Отавало идет по экватору

- Мы католики. Мы женимся в церкви, у священника.

- В Сьерре индеец, случается, уходит жить в другой дом, к другой жене. А у вас?

- У нас так не случается. Жену можно потерять, только когда умрешь сам.

Дом Хосе Амадора Агуавиля - это типичная индейская хижина на сваях со степами из неровных серых досок, изготовленных из распиленных стволов пальм. Она состоит из двух частей: "спальни" - небольшого помещения с квадратным незастекленным окошком, где семья проводит ночь, и примыкающей к ней открытой террасы. Стены террасы в метр высотой сделаны из тонких, сплетенных между собой жердей, пол - из таких же досок, что и стены "спальни"; на террасе сушат белье, нянчат младенцев, тут дети играют в непогоду. Хижина накрыта двускатной крышей или из коры деревьев, или из пальмового листа.

Вплотную к дому примыкает обширный навес. Сооружение это имеет чисто хозяйственное назначение. Здесь ткут, толкут зерно, готовят пищу, здесь хранят овощи в плетеных корзинах и воду в больших глиняных горшках, здесь же, судя по "креслам", сделанным из толстых палок, и веревочным гамакам, висящим между опорными столбами, семья отдыхает. Под этим навесом принимают туристов. Именно принимают, иначе трудно объяснить, зачем тут небрежно, вроде бы ненароком, были разбросаны длинные и тонкие, с заостренными концами прутья (турист должен сам догадаться, что это копья для охоты на крупную рыбу), зачем возле стены стоял наготове ткацкий станок с натянутой основой, зачем к стропилам у самого края навеса (лучшее место для фотографирования!) был подвешен... ксилофон. Инструмент поражал своей примитивностью, точнее, той "экзотической первобытностью", на какую падки иностранные туристы: к толстым деревянным планкам-клавишам снизу были прикреплены бамбуковые трубки разной величины, выполнявшие функцию резонатора. Вот старший сын, не дожидаясь просьбы, подошел к ксилофону, взял в руки палочки-молоточки и, приняв отработанную позу, с бесстрастной улыбкой на лице стал терпеливо смотреть в объектив... Что ж, он честно заработал свой доллар!

Индейский 'ксилофон'

Жена Хосе Амадора, поначалу долго и напряженно разглядывавшая нас, отодвинула от стены ткацкий станок, уселась возле него на серую подстилку из мешковины, повернулась обнаженным "фасадом" в нашу сторону и замерла, всем своим видом давая понять: "Я готова, фотографируйте..."

- Позирует специально для тебя, - говорит Барон. - Придется фотографировать, иначе обидится.

Захожу сбоку, стараюсь выбрать точку так, чтобы в кадре оказалась и сама "ткачиха", но только в профиль, и полосатая ткань, натянутая на раму станка. "Ткачиха" разворачивается в мою сторону. Захожу с другого бока - тот же результат: она знай себе поворачивается, выставляя напоказ свои женские прелести.

- Американские туристы приучили. Им экзотику подавай. Вот "вьеха" ("Вьеха" - старая, старуха) и привыкла, что ее фотографируют именно в таком ракурсе, - поясняет Барон. Он чувствует себя здесь как " рыба в воде, хотя и уверяет, что "этого крашеного Агуавиля" он видит впервые. - "Вьеха" принимает и тебя за гринго. И никак не возьмет в толк, что тебе нужно.

Наконец удается втолковать "ткачихе", чтобы она не вертелась, а застыла в одном положении. Она берет веретено и принимается медленно-медленно вплетать в основу толстую красную нить. В отличие от "сына-музыканта" "ткачиха-мать" не дожидается, пока я раскошелюсь: едва я кончаю щелкать, как она протягивает руку за "своим" долларом.

Хосе Амадор ведет нас смотреть его хозяйство. Чтобы ребята (старший - "крашеный" и младший - черноволосый, с нормальной мальчишеской прической) не путались под ногами, дарю им книжку о Москве. Книжке они не удивились, а вот картинками заинтересовались и стали внимательно их разглядывать.

