Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII

Затем она шла к сундукам, где среди тончайшего белья, которое хранилось там в изобилии, выбирала сорочку голландского полотна и вышитый либо кружевной накрахмаленный воротник – тот, который больше всего подходил к платью, предназначенному на сегодняшний день. Мадам де Байёль явно предпочитала наряды из шелка: большая часть ее платьев сшита именно из этой тонкой, мягкой материи. Одно из них, цвета утренней зари, а по такому сияющему фону – цветочки, богато отделано золотой тесьмой. Другое – желтое, украшенное сизо-переливчатыми, оттенка голубиного крыла, лентами, до такой степени нравилось хозяйке, что она заказала себе в тон (то есть такого же «голубиного» цвета) шелковые чулки, пряжки на туфли и даже… убор из драгоценных камней. Несмотря на явное предпочтение, оказываемое шелкам, она не пренебрегала ни тафтой, ни бархатом, ни даже шелковой саржей, при единственном условии: все ткани должны быть светлых оттенков, от снежно-белого до небесно-голубого и жемчужно-серого, ибо ей казалось, что именно такие придают свежесть ее лицу. Когда мадам де Байёль выезжала в город на какой-нибудь парадный ужин, она приказывала украсить свою одежду дополнительными пуговицами или какой-нибудь из своих «заколок» [73], вдевала в уши тяжелые серьги в виде полумесяцев, обвивала шею великолепным колье с подвесками, а запястья – браслетами (все эти ювелирные изделия были золотыми, с бриллиантами и жемчугами). Любой, кто ее видел, мог подумать: вот передо мной счастливая женщина, которую муж прямо-таки осыпает драгоценностями [74].

Ну а мадам де Фаволь? По сравнению с госпожой де Байёль, она что – казалась или была не такой счастливой женщиной? У нее ведь даже и кольца-то не удалось найти в описи. А дело вот в чем. Ей «давным-давно», как призналась бедняжка нотариусу (когда он, описывая после кончины ее супруга имущество семьи, тщетно искал хоть что-нибудь), пришлось продать все свои драгоценности. По документам создается впечатление, что мадам де Фаволь была не такой светской женщиной, как другая наша героиня, ей были куда ближе домашние хлопоты, и она, казалось, изо всех сил старалась поддержать в глазах окружающих статус семьи крупного буржуа, в глубине души страдая от вечного безденежья [75]. Дома она ходила в своем любимом темно-лиловом бархатном халате в разводах, украшенном шелковыми пуговицами особой формы, называвшейся в те времена «озера любви», куда чаще, чем в выходных костюмах. Однако в ее гардеробе и таких было предостаточно, особенно – платьев из тафты, скроенных по последней моде. Зато, сколько ни ищи, все равно не обнаружишь здесь ни кружев, ни вышитых изделий. В сундуках мадам Фа-воль не найти никаких следов дамского нижнего белья, совершенно очевидно, что она изъяла его из-за того, что оно было изношенным, а любопытных взглядов тех, кто производил опись имущества, очень хотелось избежать.

Зато в сундуках мадам де Фаволь было полным-полно постельного и столового белья. Даже больше, чем у Байёлей [76]. Вообще создается впечатление, что обе семьи придавали довольно большое значение еде. Кроме лакеев и горничных обе держали кухарок. Они располагали в обоих домах для приготовления своих соусов и жаркого просторными кухнями с печами, где для подвешивания над огнем котлов были сделаны специальные крючья, на стенах висели целые батареи железных, медных и бронзовых кастрюль, сковородок и прочих емкостей для приготовления пищи, в контейнерах для воды содержались многие ведра этой необходимой для нормального существования жидкости, а кроме всего этого, стояли столы и длинные узкие скамейки, шкафы и буфеты, откуда доставали предназначенную для повседневного пользования фаянсовую и оловянную посуду.

Обе семьи завтракали, обедали и ужинали в комнатах, находившихся на первом этаже дома и примыкавших к кухне. Эти комнаты в нотариальных описях носят название не «столовой», а «залы». Никакой особой роскошью эти залы отмечены не были. У Фаволей стены оставались голыми, у Байёлей были увешены фламандскими гобеленами с вытканными на них персонажами. Мебель была в обоих домах одинаковой: большой стол на скрепах, кровать для послеобеденного отдыха, дюжина «сидячих мест», бронзовая лохань на ножках, буфет – все, кроме, конечно, лохани, орехового дерева.

