Черкесские мамлюки

Среди абхазских выходцев едва ли не самая известная фигура Абаза Мехмед — паша, эрзурумский бейлер-бей в годы правления Османа II (1618–1622). После убийства Османа он поднял восстание против султана Мустафы I, вторично взошедшего на престол. Восстание охватило почти всю территорию Анатолии. В 1623 г. Абаза — паша овладел крепостями Карахисар, Сивас, Анкара и после трехмесячной осады взял Бурсу. Он опирался на широкие слои населения и отряды своих наемников, последовательно проводя политику уничтожения янычар. Абазу — пашу поддержало армянское население Восточной Анатолии, которое более остальных страдало от произвола янычарского корпуса.

Правительство Мустафы I собрало все наличные контингенты войск и послало их на подавление восстания, грозившего самому существованию империи. Правительственную армию возглавил великий везир Черкес Мехмед — паша. После кровопролитной битвы близ Кайсарии Абаза — паша был разбит наголову и с остатками войск бежал в Эрзурум. «Черкес, без сомнения, положил бы конец этому восстанию, — пишет Дм. Канте мир, — если бы смерть не вырвала из его рук победу, так как он умер в том же году в Токаде».

Вскоре на престол вступает Мурад IV, который прощает Абаза — пашу, а последний, в свою очередь, присягает ему на верность. В 1628 г. Абаза получает новое назначение, становится губернатором Боснии и более не играет заметной роли в османских делах.

Другой известный абхазский выходец Абаза Корь Хусейн — паша командовал турецкой армией в войне с русскими 1677 года.

Из числа черкесских наемников в первой половине XIX века формировался кавалерийский полк (шесть эскадронов: 780 чел.), входивший в состав константинопольского гвардейского корпуса. Еще с 1517 года существовала черкесская кавалерийская часть, базировавшаяся в Египте, но подчинявшаяся напрямую султану. О ней очень мало сведений и это можно объяснить тем обстоятельством, что арабские и европейские авторы причисляли всадников этого корпуса к черкесским мамлюкам. Джабарти, тем не менее, упоминает под

1799 г. командира корпуса черкесов Али Ага Иахйа.

Во времена правления султанов Ахмеда II (1691–1695), Мустафы II (1695–1703) и частично Ахмеда III (1703–1730) [14] большим влиянием на государственные дела пользовался Черкес Осман — паша, строитель крепости Ени — Кале и командующий всеми морскими силами Османской империи (капудан — паша). Отрывочные сведения о нем содержатся в работе В. Д. Смирнова «Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII века» (СПб., 1887 г.). Его современники Черкес Магомет — паша, Черкес Магомет — Ага, Черкес Мехемед (наместник Иерусалима), Абаза Осман и Черкес Ахмед — паша также занимали высокие должности в администрации и руководящие посты в армии.

Султан Мустафа III (1757–1773) был женат на черкешенке, сын которой официально считался наследником престола. Он, Селим III, вошел в историю Турции как султан — реформатор, много времени уделявший строительству новых вооруженных сил и особенно флота. Пост капудан — паши в его правление занимал черкес Гуссейн — паша [15]. «Он активно помогал Селиму III, — пишет А. Ю. Чирг, — в реорганизации турецкого военно — морского флота, сыграл значительную роль в борьбе с армией Наполеона Бонапарта» [16]. Его яркий образ выведен в историческом романе В. Н. Ганичева «Росс непобедимый», в котором упоминается, кстати, и героическая борьба мамлюков во главе с Мурад-беем против агрессии Наполеона [17]. При Селиме III началась карьера еще одного знаменитого черкеса, Хосрев — паши, который стал основателем своего рода мамлюкского дома, выходцы из которого занимали в первой трети XIX века многие ключевые посты в Константинополе и провинциях. О кавказском происхождении Хосрева пишет его современник К. М. Базили, а на его черкесскую принадлежность прямо указывают Джурейко А. и Иззет Айдемир [18]. В молодости он был невольником своего соотечественника капудан-паши Гуссейна, об этом пишет в своем сочинении «Египет и египтяне» Франсуа Гаркур: «Возьмем например знаменитого Хозрева, губернатора Египта в 1801 г.; он начал свою жизнь рабом Капитан — паши». Возвысившись, Хосрев Мехмет — паша окружил себя черкесскими невольниками, среди которых особо выделялись два брата, Халил и Саид. Оба они получили высшее военное образование и сделали успешную карьеру. Халил получил звание паши в войне 1828—29 гг. против России за личную храбрость. Затем в течение шести месяцев был послом в Петербурге. «По заключении мира, — рассказывает Базили, — султан, желая показать Европе образчик перерожденных турок, назначил его послом в Петербург, где в самом деле он понравился двору и обществу, стараясь перенимать тон и манеры европейского человека».

