Из истории Москвы 1147-1913

На престоле, возвышенном на три ступени, украшенном сверху донизу золотом, жемчугом и драгоценными камнями, сидел государь в царском убранстве; на голове он имел золотой венец, выложенный алмазами, притом очень большими; в руке держал скипетр, тоже украшенный драгоценными камнями; кафтан на нем был красный бархатный, сплошь шитый крупным жемчугом; на шее висело несколько дорогих камней, оправленных в золото и расположенных в виде цепи или ожерелья (бармы). На двух пальцах левой руки было по большому золотому перстню со смарагдом. Впереди его, с обеих сторон, стояли двое благородных юношей с серебряными секирами, в белых атласных платьях, на которых крест-накрест висели золотые цепочки.

После представления и передачи грамоты и подарков послы были отпущены в посольский дом (у Троицы на Ильинке), куда им был прислан с царского стола обед в 150 кушаньев на серебряных блюдах, закрытых серебряными крышками.

Заметно, что на посольство произвели сильное впечатление московская роскошь и хлебосольство. Это видно из описания царского обеда, к которому было приглашено посольство через несколько недель.

По вручении царем немецкому послу ответной грамоты к императору, посольство было приглашено к царскому обеду. Во дворце иностранцев проводили в залу совета (думы), где они оставались со своими приставами и толмачами добрых полчаса. Потом их перевели в другую палату, где кругом по стенам стояли длинные поставцы, с тремя высокими ступенями: все они были, по словам немцев, «так уставлены бесчисленными серебряными и золотыми кубками, что и представить себе трудно, а в Германии, пожалуй, и не поверили бы такому богатству. На нижних ступенях поставлено множество больших блюд и стоп из золота, серебряный лев, в его природную величину, несколько серебряных братин и чаш, настолько больших, что одному человеку невозможно было поднять их, не то что употреблять в качестве посуды для питья; все это было выставлено, чтобы показать нам, немцам, великие сокровища и богатства казны». Обеденная зала, куда введены были послы, четырехугольная, в 70 саженей в объеме, вверху и по стенам расписана картинами и много украшена серебром и золотом; пол вымощен белым камнем очень искусными узорами. Посредине залы толстый каменный столб, или колонна, на коей лежал весь свод. Кругом столба поставцы с драгоценной посудой. В зале четыре больших окна. На высоком седалище, сплошь вызолоченном, за столом, который стоял на ступень выше других, сидел царь, одетый в кафтан из серебряной парчи; голову его покрывала золотая московская шапочка, унизанная драгоценными каменьями и крупным жемчугом; на шее богатое ожерелье. Другие столы занимали князья и бояре, одетые в белые одежды, отороченные бобром, в высоких чернобурых шапках; стольники в золотых кафтанах подавали кушанья на золотых блюдах. Во время пира наступил вечер, и понадобилось зажечь свечи в четырех люстрах. На посольский стол поставлены были восковые свечи в яшмовых и хрустальных подсвечниках, в серебряной оправе. Государь подзывал к себе посла и в знак своей милости из своих рук давал ему маленькую золотую чару, осыпанную дорогими каменьями, с превосходным вином. На посольский стол поданы три большие круговые братины: они были так велики, что едва было под силу подносить их ко рту. Во время стола звонили во все колокола кремлевских церквей. Возвратный путь послов был освещен плошками и смоляными бочками. Впереди посольства несли фонари и факелы. Обедавших во дворце было 1000 человек.

Церковный быт Москвы завершился в царствование Феодора Иоанновича учреждением патриаршества. Могущественное царство русское имело цветущую церковь, которой не к лицу было составлять часть константинопольского патриархата, находившегося в упадке под властью турок и еще недавно показывавшего в деле унии уступчивость папизму.

Прибывшему в это время в Москву за милостыней Цареградскому патриарху Иеремии было предложено царем стать Всероссийским Патриархом. Ему была устроена в Кремле торжественная встреча. Первосвятитель греческой церкви въехал в город на осляти, а за ним ехали на лошадях митрополит Иерофей Мальвазийский и архиепископ Арсений Эласонский. Царь принял патриарха в Золотой палате и посадил его по правую руку от своего трона. При этом Иеремия поднес Феодору Иоанновичу хранимые теперь в Успенском соборе частицы животворящего креста, крови и ризы Христовой и части от тернового венца Спасителя, частицы мощей Константина Равноапостольного и св. Иакова, а царице Ирине — золотую панагию с мощами Иоанна Златоуста.

Как известно, Иеремия посвятил в Патриархи Всероссийские митрополита Иова. Это священнодействие совершено было с особенною торжественностью, хотя обряды и совпадали с поставлением наших митрополитов. Патриарх Иов после своего поставления совершил в нашем первопрестольном соборе литургию вместе с Цареградским патриархом. По окончании обедни царь возложил на святейшего патриарха Иова драгоценный крест с животворящим древом, бархатную мантию с «источниками», низанными жемчугом, и белый клобук с крестом, затем он подал ему жезл св. Петра митрополита и поздравил его «отцем отцев и патриархом всех северных земель». После этого было пропето многолетие царю и патриархам Цареградскому и Московскому. Оба они в это время сидели на кафедре рядом с троном царя. После этого Иов объехал на осляти вокруг Кремля, окропляя его стены святою водою. Выше мы воспроизвели позднейший, впрочем, рисунок Олеария, изображающий патриаршую процессию в Вербное воскресенье в Иерусалим, или храм Василия Блаженного. Патриархи в этот день обедали у государя.

Патриарх Иеремия прожил в Москве до мая 1587 года и уехал в Цареград, щедро награжденный драгоценными кубками, ковшами, жемчугом, шелковыми тканями, соболями и деньгами. Царь Феодор написал грамоту султану, убеждая его не теснить православных, и дал 1000 рублей и 2000 венгерских золотых на построение нового патриаршего храма в Константинополе. Восточные патриархи особой грамотой подтвердили учреждение патриаршества в Москве, значение которой еще более поднялось в России и на всем востоке, где православие находилось в упадке.

Мы минуем другие события этого царствования, даже отмену Юрьева дня, или прикрепление крестьян, потому что они не скоро еще оказали воздействие свое на быт Москвы.

Для нее, как источник потрясений и всего смутного времени, имело ближайшее значение убиение царевича Димитрия в Угличе и смерть самого Феодора Иоанновича, прекратившие ту династию, которая правила Россией более семи веков.

Тяжкий вопрос создания достойной Русского царства новой династии едва не погубил великое, строившееся с таким громадным трудом и кровавым потом государство и его столицу Москву.

Феодор Иоаннович долго был бездетен. У царицы Ирины родилась дочь Феодосия, но она скончалась десяти месяцев. Через пять лет после этого, в 1597 году, царь Феодор заболел, а в Крещенье 1598 года стало ясно, что болезнь его смертельна. Патриарх Иов подошел тогда к умирающему и спросил его: «Государь, кому приказываешь царство, нас сирых и свою царицу?» Феодор отвечал: «Во всем царстве и в вас волен Бог; как Ему угодно, так и будет; и в царице моей волен Бог; а как ей жить, об этом у нас улажено».

На другой день, 7 января, царь скончался. Народ глубоко горевал об его смерти, любя его за доброту и благочестие и приписывая мир и тишину при нем Божьему благоволению. Тело Феодора Иоанновича было положено в гроб и вынесено в Архангельский собор. Вдовствующая царица своей неутешной скорбью вызывала общее сочувствие. На другой день, 8 января, было совершено погребение. Все присутствовавшие громко рыдали, и духовенство несколько раз прерывало службу; царя Феодора положили рядом с его грозным отцом.