Затерянный мир, или Малоизвестные страницы белорусской истории

Для образованных ("особо умных") белорусов схема навязывания комплекса неполноценности была более сложной. Культивировался образ многострадального народа-неудачника. Почему многострадального? Да потому что он "отсталый" и "забитый" (читай: "недалёкий"). Человека с развитым интеллектом это ставит в тупик или вызывает апатию, что собственно и требуется. Например, правительство даже такой благополучной страны как США запретило демонстрацию по ТВ терактов 11-го сентября, чтобы не развивать у американцев комплекс жертвы и неполноценности. Белорусам же столетиями "вдалбливают" в головы, что они отсталые и недалёкие.

Человеческая психика обладает странным свойством: чем более наглой и чудовищной является ложь, тем в неё легче верится. Поколения белорусов, выросшие на такой вот "истории" и "литературе" трудно переубедить в том, что их предки не были убогими. Псевдобелорусское воспитание продолжается и сейчас. В учебных заведениях делают так называемые "белорусские хатки", основными атрибутами которых являются прялки, лучины и лапти. Автор не имеет ничего против лаптей, обутых на артистов фольклорных ансамблей. Но в качестве высшего достижения нации - увольте.

Конечно, легко засорять мозги детям. Они не могут критически оценивать информацию. Статистика, на основе которой можно сделать выводы о позитивности или отрицательности влияния России на Беларусь тщательно скрывалась. Например, данные о соотношении количества зерна, собираемого до и после коллективизации, не публикуются до сих пор. Конечно, в 20-м веке в Беларуси появилось много фабрик и заводов. Но в европейских странах, в которые большевиков не впустили, их построено намного больше. При любой власти люди пашут, сеют, рождаются и умирают. Заслуга в этом не властей, а природы. Оценить качество политического строя можно, только сравнивая соотношение положительных и отрицательных факторов, влияющих на естественный ход жизни.

Не так давно в Гродно проходили празднества, посвящённые 200-летию образования Гродненской губернии. Как писалось в официальных источниках, это "эпохальное" событие "способствовало развитию" Гродненщины. Как же получилось, что в результате этого "развития" Гродно из центра передового воеводства, где находилась ставка короля Стефана Батория, превратился в "один из самых нищих и отсталых краёв царской России"? Российская история утверждает, что до захвата белорусских земель, тут жили плохо. Это очень напоминает советскую байку о "загнивающем Западе". Почему же тогда из России бежали на запад, на белорусские земли целыми губерниями, а не наоборот? Ещё в середине XVIII века русская императрица Елизавета требовала от короля Речи Посполитой вернуть с белорусских земель миллион (!) беглых крестьян-россиян. Позже, императрица Екатерина II восхищалась трудолюбием и отсутствия беспробудного пьянства у своих новых подданных - белорусов, "возвращённых" с помощью суворовских штыков. Если "снять с ушей" российскую историческую "лапшу", можно найти причину, объясняющую экономическую деградацию белорусских губерний во времена царизма. Согласно постановлению от 1795 года, налоговые платежи в бюджет Российской империи допускалось перечислять как в звонкой монете, так и ассигнациями. Лишь белорусам, "временно", предписывалось делать это только металлическими деньгами. На первый взгляд второстепенная инструкция, регламентирующая порядок использования платёжных инструментов, на самом деле уничтожила экономику белорусских земель. Если официальный курс обмена металлических денег на бумажные, был равен 1:1, то реально, за 22 рубля серебром давали 100 рублей ассигнациями. Таким образом, налоговая нагрузка на белорусские губернии была почти в 5 раз больше, чем на российские. О каком развитии может идти речь, если выгоднее было не работать вовсе? Этот акт вынуждал белорусских помещиков вкладывать деньги в развитие экономики России. За устойчивостью такого "развития" белорусских земель следил генерал губернатор Муравьёв, прозванный нашими предками "вешателем". Политика польских властей на территории Западной Белоруссии и Украины в 20-30-х годах XX века ничем не отличалась от предшествующей, царской. Так в бюджете 1924 года первые два места в структуре польского экспорта занимали белорусский лес и украинские энергоносители. Недовольных экономической и национальной политикой отправляли в польский концлагерь в Березе-Картузской.

С тех пор прошло много времени, изменилось социальное и государственное устройство страны, а белорусские чиновники по привычке выполняют ту же функцию - вытесняют трудолюбивых людей за рубеж. Трудно сказать, чем обоснована такая настырность - сознательным подрывом основ государственной безопасности или недомыслием. Нелепые разговоры о привлечении иностранных инвестиций идут на фоне массового оттока капитала куда угодно, но только не в Беларусь. Стоит ли удивляться, когда за объединение с Россией голосуют не только пенсионеры, но и молодые люди, которые видят в этом возможность смены существующей разорительной экономической политики. Судя по тому, что те же молодые люди готовы уехать на Запад, речь идет не о славянском братстве народов, а о попытке избежать безысходности и бесперспективности существования на родине. Те, кто пока остаются дома, не видят никакого просвета впереди. Разве это нормально? Прекращая предпринимательскую деятельность, субъекты хозяйствования перестают выплачивать зарплату своим сотрудникам и содержать за счёт налогов убыточные госпредприятия и пенсионеров. Оставшиеся бюджетные крохи приходится делить на пособия по безработице (или псевдозарплату на госпредприятиях) уже и для бывших предпринимателей. Люди начинают ходить не на работу, а на митинги.

До наших дней дожило очень мало белорусов, "имевших счастье" своими глазами видеть коллективизацию 20-30-х годов. Зато рассказов очевидцев "исторических" преобразований на селе в Западной Беларуси в 50-х годах ХХ века предостаточно. Ещё до воссоединения 1939 года, исчёрканные цензорами письма от родни, проживавшей в Советской Белоруссии, читали всей деревней: "... живём мы так хорошо, что на обед едим даже брюкву". Над сельчанином, поверившим в реальность этого, смеялась вся острая на язык родня. После воссоединения и коллективизации уже не смеялись. Брюкву ели и сами.