История крестовых походов в документах и материалах

В это время один из наших рыцарей по имени Летольд взобрался по лестнице на стену города. Едва только он оказался наверху, как все защитники города побежали прочь от стен, через город, а наши пустились следом за ними, убивали и обезглавливали их, [преследуя] вплоть до храма Соломонова, а уж здесь была такая бойня, что наши стояли по лодыжки в крови.

И Раймунд [282], сражаясь на южной стороне, тоже подвел свою рать и башню-крепость почти под самые стены. Но между башней и стеной был ров; бросили клич — если кто снесет в этот ров три камня, получит денарий. Три дня и три ночи длилось заполнение рва [283]. А те, кто оборонял город изнутри, бились против наших с удивительной отвагой, кидая огонь [284] и камни. Наконец, когда ров был заполнен, башню подвинули к самой стене. Граф, прослышав, что франки вошли в город, закричал своим: «Что же вы задерживаетесь? Ведь все французы уже в городе».

[Тем временем] эмир, который оборонял башню Давида [285], сдался графу и открыл ему ворота, у которых паломники обычно уплачивали свою мзду [286]. Войдя в город, наши пилигримы гнали и убивали сарацин до [самого] храма Соломонова, скопившись в котором, они дали нам самое жестокое сражение за весь день, так что их кровь текла по всему храму. Наконец, одолев язычников, наши похватали в храме множество мужчин и женщин и убивали, сколько хотели, а сколько хотели, оставляли в живых. Много язычников обоего пола пытались укрыться на кровле храма Соломонова; Танкред и Гастон Беарнский передали им свои знамена [287]. Крестоносцы рассеялись по всему городу, хватая золото и серебро, коней и мулов, забирая [себе] дома, полные всякого добра.

[Потом], радуясь и плача от безмерной радости, пришли наши поклониться гробу Спасителя Иисуса и вернуть ему свой долг [288]. На следующее утро незаметно наши влезли на крышу храма, бросились на сарацин и, обнажив мечи, стали обезглавливать мужчин и женщин; иные [из них] сами кидались с кровли вниз. Видя это, Танкред впал в сильный гнев.

Гл. 39. После того наши [сеньоры] постановили в совете, что каждый подаст милостыню и сотворит молитвы, дабы бог избрал, кого пожелает, чтобы он царствовал над другими и правил городом. [Предводители] распорядились также убрать вон тела убитых сарацин, которыми был полон почти весь город и которые распространяли сильное зловоние; и оставшиеся в живых сарацины вытаскивали покойников за городские ворота и складывали их в кучи величиною с дом. Никогда и никто еще не слышал и не видел такого истребления язычников; и было приказано сложить костры, подобные пирамидам, и никто не ведает их числа, кроме одного бога. Эмира же и других [сарацин], которые были с ним, граф Раймунд приказал вести к Аскалону живыми и невредимыми.

На восьмой день после того как город был взят [289], [сеньоры] избрали князем города герцога Готфрида [290], который одолел язычников и спас христиан. Точно так же в день св. Петра в цепях избрали патриархом мудрейшего и достопочтеннейшего мужа по имени Арнульф [291]. Этот город был взят христианами бога в пятницу 15 июля.

Gesta Francorum et aliorum Hierosolymitanorum, p. 194—206.

Из хроники Раймунда Ажильского «История франков, которые взяли Иерусалим»

Когда все осадные приспособления были готовы и великие труды наши подошли к окончанию, князья устроили совет и сказали: «Пусть каждый человек приготовится к бою на 14-е [292]. Пока же пусть все пребывают на страже, молятся и творят милостыню. Повозки вместе с мастерами [293] пусть будут впереди с тем, чтобы мастеровые снесли стволы, колья и жерди [294], а девицы пускай плетут фашины из прутьев. Повелевается, чтобы [каждые] два рыцаря изготовили один плетеный щит, либо лестницу. Выкиньте прочь всякие сомнения насчет того, чтобы сразиться за бога, ибо в ближайшие же дни он завершит ваши ратные труды». Все это было тщательно выполнено. Затем постановили, кто из князей, действуя со своими людьми, какую часть города будет атаковать и в каких местах будут пущены в ход осадные орудия, а также какие именно.

