История Англии от Чосера до королевы Виктории

Если бы католические семьи при Генрихе VIII и Эдуарде VI воздержались от покупки конфискованной церковной земельной собственности, то, вероятно, их дети и внуки реже переходили бы в протестантство. В дни Елизаветы, когда Англии угрожала сильная католическая реакция, поддерживаемая из-за границы, новые владельцы аббатских и часовенных земель поняли, что их личные интересы связаны с интересами Реформации.

На протяжении эпохи Тюдоров, так же как и столетиями до этого, процесс «огораживания» земли постоянными изгородями протекал по-разному, а именно: огораживание пустошей и лесов для сельскохозяйственных целей; огораживание изгородью земельных участков на открытых полях с уменьшением числа полос в целях улучшения их индивидуальной обработки; огораживание деревенских общинных земель и, наконец, огораживание пахотной земли под пастбища. Все эти виды огораживания повышали благосостояние, и только некоторые из них обездоливали бедняков или способствовали убыли населения, некоторые огораживания проводились при активной помощи самих крестьян. Другие, особенно огораживания общинных земель, были глубоко ненавистны и вызывали восстания и мятежи.

В царствование Генриха VII вызвало недовольство соединение небольших крестьянских держаний и превращение их в пахотные фермерские участки; это считалось несправедливым по отношению к населению и ведущим к «уничтожению городков» (то есть деревень). В 1489 и 1515 годах были приняты законы, имеющие целью задержать этот процесс, но, по-видимому, эти попытки были безрезультатными. Появившиеся после этого указы, комиссии и статуты второй половины периода царствования Генриха VIII свидетельствуют о все возрастающей тревоге в связи с увеличением пастбищ за счет – пахотной земли и сопровождающимся уменьшением сельского населения. Но не видно, чтобы огораживание проводилось в сколько-нибудь большом масштабе, если не считать некоторых центральных графств Англии, куда были посланы королевские ревизоры для обследования. И даже в этих центральных графствах огораживания – безразлично, под пахотную землю или под пастбище – в действительности были весьма незначительными, потому что в XVIII столетии в этих самых графствах мы находим, что открытые поля и общинные земли средневековых маноров, за небольшим исключением, все еще не обнесены изгородью и оставались неогороженными вплоть до парламентских законов [об огораживании], принятых во времена Ганноверов.

Весь шум вокруг экономических и социальных перемен определяется не степенью и значительностью изменений, происшедших в действительности, а реакцией на них тогдашнего общественного мнения. Например, мы много слышим об обезлюдении деревень в эпоху Тюдоров, потому что тогда оно рассматривалось как тяжелое бедствие. Огораживания пастбищ поэтому осуждались Мором и Латимером и сотнями других писателей и проповедников, как католических, так и протестантских. «Там, где сорок человек имели средства к жизни, там теперь все имеет один человек и его пастух». Это был общий вопль. Таких случаев огораживания насчитывалось немало, и их было бы еще больше, если бы не волнения и последовавшие мероприятия правительства в целях ограничения таких огораживаний.

Но в эпоху Тюдоров «обезлюдение деревни» было лишь случайным и местным и «компенсировалось» избытком населения в других местах. Однако когда «обезлюдение деревни» около 1880 года действительно началось в масштабе всей страны в результате импорта американских продуктов питания, то современники последнего периода царствования Виктории смотрели на это угрожающее социальное бедствие равнодушно, как на естественное и потому вполне допустимое следствие свободной торговли, и ничего не делали, чтобы приостановить его. И только в наши дни угроза голодной смерти страны во время войны вызвала некоторый общий интерес к проблеме обезлюдения деревни, в двадцать раз более серьезной, чем обезлюдение, которое четыреста лет назад волновало наших предков, быть может, столько же, как и сама Реформация.

