Римская история в лицах

С наступление весны римское войско уходит по хорошей дороге на юго-восток до самого побережья. Оттуда Фламиний ведет его горными тропами через Апеннины на запад в Этрурию. В то же время Ганнибал, отказавшись от преследования римлян, направляется через труднопроходимые болота прямо на юг. Его солдаты идут четыре дня и три ночи по воде. Их косят инфекционные заболевания. Отдыхают на трупах павших лошадей. Сам Ганнибал лишается глаза.

В Этрурию Ганнибал приходит одновременно с Фламинием. Затем он обходит его лагерь, как бы давая понять, что консул не посмеет двигаться за ним, и направляется к Риму Не дожидаясь подхода армии второго консула, самолюбивый Фламиний пускается преследовать Ганнибала. Тот именно на это и рассчитывал. У берегов Тразименского озера, в предгорье Апеннин, он успевает приготовить своему преследователю ловушку.

Я уже упоминал, что не намерен злоупотреблять представлением батальных сцен, но это роковое для римлян сражение описано Титом Ливием так ярко, что грех не воспроизвести его здесь, хотя бы в значительно сокращенном виде.

«Фламиний, — рассказывает Ливий, — подошел к озеру еще накануне, на закате солнца; на следующий день, едва рассвело, без предварительной разведки, он прошел через теснину, и лишь когда войско стало разворачиваться на равнине, увидел перед собой врага, стоявшего напротив; засаду с тыла и сверху он не заметил. Пуниец (так римские авторы называли Ганнибала. — Л.О.) добился своего — римляне, стесненные горами и озером, были окружены вражеским войском. Ганнибал подал сигнал: напасть всему войску. Солдаты сбежали вниз, как кому было ближе; для римлян это оказалось неожиданностью, тем более что туман, поднявшийся с озера, был на равнине густ, а на горах редок, и неприятельские воины, хорошо различая друг друга, сбежали со всех холмов разом. Римляне, еще не видя, что они окружены, поняли это по крикам. Бой начался с разных сторон раньше, чем солдаты успели как следует построиться, вооружиться и выхватить мечи... густой туман заставлял полагаться больше на слух, чем на зрение. Люди оборачивались на стоны раненых, на крики схватившихся врукопашную, на смешанный гул голосов, грозных и испуганных. Одни, убегая, наталкивались на сражающихся и присоединялись к ним; других, возвращавшихся на поле боя, увлекала за собой толпа бегущих. А бежать было некуда: справа и слева горы и озеро, спереди и сзади вражеский строй — вся надежда на себя и на свой меч. Каждый стал себе вождем и советчиком... Почти три часа дрались — и повсюду жестоко, но особенно вокруг консула. С ним были лучшие воины, и он бесстрашно устремлялся туда, где его солдатам приходилось туго. Его замечали по оружию: неприятель старался изо всех сил его захватить, а сограждане — уберечь...» (Тит Ливий. История Рима. Т. 2, XXII, 4-6)

Думаю, что подвиги консула, согласно римской традиции, несколько приукрашены, но, если это и так, мы можем простить историка — Фламиний погибает в бою. Тит Ливий продолжает:

«...И тут началось почти повальное бегство: ни озеро, ни горы не были препятствием для потерявших от страха голову; люди, словно ослепнув, неслись по крутизнам и обрывам и стремглав скатывались вниз друг на друга вместе с оружием... некоторых безрассудный страх мог толкнуть искать спасения вплавь; решение безнадежное: плыть надо было долго, люди падали духом, их поглощала пучина, или, истомившись, они с трудом возвращались на отмели, где их избивала вражеская конница, вошедшая в воду. Почти шесть тысяч человек из передового отряда римлян храбро прорвались через вражеский строй, вышли из ущелья и, ничего не зная о том, что происходит у них в тылу, задержались на холме; они слышали только крики и звон оружия, туман мешал им понять или догадаться, чем кончилось сражение. Наконец, горячее солнце разогнало туман, и средь бела дня горы и равнины явили взору проигранное сражение и бездыханных воинов. Захватив знамена, римляне кинулись бежать, стремясь ускользнуть от конницы.» (Там же, 6)

Но конница их все же настигла... Римляне потеряли убитыми пятнадцать тысяч человек, и столько же было взято в плен. Тысяч десять рассеялось по окрестностям. Ганнибал потерял две с половиной тысячи воинов.