Сарацины, видя, что у стен города расставлено множество осадных приспособлений, которые тут были изготовлены, так хорошо укрепили менее прочные места стен, что некоторым казалось безнадежным делом брать их. С наступлением дня, назначенного для приступа, герцог [295] и граф Фландрский, а также герцог Нормандский, удостоверившись, что сарацины подготовляют против наших осадных орудий столько оборонительных укреплений — и каких! — всю ночь перевозили свои орудия, тараны и подвижные башни к той части [укреплений] города, которая расположена между церковью св. Стефана и Иосафатской долиной [296]. Вы, те, которые это читаете, не думайте, что это был маленький город и что тут не требовалось каких-либо особенных усилий. Ведь от того места, где все эти, разобранные на части, орудия были изготовлены, до того, где их собрали, была целая миля.

И когда занялась заря и сарацины увидели все орудия и палатки, перенесенные сюда под покровом ночи, они были поражены ужасом. Да это поразило не только сарацин, но и нас самих. Тут уж всякий из верных [297] мог въяве убедиться, что с нами десница господня.

Все это перемещение произведено было потому, что место тут было ровным и подходящим для того, чтобы придвинуть осадные орудия [ближе] к стене, а сделать это нельзя было иначе, как на ровном месте; и еще по той причине, что эта часть города казалась менее укрепленной и находилась дальше всего от лагеря. Расположена она на севере.

С неменьшим усердием трудился граф и его люди на горе Сион, что к югу от города; и здесь было у него много помощников, именно, Гийом Эбриак, а с ним все генуэзские моряки, которые в Яффе потеряли свои корабли, как мы уже [о том] рассказывали [298]. Но им удалось прихватить с кораблей веревки, а кроме того, сумели понаделать молоты, топоры, крючья, а также заступы и секиры, — все это нам было крайне необходимо. Но что же мы так затягиваем [повествование]?

И вот уже настал день, определенный для сражения [299], и завязался бой. Но прежде всего мы хотим заметить вот что: по нашему мнению, а также [по мнению] многих других, в городе было [тогда] до 60 тысяч мужчин, годных носить оружие, за вычетом малолетних и женщин, которым не было и числа. А из наших пригодными к оружию было, как мы считали, не более 12 тысяч; да к тому же у нас имелась масса калек и бедняков. Рыцарей же в нашей рати было 1200 или 1300 и, как я полагаю, не более. Мы говорим это затем, чтобы вы поняли: все, будь то малое или великое, что предпринимается во имя господне, делается не вотще, — об этом и будет рассказано на следующей странице.

Едва наши начали придвигать башни к стенам, со всех сторон полетели камни, пущенные из метательных орудий, и стрелы, бесчисленные, как град. Но слуги божьи терпеливо вынесли все это, порешив в своей вере либо погибнуть, либо уже теперь отомстить за себя неприятелю. Битва шла без каких-либо признаков победы; но когда наши пододвинули орудия к стенам, оттуда стали бросать не только камни и [пускать] стрелы, но и стволы деревьев и зажженные пуки соломы; потом они начали кидать в наши орудия просмоленные, намазанные воском и серой деревяшки, обертывая [их] в горящие тряпки. Я говорю, что они были со всех сторон обмазаны серою и еще утыканы гвоздями для того, чтобы куда бы ни попадали, цеплялись, и цепляясь, воспламеняли бы. Деревья же и солому кидали, чтобы хоть пламя остановило тех, кого не могли сдержать ни меч, ни высокие стены, ни глубокий ров. В тот день сражение длилось с рассвета до заката солнца — никогда, думается, не было содеяно ничего более изумительного. И все мы неустанно взывали ко всемогущему богу, величая его нашим предводителем и поводырем и полные веры в его милосердие.