Строгую обстановку старались сделать более красивой и уютной, когда в гости приходила веселая компания жующих с аппетитом друзей. Вот тогда-то и вынимались из сундуков кружевные «дорожки» на буфет, а на них выставлялись кувшины с водой, бутылки и кубки, куда слуги наливали вино, изготовленное из собранного в поместье Байёля в Суази винограда, а у Фаволей – безонский кларет и бонское сухое, хранившееся в собственном погребе. На столах, накрытых спускавшимися чуть не до полу скатертями из дамаста, раскладывали вынутые ради такого праздника из кофров серебряные столовые приборы. У Байёлей их было побольше, чем у Фаволей (на 3 021 ливр против 1 256 ливров), оба семейства кичились тем, что, подобно знатным сеньорам, владеют двумя «шикарными» вазами, двенадцатью блюдами, двадцатью четырьмя позолоченными серебряными тарелками. Однако случалось так, что (у Фаволей чаще, чем у Байёлей) число сотрапезников за столом оказывалось больше числа имеющихся приборов. И в такие дни приходилось есть руками. Впрочем, никого это не удивляло и не смущало: вилки и ложки оставались пока в домах того времени предметами, постоянно использовавшимися только в самых изысканных кругах общества [77].

Мы еще получим возможность засвидетельствовать это, проникнув в дом одного из таких «избранных» – Дени де Кинто. О нем лично, к сожалению, не сохранилось практически никаких сведений, даже на уровне анекдота. Известно только, что он был братом Луизы де Кинто, жены Клода Вье, торговца с Вандомской площади, а следовательно, сам принадлежал к буржуазии как классу, и мы можем предположить: Дени де Кинто прикладывал все усилия, чтобы заставить окружающих забыть о своем более чем скромном происхождении, предаваясь в потугах к элегантности даже излишествам. Он был шталмейстером у герцогини де Монпансье, а его супруга, Мари де Пюижиро, скорее всего, служила у последней камеристкой [78]. В качестве приближенных к этой знатной особе, проживавшей в особняке де Гизов в Маре, супруги занимали там спальню и гардеробную.

Ох и тесное же обиталище, скажут нам, но сказать так могут только те, кто не знает, что во дворцах принцев и принцесс их многочисленная прислуга обычно жила в тесноте да не в обиде. На самом деле, это жилье, с самыми добрыми намерениями предоставленное им хозяйкой, парочка, которая проступает перед нами из тумана прошлого, могла, по крайней мере, превратить с помощью обстановки, купленной на свои деньги, дабы утвердить репутацию светских людей, в алтарь госпожи моды, где все казалось специально предназначенным для того, чтобы улыбаться, нравиться, гарцевать, распускать павлиньи хвосты.

Они явно предпочитали новые материи для обивки и украшения своих комнат, а особенно те из них, что производились мануфактурой Бове. Это предпочтение бросалось в глаза каждому, кто переступал порог, поскольку по стенам были развешены ковры в крупных зеленых разводах по черному фону, вышедшие из стен ателье художников именно этой мануфактуры. А чередовались эти ковры с восемью маленькими картинками, где – на меди или на дереве – живописцем были изображены либо слащавые лики святого Франциска из Паулы [79], либо разнообразные сцены из жизни Христа.

Словно для того чтобы оживить несколько строгий интерьер, сделать его повеселее, по полу был расстелен большой лиловый ковер из произведенной в Бове саржи, украшенный вышитыми венгерской гладью лентами, оттененными ярким шелком. Середину комнаты занимала монументальная кровать с позолоченными колонками, увенчанными султанами из перьев. Раздвинутые, такие же саржевые и лиловые, как ковер, занавески позволяли увидеть спинку, обитую переливчатой тафтой, на которой сиял прикрепленный к ней серебряный сосуд со святой водой. Четыре кресла с подлокотниками и шесть табуретов с сиденьями, обтянутыми все той же тканью, окружали это торжественное ложе. У стен располагались три больших, окованных железом сундука и три немецких кабинета, украшенные маркетри. Здесь супруги Кинто хранили белье, серебро, драгоценности. Чуть подальше, как раз напротив двух угловых шкафчиков, стояли: с одной стороны – величественный шкаф с четырьмя окошечками, где были выставлены семейные документы, чудесные шпаги и кинжалы с гардами и рукоятками резного – ажуром – серебра, которые Дени Кинто заботливо предохранял от порчи, держа в бархатных или шагреневых футлярах светлых тонов; а с другой – туалет, обитый зеленым бархатом с позументом и золотой бахромой, где выстроились рядком многочисленные и разнообразные предметы, необходимые для наведения красоты, а к нему был прикреплен мешок из той же ткани с такой же отделкой, в котором хранилась ночная одежда.