Хозяйство у Агуавиля несложное: огород, где растут овощи, папайя, маниок, небольшая плантация бананов, загон с поросятами. По ходу прогулки наша беседа в стиле "спрашивайте - отвечаем" продолжается:

- У тебя семья, у соседа семья, а ну как между вами возникнет спор?

- У нас есть община, есть губернатор. Если они не решат, тогда, чтобы наградить или наказать людей, собираются губернаторы всех общин.

- У тебя много земли?

- Немного, сеньор.

- Сколько же?

- Немного, сеньор, - упрямо повторяет Хосе Амадор и покачивает головой, давая понять, что большего ответа из него не выудишь. - Раньше мы жили спокойно. Ловили рыбу, охотились. Потом пришло много белых людей, и мы потеряли нашу землю. Сейчас у нас опять есть своя земля. Нам дали написанные бумаги. Теперь ее у нас никто не отнимет.

Доходим до неглубокого овражка. На противоположной стороне в окружении бананов стоит еще одна хижина на лапах-подпорках. Вокруг пустынно. А ведь только что мы видели людей... Заметив, что мы направляемся в их сторону, они попрятались. Все же мы приближаемся к хижине, окликаем раз-другой, но ответа не получаем. Приходится отказаться от мысли познакомиться с бытом еще одной индейской семьи.

Индейцы Колорадо живут небольшими семейными группами - такой образ жизни и такую структуру они сохраняют издревле. Обычно жилище одной семьи от жилища другой отстоит на несколько километров. А тут - совсем рядом...

- Родственники, - односложно поясняет Хосе Амадор.

- Среди Колорадо есть знахари, даже знаменитые, - осторожно завожу я разговор на давно интересующую меня тему. - Мне говорили, что они лечат многие болезни с помощью трав. А сами Колорадо чем-нибудь болеют?

- Нет, сеньор. Колорадо - здоровый народ. Сейчас мы все работаем на своей земле.

Столь же дипломатично Хосе Амадор отклонил еще две моих попытки завести разговор о знахарях у "крашеных" индейцев. Пришлось вернуться к темам бытового свойства:

- У тебя есть огород, свиньи. Чем еще ты занимаешься?

- Рыбалкой. Ткачеством.

- А что ты и твоя семья едите?

- Рис, мясо, бананы.

- Откуда же рис?

- Из города.

- Выходит, чтобы купить рис, ты сам что-то продаешь?

- Ткани, овощи.

- А туризм? От туристов, наверное, тоже что-то перепадает?

Лицо "типичного Колорадо по распоряжению сеньора Губернатора" озаряется лукавой улыбкой. Он смотрит на меня в упор:

- Это от сеньора зависит...

Американские и европейские антропологи провели немало изысканий и немало написали о майя и ацтеках, кечуа и арауканах. "Крашеные" же индейцы долгое время оставались "забытым племенем". А те исследования, которые проводились с целью выяснить их происхождение, до сих пор не дали точного ответа на этот вопрос. В самом деле, когда и откуда появились в Эквадоре индейцы Колорадо? Одни исследователи утверждают, что их предки пришли из Азии. Нет, считают другие, они пришли из Полинезии. Или вопрос о языке, на котором говорят Колорадо, - к какой лингвистической группе его относить? Вопросы, интересующие ученых, не простые. Остатков материальной культуры далеких предков индейцев Колорадо практически не найдено. Устных легенд и преданий о своем происхождении они не сохранили. Сильное влияние современной цивилизации тоже затрудняет исследования. Не говоря уже о том, что всевозможного тумана напущено так много, что впору заблудиться окончательно.

"Какой туман? - деланно удивится в разговоре с вами "знающий" собеседник в Кито. - Они пришли из Мексики, и нет никакого сомнения в том, что они являются потомками майя".

"Из какой Мексики? - пожмет плечами другой, тоже "знающий" собеседник, теперь уже в Гуаякиле, и возразит: - Может, кто-то и в самом деле пришел из Мексики. Но задолго до него в этих местах уже жили "крашеные" - они прибыли сюда из Швеции".

"Из Швеции?" - настанет ваш черед удивляться.

"Из Швеции, - безапелляционно повторит "специалист". - Вы что, сами не видите, что у них голубые глаза и светлые волосы?!"