Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.)

Не меньшая жесткость, впрочем, была присуща позиции костела, также охотно апеллировавшего к букве канонического права. Когда в конце 80‑х гг. директор одной из петербургских гимназий попросил состоявшего в ее штате ксендза перевести пассажи канонического права, толкующие об отношении католиков к православию, тот предупредил, что в тексте будут фигурировать «схизматики» и «еретики». «Мы люди образованные, — звучал ответ директора, — я для вас, а вы для меня еретик»⁸⁵. Несмотря на суровые карательные санкции, достаточно распространенным явлением был отказ ксендза исповедовать своего состоящего в браке с православным прихожанина. В таком положении оказалась, например, мать А. И.Деникина. Вождь белого движения подробно рассказывает в своих воспоминаниях о том, как она пыталась сохранить в тайне решение ксендза, требовавшего воспитания сына «в католичестве и в польскости», как о конфликте стало известно отцу, русскому офицеру, как тот ходил объясняться к священнику, и, идя на попятную, последний умолял не предавать дело огласке 86. В 1891 г. католическое духовенство во всей Империи было практически отстранено от процедуры заключения браков с участием православных, и его место заняла… полиция, выдавая свидетельства о внебрачном состоянии и правоспособности католиков 87.

Нет ничего удивительного в том, что указ «Об укреплении начал веротерпимости», работа над которым развернулась в преддверии первой российской революции, стал полной неожиданностью для общества 88. Между тем принятие этого основополагающего документа не означало полного разрыва с прошлым. Допустив свободный переход из православия в другие христианские конфессии, указ 17 апреля 1905 г. лишь косвенным образом ослаблял действие старых юридических норм. Он не вводил новых правил, регулирующих порядок заключения «разноверных» браков и определения конфессиональной принадлежности рожденных в них детей. На стадии подготовки закона важной вновь оказалась позиция государственной церкви, представители которой утверждгши, что существующее законодательство воспринимается населением как должное, и запугивали министров опасными последствиями его отмены. По словам митрополита Санкт — Петербургского и Ладожского Антония, оно «обычно не вызывает на себя особых нареканий и признается на практике тягостным собственно в тех случаях, когда под действие… подпадают браки между иноверцами и мнимо–православными из упорствующих и отпавших». После отказа от законодательного регулирования вероисповедания детей «есть полное основание опасаться, что православное духовенство, подобно католическому в настоящее время, будет по мере сил противиться заключению смешанных браков». Не преминул архиерей предостеречь и от неизбежного, по его мнению, «семейного разлада». Товарищ обер–прокурора Синода

2. К. Саблер также утверждал, что «протесты против этого постановления бывали в единичных случаях, но вызывались не столько религиозными, сколько национальными соображениями». Долголетнее применение законодательства, напоминал ближайший сподвижник Победоносцева, «способствовало умножению чад православной церкви». Кроме того, отмена его затруднила бы разрешение браков православных со старообрядцами, которые в юридическом отношении предполагалось приравнять к «разноверным» союзам 88.

Хотя в процессе упомянутой дискуссии высказывалось опасение, что нежелание перемен только стимулирует исход из православия, вопрос так и не получил разрешения в указе 17 апреля и был похоронен в особом совещании под председательством реакционера А. П.Игнатьева, в прошлом, кстати, киевского генерал–губернатора 90. Было отвергнуто и предложение о ненаказуемости инославных священнослужителей за бракосочетание «разноверной» пары 91. Лишь по достижении 14-летия («возраст религиозного самоопределения») дозволялась — именно в этом революционный смысл указа о веротерпимости — перемена исповедания.

Указ привел в движение население российско–польского погра–ничья и вызвал замешательство в рядах чиновничества. ««Упорствующие» (их было около 100000), — писал Евлогий о бывших униатах, — хлынули в костелы, увлекая за собой смешанные по вероисповеданиям семьи». И. Корвин — Милевский рассказывает случай, когда католическую веру приняли, с согласия отца, православного священника, две его дочери, опасавшиеся, что иначе не смогут выйти замуж: в их расположенном в западных губерниях селении, где до 1905 г. не было и 5 % католиков, за какую–то неделю вовсе не осталось православных. Прибывшие в Петербург в сопровождении игуменьи местного монастыря мужики из Седлец–кой губернии были допущены к царю и спросили растерянного Николая II, «правда ли, что он принимает католическую веру», — подобный слух довольно широко распространился не без участия польских помещиков и ксендзов 92.

После обнародования указа о веротерпимости, когда действующее законодательство должно было приводиться в соответствие со вновь провозглашенными принципами, появилась обширная юридическая литература, в которой скрупулезно систематизировались все правовые нормы и давались рекомендации по их изменению. Тон этой литературы весьма критичный. «Никакой обязанности воспитывать малолетнего в той, а не в иной вере, — считал 3. В. Познышев, — закон на родителей возлагать не должен»⁹³. Было убедительно показано, что отмена уголовного преследования за религиозные преступления невозможна без коренной корректировки Устава духовных дел иностранного исповедания, т. е., по сути, разрушения традиционной иерархии конфессий 94. Этого, как известно, не произошло. «Всякие коллизии, возникающие между вероисповеданиями по поводу смешанных браков и рождающихся от таковых детей, — констатировал в 1916 г. Н. С.Тимашев, — решаются безусловно в пользу господствующей церкви». Для периода между двумя революциями это подтверждается как судеб–но–полицейскими материалами, так и документами, исходившими от Ватикана 95. «Наша веротерпимость в своих основаниях, — делал вывод В. Н.Ширяев, — глубоко проникнута соображениями национальной политики»⁹⁶.

Д. Н.Блудов в 30‑е гг. и великий князь Константин Николаевич в 60‑е не являлись, конечно, единственными сторонниками заключения смешанных браков. О пользе семейных уз с православными в деле обрусения поляков высказывался А. Л.Потапов, имя которого, впрочем, традиция связала с изменой «русскому делу» в Северо — Западном крае 97. Сходных взглядов могли придерживаться представители администрации на восточных окраинах Империи 98. Однако в целом отношение светской власти к смешанным бракам было, как правило, отрицательным. Этот факт обнаруживает внутреннее противоречие правительственного курса. С одной стороны, придав «разноверным» союзам выраженную антикатолическую направленность, законодатели тем самым четко определили условие сближения русских и поляков. С другой стороны, широко признавалась их малая эффективность в урегулировании польского вопроса и даже прямая опасность для общества и государства.

В течение длительного периода своего действия правовая регламентация браков самым болезненным образом вторгалась в судьбы нескольких поколений поляков и россиян, получая особый резонанс в зависимости от эпохи, региона, социального слоя. Хотя в нашем распоряжении нет надежной статистики, можно без колебаний утверждать, что потомки смешанных браков составляли абсолютное большинство православных поляков Империи, превосходя по численности добровольно перешедших в православие католиков.

При всей огромной значимости вероисповедной принадлежности для национального самоопределения следует иметь в виду, что последнее обуславливалось также целой совокупностью жизненных обстоятельств — местом жительства, характером образования, профессиональной средой, климатом в семье и т. д. Складываясь благоприятно для формирования польского самосознания, они вполне могли нейтрализовать ассимилирующий потенциал православного исповедания. И, наоборот, принадлежность к католической церкви не обеспечивала автоматически польского самосознания. Подобно русским немцам («русским» не в плане подданства, но