремя из своих суффраганов — Дидоном, епископом Ланским, Гоноратом Бовезийским и Рикульфом Суассонским, архиепископ Готье Сансский, архиепископ Руанский и другие. Люди, составлявшие это собрание, относились к Эду очень по-разному [705]; однако они, как и все жители «Франкии», одинаково устали от постоянного состояния войны, в котором жили уже много лет. Со времени воцарения Эд почти постоянно оставался к северу от Сены; поэтому «Франкия» была изнурена и охвачена голодом [706] — это было результатом норманнских грабежей и содержания армии, долгое время стоявшей на Уазе. Теперь она больше не нуждалась в защитниках, так как норманны покинули пределы королевства; чтобы эта местность могла восстановить силы, нужно было, чтобы король и его двор ушли жить и зимовать в другое место.