Социальные и экономические бедствия вызвали восстание Кета в Норфолке (1549); восставшие осадили Маусхолд-Хиз, вырезали 20 тысяч овец – в знак протеста против засилья лендлордов, державших непомерно много своих овец на общинных землях. Но огораживание пашен под пастбища не было общим бедствием в Норфолке, где поколение спустя Кемден отмечал, что почти все земли графства были «сплошным полем», то есть неогороженными, хотя он также упоминает и об «огромных стадах овец» лендлорда.

Закрытие монастырей не обострило сколько-нибудь значительно бедственное положение сельского хозяйства. Но, как мы сейчас увидим, это положение было обострено финансовым экспериментом Генриха – произведенной им «порчей денег». Причина бедствий лежала глубже, в нарастающих страданиях, которыми сопровождаются исторические перемены. Общество переходило от системы широкого распределения земли среди крестьян при низкой ренте, установившейся во времена недостатка рабочих рук в XIV и XV веках, к постепенному отмиранию крестьянских держаний и к их укрупнению в большие (капиталистические) фермы с высокой арендной платой. Это значило дальнейшее сокращение натурального сельского хозяйства и расширение производства для рынка. Это могло быть или не быть переходом от лучшего уровня жизни к худшему; несомненно, однако, что это был процесс превращения страны из бедной в более богатую. И такая перемена в этом направлении была необходима для того, чтобы кормить увеличивающееся население Англии, приумножать национальное богатство и сделать возможным повышение общего уровня жизни, который был создан новыми условиями за счет исчезновения старого жизненного уклада.

После отмены крепостной зависимости крестьян Англия XVI столетия шла впереди Германии и Франции; в царствование Генриха VII от этой зависимости осталось мало следов, и фактически никаких следов уже не было при Елизавете. Но аграрные перемены этой эпохи повлекли за собой другой медленно и отнюдь не в интересах крестьянства развивающийся процесс: в течение XVII и XVIII столетий постепенно крестьянин как таковой исчезает, превращаясь или в арендатора, или в йомена, или в безземельного рабочего, работающего на крупной арендованной ферме, или в городского рабочего, совсем оторванного от земли. Волнения в деревне эпохи Тюдоров были протестом против ранней стадии этого длительного процесса. Обстоятельства, при которых начался этот процесс, требуют дальнейшего исследования, и о них скажем ниже.

В давно прошедшие времена, в ХIII веке, в Англии царил «земельный голод»: было слишком много людей и недостаточно обрабатываемой земли – конъюнктура, весьма выгодная для лендлордов. Но, как уже указывалось, на протяжении двух последующих столетий, в значительной степени вследствие «черной смерти», появился избыток земли и нехватка рабочих рук для ее обработки – к выгоде для крестьянина, который при таких благоприятных для него условиях освободился от крепостной зависимости, а теперь, в XVI веке, снова ощущался острый земельный голод. Мел ленное повышение процента деторождаемости по сравнению с процентом смертности наконец восполнило опустошение, произведенное «черной смертью», хотя местные вспышки эпидемии все еще время от времени брали свою дань в Лондоне и в других городах. Лишь богачи получали медицинскую помощь, сколько-нибудь стоящую, но даже и у них смертность детей была так высока, что привела бы ужас современных родителей, хотя тогда она считалась вполне естественной. Тем не менее, несмотря на «пляску смерти» – излюбленный сюжет художника того времени, – население Англии все же медленно росло, достигнув, вероятно, 4 миллионов. Таким образом, при Тюдорах снова ощущался избыток рабочих рук по сравнению с имеющейся землей. Так как у Англии еще не было колоний и промышленное развитие было незначительным, то промышленность не могла поглотить избыток людей; отсюда «закоренелые нищие», отсюда уничтожение лесов и захват пустующих земель и использование их под сельскохозяйственные культуры – процесс, почти приостановившийся в XV веке; это также создавало для лендлорда благоприятную экономическую возможность поступать с землей (на которую был столь большой спрос) так, как он пожелает, и взимать более высокую ренту, поскольку это допускал характер аренды его земли.