Как затеяли мужики за море плыть

- Поберегись, ожгу-у-у!!

Кнут сочно вспорол воздух, выгнувшись над головой палача затейливой петлей, и со щелчком опустился на голую спину казнимого, который судорожно дернул плечами и лопатками и дико проорал скорей от страха, чем от боли:

- Ой! Помилосердствуйте, братцы!! Сжальтесь!! Не губите душу православную!!

Смотрящие охнули. По толпе пробежало какое-то движение. Кто-то крикнул:

- Душегубцы! За что сечете?!

Но старик в капитанском мундире, словно боясь, что палач прекратит свою работу, прокричал пронзительно:

- Да секи же ты, черт! Секи! Чего встал?

- Поберегись! Ожгу!! - во второй раз прокричал палач и с харкающим звуком снова взвил над собой длинную петлю кнута, кончик которого, сухой и твердый, ввиду неверного удара впился теперь не в спину раздетого мужика, а в плечо державшего его руки инвалида.

Служивый плаксиво взвизгнул от боли и схватился рукой за обожженное кнутом место. В толпе рассмеялись:

- Так его, так, Евграф! Секи покрепче! Вдругорядь не полезет палачу пособлять!

Засмеялся и сам казнимый, хотя кровь из распоротой кожи текла сильно, прямо на спущенные до середины худого зада холщовые штаны. Палач же, досадуя на себя за неверный удар, в следующие разы бил уже осмотрительней, приноровясь к непривычной своей работе, и к седьмому удару вся спина наказанного выглядела сплошным кровавым месивом, и он уже не смеялся, а только еле слышно говорил, с трудом ворочая задеревеневшим языком и разлепляя запекшиеся губы:

- По-ми-ло-серд-ствуй-те, брат-цы...

К десятому удару он уже не мог стоять на ногах, которые подогнулись в коленях, - замычал что-то совсем несуразное и повис на спине инвалида.

- Будет с него! - махнул рукой старичок в капитанском кафтане, и палач, уже занесший над головой руку с кнутом, остановился.

Все увидели, что сделал он это с явной неохотой, словно пожалев о конце понравившегося ему дела. Потом достал из кармана грязную тряпицу и стал вытирать ею окровавленный кнут.

Человек в черном кафтане, который так и не надел свою шляпу, смотрел на происходящее, стоя у телеги и ничем не выдавая своего отношения к экзекуции. Напротив, он был совершенно равнодушен, только широкие его ноздри сильно порой раздувались, будто он принюхивался к чему-то. Он видел, как уносили избитого, как потихоньку стала расходиться толпа казаков и баб, видел, как солдат, привезший его сюда, подбежал к капитану и с положенной церемонией отдал ему пакет за пятью красными сургучными печатями. Капитан тот пакет разорвал немедленно, что-то спросил у солдата, который махнул рукой в сторону телег. Тогда капитан, быстро ступая тощими ногами, обутыми в оленьи торбасы, направился к телегам. Приехавшие разглядели в нем довольно бойкого ещё старичка лет шестидесяти пяти с косматыми кустистыми бровями, делавшими лицо сердитым и даже строгим. На шее его по причине осенней свежести или просто фасона ради красовался не форменный галстук, а какой-то теплый бабий платок. Вообще, кроме кафтана с золотым, но совсем почти осыпавшимся галуном, не имел этот старик в своем облике ничего капитанского - ни в платье, ни в фигуре.

- Ага! Вона вы какие! - бойко крикнул он, подойдя к телеге. - Польские бунтовщики! - в руке он держал разорванный пакет, которым размахивал. Ладно, здороваться давайте. Я - капитан Нилов, камчатский начальник, а вы кто такие будете? Вот ты, к примеру! Имена, имена прошу называть! обратился он вначале к обладателю нечесаных длинных волос.

- Август Винблан, поручик, - поклонившись, ответил тот.

- Винблад? Поручик? Немец? - прикинулся глуховатым Нилов.

- Ваша милость, - подскочил к капитану солдат с фузеей. - Он по-расейски ни бельмеса не понимает, из свейской земли он.

- Из свейской, говоришь? - насмешливо переспросил Нилов. - А какого куражу ради спутался ты, швед, со всякой сволочью? Али заплатили изрядно?

- Господин капитан, - негромко, но твердо сказал мужчина в черном кафтане. - Барские конфедераты - не сволочь. Мы жаждали освободить республику от тирании Станислава - короля польского.

Нилов не по-стариковски резко повернулся к говорящему, голову набок наклонил, спросил насмешливо:

- Ну и как? Освободили? Больше освобождать не желаете? - Он усмехнулся, не получив ответа. - Ну а ты, освободитель, кем будешь?

Человек в черном ответил с достоинством, но почтительно, понимая, с кем говорит:

- Я - конфедерат Мориц-Август Беньёвский. Солдат, бывший некогда генералом. Теперь же - невольник.

Хохлатые брови Нилова радостно двинулись вверх.

- Изрядный ответ, Мориц-Август! Ты, конфедерат, смел! Ну, вот что, обратился он уже к обоим, - присланы вы сюда под мое попечение и догляд, то бишь в ссылку, но без околичностей скажу - у меня ссыльные, ежели не шалят, безо всякой нужды живут и с полным достатком свободы. Так что смирны будете, то и я вам обид-каверз чинить не стану. Ну а если...

- Мы понимаем, - наклонил голову Беньёвский. - В ином случае с нами может приключиться та же беда, что и с виденным нами беднягой. Не ради ли нашего приезда вы устроили казнь?

Нилов беззубо улыбнулся:

- Не имею избыток досуга для оных демонстраций. К тому же сами убедитесь в моем мягкосердечии. А виденный вами человек - вор и заводчик возмущений. С этой братией у меня расправа коротка. Да и дали-то ему всего десть ударов - сущие пустяки для сего люда.

- В Петербурге, - сказал Беньёвский, - я видел, как людей убивали насмерть с трех ударов.

Камчатский начальник снисходительно улыбнулся:

- Да что там с трех! Я и таких ловкачей видал, что с одного кнута перебивали человеку кость хребтовую. Я же наказание соразмерно с силой и мастерством своего Евграфа косорукого назначил. Кошкины слезы, говорю я вам.

Было видно, что Нилову неприятен разговор о казни и он досадует на случай, давший приехавшим возможность увидеть её, но отходить от понравившегося ему Беньёвского капитану тоже не хотелось.

- Ну а каким мастерствам или наукам обучен? - спросил он у конфедерата. - Писать-то хоть по-российски умеешь?

- Пишу по-русски лучше, чем говорю, - вежливо отвечал бывший мятежник. - Еще владею латинским, греческим, еврейским языками, разумею по-турецки и по-персидски. Французский, польский, немецкий знаю совершенно, но аглицким владею плохо, однако и его немного понимаю.