Правда о Bravo Two Zero (ЛП)

АХМАД СКАЗАЛ МНЕ, ЧТО УТРОМ 27 января видел тело одного из британских коммандос, сильно обгоревшее, лежащее посреди проселочной дороги, ведущий вниз к Евфрату. Он сказал, что один из местных — адвокат по имени Субхи — был там, когда SAS-овца застрелили. Фактически, Субхи и был одним из тех, кто в него стрелял. Субхи, оказался полной противоположностью вежливому и обходительному Ахмаду. Маленький, крепкий и молчаливый, он говорил свистящим шепотом и был похож на злодея из "Тысячи и одной ночи", каким его обычно представляют. Однако он был откровенен и высказывался достаточно четко, так что у меня не было никаких причин полагать, что он сказал мне что-нибудь кроме правды.

Он и Ахмад привели меня на место, где был застрелен Боб. Дорожка извивалась между какими-то древними руинами — бесформенными и нераспознаваемыми насыпями запекшейся глины — и, резко заворачивая под прямым углом, вела мимо узкого арыка к нескольким зданиям из необожженного кирпича и роще деревьев на краю воды. Евфрат был рядом — наверное, метрах в двухстах — но той зимой он, должно быть, был намного ближе. Ахмад показал, как лежал труп: навзничь, на середине дороги. Это удивило меня, поскольку я представлял себе Боба, умирающего в окружении трупов убитых им врагов. В то время как описание Райана определенно производит такое впечатление, Макнаб просто говорит, что Боб настойчиво пробивался, и, казалось, это было ближе к фактам — по крайней мере, на это указывало положение его тела.

"Было около двух часов пополуночи 27 января", сказал мне Субхи, "когда мы увидели, что этот человек бежит к нам по дороге. Нас было семеро — местных гражданских, в большинстве своем с оружием, которые собрались, чтобы помочь полиции оцепить окрестности. Здесь были замечены иностранные солдаты, и полицейские пытались отрезать их. Мы были в роще деревьев, вон там, у дома, возле самой воды, когда увидели фигуру, направляющуюся к нам по дороге. Мы приказали ему остановиться, он попытался слабым голосом прокричать что-то в ответ. Потом повернулся, как будто собрался пойти обратно, и мы открыли огонь. В него попало несколько пуль, и он упал на дорогу. Мы начали стрелять снова. Одна из пуль, должно быть, попала в гранату, которая была у него в снаряжении, потому что она взорвалось, и продолжала гореть, и он все время кричал по-английски. Наверное, он пытался сдаться, но мы плохо понимали английский, и не были уверены. Честно говоря, мы были все на нервах тогда. Он шевелился еще около четверти часа, а затем затих. Однако мы не подходили к нему до тех пор, пока не стало светло. Тогда приехала полиция и забрала тело. Оно было сильно обожжено, особенно грудь. Все его снаряжение тоже обгорело. Он получил пулю в рот, которая, вероятно, развернула его, а другая пуля, похоже, зажгла гранату у него в подсумке".

"Что вы ощущали, стреляя в него?"

"Я делал то, что меня просили сделать власти. Никто не звал тех солдат в нашу страну. С другой стороны, я сожалел, потому что чувствовал, что он, возможно, пытался сдаться, а мы действительно были слишком возбуждены и не дали ему такого шанса".

При этих словах я закусил губу. Боб пал как храбрец, смертью героя — но было ли это действительно необходимо? В конце концов, иракцы схватили четверых из патруля, и хотя им пришлось пройти через допросы и пытки, все они выжили, чтобы рассказать свою историю, увидеть свои семьи, и даже продолжить службу в Полку. С того самого момента, как группа Макнаба угнала такси, они оказались в непроходимой паутине дорог, контрольно-пропускных пунктов и жилья, из которой группе было практически невозможно вырваться. Возможно, для Макнаба лучшим выбором было бы сдаться на КПП. Конечно, задним умом мы все мудрецы, но безоговорочная установка не попадать в плен, была, как оказалось, неуместна. Частично это был чистый шовинизм, частично — порожденный пропагандой Союзников страх иракских методов допроса и использования в качестве "живого щита", который, как оказалось, был несколько преувеличен. Макнаб говорил, что SAS-овцы страшились мыслей об иракском плене, и что он читал доклады о злодеяниях, которые творились в отношении военнопленных в ходе Ирано-Иракской войны, включавшие в себя такие вещи, как побои, пытки электричеством и расчленение.

