Периферийная империя: циклы русской истории

Продовольствие поступало в республику из приволжских земель, называвшихся у новгородцев «низом», поскольку Волга течет с севера на юг, «вниз». Именно здесь находился и самый большой рынок для «немецких» товаров, поставлявшихся новгородскими купцами.

Новгородское боярство обуржуазивалось, вкладывая деньги в торговые предприятия, а купечество, покупая землю, феодализировалось. В итоге, Новгород, подобно итальянским торговым республикам XV-XVI веков, развивался не от феодализма к капитализму, а наоборот. Рост богатства, отмечает Покровский, ведет в Новгороде к феодализации, а не демократизации, «феодализм, внешним образом надвигавшийся на Новгород из Москвы, подготовлялся изнутри эволюцией самого новгородского общества» [178]. В свою очередь, народное представительство – вече – неизбежно вырождалось. Вече послужило «лишь тараном, при помощи которого буржуазия торгового капитала сокрушала родовую знать» [179]. После того, как эта цель была достигнута, и в республике сформировался новый «компромисс элит», демократические институты утрачивают прежнее значение, что, в свою очередь, позволило впоследствии московским князьям окончательно ликвидировать вечевую демократию. Причем показательно, что в XV веке, когда Москва покончила с демократическими свободами новгородцев, большинство граждан города не слишком сопротивлялось.

«Независимость Новгорода, – отмечает Покровский, – главным образом отстаивало новгородское боярство, опиравшееся на низы городского населения, новгородское же купечество было заинтересовано в том, чтобы поддерживать хорошие отношения с «низом». После победы Москва не ликвидировала новгородское купечество, а перевела «головные конторы» новгородских торговых домов «на низ». На место глав старых купеческих родов прислали московских представителей. Что, в общем, соответствовало и устремлениям самого новгородского торгового капитала» [K.H. Бестужев-Рюмин в своей «Русской истории» отмечает, что Московское правительство закрыло в Новгороде также Ганзейскую контору – «Немецкий двор». Но, напоминает он, нельзя забывать, что Москва в этом отношении была не одинока, аналогичные решения принимались и западными правительствами, стремившимися установить контроль над торговлей. Надо помнить, что «борьба с Ганзою была весьма выдающимся явлением в истории всех северных государств и что закрытие ганзейских дворов совершилось не в одной России» [180]].

Конец новгородского вече вовсе не означал ликвидации любых форм самоуправления в русских землях. Говорить о царском единовластии в Московской Руси не приходится. Важную политическую роль играет Боярская дума. Опричнина и террор Ивана Грозного были необходимы именно для того, чтобы сломать сложившиеся институты управления и уничтожить все, что ограничивало царскую волю. Однако эта цель в полной мере достигнута не была. Вплоть до середины XVII века московская власть периодически привлекает «выборных» людей для решения различных вопросов [Значение и политический вес сословного представительства были различными в разных странах. Если в Англии парламенты приобрели серьезное политическое влияние, то Генеральные штаты в средневековой Франции играли незначительную роль, хотя время от времени пытались добиться более широких прав, пользуясь затруднениями монархии. В этом смысле русские сословные соборы вполне вписываются в общеевропейскую картину, а Земский собор 1613 года обладал такой властью " полномочиями, каких не было ни у одного английского парламента вплоть до начала революции]. Сам Иван Грозный для утверждения дополнительных налогов принужден был обращаться к земскому собору. Возведение на царство Михаила Романова земским собором 1613 года стало возможно именно потому, что традиция сословного представительства в стране сохранялась. Это сословное представительство по тогдашним меркам было достаточно демократичным. В соборах XVII века неоднократно участвовали не только дворяне и купечество, но и представители «черных» (то есть свободных) крестьян. Поражение Новгородской республики отнюдь не было поражением «европейского», или «западного», начала в русской истории. Напротив, оно свидетельствует, что российское государство развивалось по той же общей логике, что и остальная Европа, где абсолютная монархия тоже не могла объединить и упорядочить страну, не покончив с остатками средневековых вольностей.

История расцвета и упадка русских торговых городов поразительным образом напоминает историю Италии. И совпадение это не случайно. Новгород XIV-XV веков похож на Венецию XVI века. Он все еще богатеет, но перспектив торговой экспансии у него нет. Он развивается «лицом к морю» и «спиной к стране». Расцвет искусства, строительство новых храмов и теремов скрывают упадок государства. Именно потому новгородцы становятся «изнеженными». Не татарское иго, а упадок средиземноморской торговли сыграл роковую роль в истории России. Причины упадка Новгорода и Венеции не просто схожи, а едины.

Не Москва объединила «русские земли», а земли, объединенные вокруг Москвы, стали впоследствии Россией.

Вот почему Россия в XIV-XV веках «смещается» на восток. А земли прежней Киевской Руси, не представлявшие интереса для московских князей или для них недоступные, Россией не стали. На их месте появляются Украина и Белоруссия, принадлежность которых к польско-литовской короне никто не оспаривает. Об их историческом и религиозном единстве с Московской Русью вспомнят лишь в XVII веке, когда начнет развиваться международный рынок зерна. Стремление Москвы установить контроль над украинским черноземом будет способствовать объединению славян никак не меньше, нежели общность религиозных и этнических корней.

Но это произойдет позднее. К концу XV века торговый путь «из варяг в греки» уже не существует, а потому потребность в единстве бывших земель Киевской Руси утрачивается. Между тем волжский торговый путь продолжает функционировать.

В 1453 году под ударами турок пал Константинополь. Спустя еще 50 лет почти все восточное Средиземноморье оказывается под властью Оттоманской империи. Торговые форпосты Венеции на Востоке превращаются в передовые рубежи обороны.

В 1475 году кончается и господство генуэзцев в Крыму. Экспансию турок удается сдержать, но старые торговые пути окончательно теряют прежнее значение. И закономерным образом именно в это время начинаются интенсивные поиски альтернативных торговых маршрутов. Португальцы прокладывают путь в Индию вокруг Африки, а испанцы открывают Америку.

На протяжении столетий до этого в Атлантический океан плавали викинги и добирались до Америки, а арабы исследовали побережье Африки. Но все эти открытия не имели решающего экономического, системообразующего значения, а потому и оставались достоянием немногих. В XV-XVI веках ситуация изменилась радикально.

Падение Константинополя и упадок средиземноморской торговли на первых порах даже усилил значение волжского пути, по которому товары с Востока могли попасть на Балтику и далее на рынки Западной Европы. Мировая ситуация 1450-1490 годов благоприятствует Московии. И не случайно великий князь Московский именно в конце XV решается порвать с Золотой Ордой. В это время Москва, казалось бы, обладает всеми возможностями для успешного развития.

В это самое время тверской купец Афанасий Никитин совершает знаменитое «хождение за три моря», добираясь до Индии. В отличие от португальских путешественников той же поры Афанасий Никитин не открыл новых торговых путей. Возможно, он не был даже первым русским купцом, прошедшим этими путями в глубь Азии. Еще в XI-XII веках индийские источники упоминают «о боевых доспехах из земли русов» [182]. Основная торговля велась арабскими, еврейскими, армянскими и бухарскими купцами, и Афанасий Никитин лишь прошел по их путям. Однако, в отличие от множества других торговцев, он был еще и исследователем, оставившим нам подробные записи – точно так же, как английские купцы XVI века оставили нам детальное описание Московии. В этом плане путешествие Афанасия Никитина действительно является частью общего европейского движения на восток.