По возвращении в Стамбул Халил женился на дочери султана, своей двоюродной сестре, и получил звание капудан — паши. Его брат Саид — паша тоже женился на принцессе и таким образом два брата — черкеса стали одновременно и зятьями султана Махмуда II (1808–1839 гг.), и шуринами его сына Абдул — Меджида, правившего с 1839 г. по 1861 г. Их патрон Хосрев — паша пережил множество правительств, в том числе и свое собственное, и умер в Текир — даге в 1855 году в возрасте 79 лет. Всю свою жизнь он курировал египетскую политику Порты и соперничеством с Мохаммедом Али, как пишет Клот — бей, «обращал на себя внимание всей Европы».

Командующим турецкой сухопутной армии в войне с вице — королем Египта был черкес Хафиз — паша. В отличие от большинства черкесских военачальников Хафиз никогда не был в неволе. Будучи по натуре своей искателем приключений он каким‑то путем перебрался в Константинополь и там, во время пятничного выхода, обратил на себя внимание Махмуда II — на горце была рваная черкеска и великолепный кинжал. Некоторое время Хафиз был телохранителем султана, но затем проявил способности военачальника и довольно скоро достиг всего, о чем только мог мечтать: власти, славы, почитания и богатства.

Черкесская община в Турции опиралась во многом на гаремные связи черкешенок. Так, российский посланник в Константинополе Н. Игнатьев писал в своем донесении от 28 июля 1873 года: «…горския депутаты нашли доступ в дворец султана и, при помощи соотечественниц своих, находящихся в Гареме, заинтересовали даже в свою пользу мать его Величества (Валиде — Султан), пользующуюся очень большим влиянием на государственные дела. Султанша Валиде — родом Кабардинка и считает всех Кавказских выходцев за своих земляков, а себя — обязанною им помогать и им покровительствовать». М. Пейсонель, автор «Исследования торговли на Черном море», писал, что «черкесские женщины одни только разделяют ложе с турецким султаном и татарскими князьями». Автор следующего столетия, Осман — бей, фиксирует ту же ситуацию: «…судьба черкешенок гораздо привлекательнее судьбы турчанок. Можно сказать, что между черкешенками и турчанками даже не существует никакой конкуренции, так как черкешенки делают почти исключительно все самые лучшие партии. Не говоря уже о гареме султана, состоящем исключительно из одних черкешенок, скажу, что женами большинства пашей являются рабыни». По свидетельству

Семена Броневского, восточные правители гордились, когда в числе их жен и наложниц имелись черкешенки.

Итак, черкешенками были: жена султана Мустафы III (1757–1773), она же мать Селима III (1789–1807); жена Махмуда II (1808–1839), она же мать Абдул-Меджида (1839–1861) и Абдул — Азиза (1861–1876); жена султана Абдул — Меджида и она же мать Мурада V (1876) и Абдул — Хамида II (1876–1908); жена Абдул-Хамида II [19]. Как видим, последние османские султаны рождались от браков с черкешенками и, в свою очередь, женились на черкешенках. Это обстоятельство сыграло свою роль в формировании отношения перечисленных выше султанов к Черкесии и к той войне, которая велась Россией на родине их жен и матерей. Последние, как известно, обладали большим влиянием на круги, близкие к особе султана и считали своим долгом помогать всем кавказским просителям. Султаны эти, по крайней мере, по своему облику были черкесами и презирали к тому же все турецкое. Базили приводит в этом отношении интересный случай: «…когда устраивался дворец в Долма — бахче, султан (Махмуд II — прим. С. X.) хотел туда определить отборных своих садовников. Он выстроил в один ряд всех своих садовников (числом их было 300), сделал смотр и стал вызывать поодиночке человек двадцать, чьи физиономии были благовиднее. Когда султан пожелал знать их по имени, оказалось, что все они были христиане: «Я так и догадывался», — сказал султан громогласно. Потом, обратясь к своей свите, прибавил: «Взгляните на остальных, настоящие уроды; бьюсь об заклад, что ни одного грека нет между ними, это туркошаки».