Хотя храбрость тех, кто вынес иракские тюрьмы, не обсуждается, по крайней мере, все эти пленные выжили.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ФАЙАД АБДАЛЛА БЫЛ НЕГРАМОТНЫМ КРЕСТЬЯНИННОМ лет шестидесяти, живущим на бывшей английской автозаправочной станции, находящейся за пределами Крабилы. Главный сержант полиции Ахмад назвал мне его, как человека, который утром 27 января 1991 года обнаружил одного из британских коммандос в ирригационной трубе возле Евфрата, недалеко от сирийской границы. Для предварительного разговора я встретился с Файадом в ресторане напротив моей гостиницы в Крабиле, и нашел, что это очень простой человек, явно слегка напуганный происходящим. Его лицо несло печать возраста, солнца и ветров, а тело до предела измождено тяжелой работой. Файад подтвердил, что в тот день действительно обнаружил иностранца в военной одежде, прячущегося у реки, и поскольку я уже получил представление о смерти или пленении Лейна, Консилио, Динджера и Кобурна, то знал, что этим солдатом мог быть только Макнаб.

В ТО ВРЕМЯ КАК "БЫСТРОНОГИЙ" И ДИНДЖЕР проделывали свой тяжкий путь к Руммани, Макнаб, как он пишет, двинул по покрытым коркой льда полям в сторону границы. От Сирии и свободы его отделяло всего около четырех километров, но уже светало, и он знал, что ни за что не сможет проделать этот путь при свете дня. Поэтому он заполз в перекрытую листом железа водопропускную трубу ирригационной системы и залег там, в воде, приготовившись переждать день. Тем же утром на заре, пока он, трясясь от холода, лежал в трубе, писал он, появился старый пастух и на мгновение свесился в трубу, так что Макнаб смог разглядеть его. Пастух исчез, и Макнаб решил, что он его не заметил, но чуть позже услышал, как невдалеке с визгом затормозило несколько машин. Внезапно раздались крики, кто-то начал стрелять по листу железа, под которым укрывался Макнаб, и он понял, что игра окончена.

Разъяренные солдаты, ворча и ругаясь, вытащили его из трубы. Они поставили его на колени, затем внезапно навалились на него, вопя, пиная, колотя, хватая за волосы. Ему нанесли несколько сильных ударов его голове, и хорошо нацеленных пинков по почкам, в рот и по ушам, пока изо рта не пошла кровь. Потом бросили в Лэндкрузер, ударили по голове прикладом и выставил перед разъяренной толпой, откуда неслись вопли, плевки и жестокие удары. Так было потому, говорит Макнаб, что они считали его лично ответственным за раненых и убитых знакомых и родственников. "Я ощутил удушливое зловоние немытых тел", пишет он. "Казалось, это была сцена из фильма ужасов про зомби".

Наконец его привезли в воинскую часть и протащили через ворота, где он видел Динджера, голова которого "раздулась до размеров футбольного мяча", в снаряжении, залитом кровью.

МЫ С ФАЙАДОМ НАПРАВИЛИСЬ к полям и орошаемым наделам, расположенным к западу от ведущего к Руммани понтонного моста, недалеко от сирийской границы. Здесь, он показал мне водопропускную трубу, соединяющую два поля, поверх которой проходила грунтовая дорога. Метрах в пятистах к югу находились какие-то современного вида бетонные сооружения, а за ними асфальтированная дорога. Я осмотрел, трубу. Она была наполовину закопана и имела ширину, явно недостаточную, чтобы вместить человеческое тело. "Это не та труба, которая была здесь тогда", сказал Файад. Раньше тут была большая труба, но эти поля — часть заливаемой летом поймы, так что трубы ржавеют и приходят в негодность. И ту трубу заменили".