Армия Фламиния была разгромлена, а второй консул, Гней Сервилий, со своим войском был еще далеко и не мог преградить Ганнибалу дорогу к Риму. Известие о поражении Фламиния и возможность приближения неприятеля к городу произвели тягостное впечатление. Это еще не был страх, римляне еще не осознали в полной мере, сколь грозный противник появился на их земле. В большей степени они негодовали на коварство карфагенянина. Но вместе с тем стало ясно, что против него следует направить полководца не просто храброго, но опытного и осторожного, который не даст заманить себя в ловушку.

Ввиду непосредственной угрозы Городу нужно было срочно назначить диктатора. По закону это должен был сделать консул, но его в Риме не было, а сенат не захотел взять на себя всю полноту ответственности. Впервые в римской истории он пошел на нарушение традиции и предложил выбрать диктатора собранию народа. Народ в комициях избрал Квинта Фабия Максима, а начальником конницы, то есть первым помощником диктатора, — Марка Минуция Руфа. Заметим, что РуФ был тоже избран, а не назначен Фабием, как это полагалось по закону.

Но Ганнибал на Рим не пошел. Он прекрасно понимал, что взять город штурмом, да еще без осадных орудий, ему не удастся, а для длительной осады, имея за спиной легионы Сервилия, у него слишком мало сил. Карфагенский полководец повел свое войско на юго-восток, к Адриатическому побережью. Он отпустил на свободу всех пленников-неримлян. Ведь главной его надеждой было отложение союзных и восстание подвластных Риму италийских городов. Но для этого нужно было время и еще одна-две убедительные победы над римским войском в открытом поле. Ганнибал был уверен, что римляне не позволят ему хозяйничать в Италии и выступят вслед за ним. В своем войске он не сомневался, но было совсем неплохо дать солдатам возможность передохнуть после тяжелой весенней кампании. С побережья Ганнибал послал в Карфаген известие о своей победе.

После почти месячного отдыха, который он использовал для реорганизации войска по римскому образцу, Ганнибал двинулся дальше на юг. Римские колонии на своем пути он разорял дотла, а зависимым от Рима городам предлагал союз и свободу. Но ни один из них пока не открывал перед ним свои ворота.

Собрав под своим командованием все римское войско, включая новобранцев, диктатор повел его на сближение с неприятелем. Казалось, что Ганнибал не ошибся в своих расчетах. Но вскоре обнаружилось, что они верны не вполне, — карфагенского полководца ожидало нечто непредвиденное.

Квинт Фабий Максим был человеком пожилым, многоопытным, очень осмотрительным и стойким в осуществлении своих планов. Эту осмотрительность многие принимали за нерешительность, а его планы явно не соответствовали римской военной традиции. Вместо того чтобы искать решительного сражения, которое должно закончиться разгромом неприятеля, он поставил перед собой задачу взять противника измором. Фабий понимал, что до тех пор, пока римская армия не побеждена, союзники не решатся перейти на сторону Ганнибала. Ожидая сражения, тот будет топтаться на месте, опустошая окрестности и испытывая все большие затруднения со снабжением продовольствием. Если же Ганнибал попытается уйти, то римляне последуют за ним, продвигаясь по неудобным для сражения холмам, нападая на фуражиров и непрестанно тревожа карфагенян короткими наскоками. Вот как описывает Тит Ливий это необычное для тех времен противостояние:

«В тот же день, как он близ Арпина стал лагерем в виду врага, Пуниец немедленно вывел войско в боевом порядке, предлагая сражение, но в римском лагере все было спокойно и безмятежно, и он вернулся к себе, ворча, что прославленный Марсов дух у римлян угас, что война окончена... В глубине души, однако, он был встревожен... Ему вдруг стало страшно от спокойной осторожности нового диктатора. Еще не зная, сколь тот упорен, Ганнибал попытался вывести его из себя: часто переходил с лагерем с места на место, на глазах у него опустошал поля союзников; двинув быстрым маршем войско, скрывался и вдруг появлялся где-нибудь на повороте дороги; прятался, рассчитывая перехватить его, когда он спустится на равнину. Фабий вел войско по высотам, на небольшом расстоянии от неприятеля, не выпускал его из виду, но и не вступал в сражение». (Там же. Т. 2, XXII, 12)