Средневековые города и возрождение торговли

Теория Флаша была в общем сложнее теории Люшера, она подмечала различие между корпоративными и коммунальными связями в городах; периоду нарастания этих связей она противопоставляет другой, более ранний период распада связей. Но ни Люшер, ни Флаш не ставили вопроса об экономических причинах зарождения городов, хотя они и не питали того исключительного интереса к истории городских учреждений, как это было заметно в немецкой историографии конца XIX и начала XX века.

Таков был момент в историографии средневекового города, когда Пиренн опубликовал свою первую работу о городах в Revue historique за 1893 и 1895 гг. под заглавием „Происхождение городских учреждений". Он вносил нечто новое своим интересом к экономическим причинам происхождения городов. Города возникали там, где для этого были подходящие условия для торговли, где садилось новое население, торговое рядом с земледельческим. Эти поселения получают и особое право, городское, завязь которого надо искать в купеческих гильдиях. Jus mercatorum отвечало своеобразному купеческому быту и отличалось от права вотчины с ее более простым сельскохозяйственным укладом жизни. Jus mercatorum с обособленной группы людей, т. е. купцов, распространяется в городе на всю территорию. Это значит, что в городе должны отмереть старые баналитеты, чинши, личная несвобода. Таким образом Пиренн пошел несколько по другому пути, чем Люшер и Флаш в объяснении зарождения городов.

Эта его теория, с одной стороны, была подкреплена локальными изысканиями; с другой стороны, она получила более детальную разработку в отношении фландрских городов, наконец, она была поставлена в связь с теорией экономического развития Западной Европы, в котором рубежом, разделяющим античность и средневековье, Пиренн позднее считал не IV–V век, а VIII–IX, так как только арабы, по его мнению, порвали старые торговые связи Западной Европы с Востоком. С теорией городского развития у Пиренна несомненно генетически связана и другая его теория фаз капиталистического развития, нарождение и умирание в каждой из них своего класса капиталистов.

Работа Пиренна по истории средневековых городов представляет большой вклад в историческую науку. Он один из первых историков подошел к освещению экономической причины образования и развития городов, обладая для этого и хорошим знанием источников. Он связал их историю с историей торговли и ремесла. Чем больше он работал, тем больше расширял круг своих наблюдений над этим вопросом; от городов северной Франции и Фландрии он перешел к городам Италии, Скандинавии и Приднепровья.

Правовые перемены, происшедшие в жизни средневекового города, Пиренн всегда рассматривал не сами по себе, а в связи с общим комплексом городской жизни. Он проследил возникновение и развитие купеческого класса в Западной Европе, история которого так тесно переплеталась с историей городов. Конечно, Пиренн не ставит в связь возникновение городов и их рост с успехами производительных сил: под которыми надо понимать отделение города от деревни, обособление производства от формы сношений, разделение видов производства между отдельными городами, как это делают основоположники марксизма (Немецкая идеология, 40–45; издание 1933 года), но он дает богатый материал для наполнения указанных общих категорий конкретным содержанием.

Равным образом для истории ранней борьбы зародившейся буржуазии с феодальным классом, для выяснения противоречивости интересов внутри городского населения, т. е. для истории производственных отношений внутри города, читатель найдет у Пиренна много ярких иллюстраций. Нельзя, игнорируя работы Пиренна по истории средневекового города, вести исследование дальше в этой области, но нельзя разумеется принять всех его выводов: они требуют к себе критического отношения. Из буржуазных историков, освещавших вопрос о зарождении городов, Пиренн стоял ближе всех к концепции исторического материализма, он рассматривал город, как экономическое явление, преувеличивая роль торговли и недооценивая производственную роль города, вопреки собственным наблюдениям над ранним зарождением шерстяной промышленности во Фландрии.

В вопросах теории исторического познания Пиренн остался позитивистом, считал исторические явления закономерными и был склонен делать на основании учета конкретных фактов, любовь к которым в нем воспитала историческая школа, обобщающие выводы. Риккертианство и неокантианство Пиренна не задели. Он удержался на более передовых позициях исторической мысли, чем многие его современники, и не сбился с пути познания исторической действительности, проторенного позитивистами. Материалистическая диалектика, как теория познания, ему также была совершенно чужда.

С. Архангельский

Глава I. Средиземное море

Римская империя в конце III века имела одну выдающуюся характерную черту: она была в сущности средиземноморским государством. Почти вся ее территория лежала кругом этого большого внутреннего озера; громадные границы вдоль Рейна, Дуная, Евфрата и Сахары могут быть рассматриваемые как выдвинутый вперед округ внешней защиты, прикрывающий доступы к берегам.

Средиземное море было без сомнения оплотом политического и экономического единства империи. Ее существование зависело от господства на море. Без этой большой торговой дороги, ни правительство, ни защита, ни управление римским миром (orbis Romanus) было невозможно.

По мере того, как росла империя, ее старый в сущности морской характер, что довольно интересно, не только сохранился, но даже выявился более отчетливо. Когда первая континентальная столица, Рим, была оставлена, ее место было занято городом, который не только служил столицей, но и был в то же самое время удивительным портом; это был Константинополь.

Культурное развитие империи, в этом можно быть уверенным, ясно прошло свой кульминационный пункт; население уменьшалось, дух предприимчивости шел на убыль, варварские орды начинали грозить границам, возрастающие расходы правительства, борьба за существование делали неизбежной такую смену фиска, которая все больше и больше делала людей рабами государства. Тем не менее этот общий упадок не отражался заметным образом на мореплавании по Средиземному морю. Оно продолжало быть активным, хорошо поддерживалось, в явном контрасте с растущей апатией, которая характеризовала континентальные провинции. Торговля продолжала держать Восток и Запад в тесном общении друг с другом. Здесь не было перерыва во внутренних торговых отношениях между этими различными странами, базирующимися на одном и том же море.

Индустриальные изделия и сельскохозяйственные продукты были предметам обширной торговли; это были ткани из Константинополя, Эдессы, Антиохии и Александрии; вина, масла и специи из Сирии; папирус из Египта; пшеница из Египта, Африки и Испании; вина из Галлии и Италии. В этих странах монетная система базировалась на золотом солиде (solidus), который служил к тому, чтобы поощрять торговые операции, обеспечивая удобства быстрого монетного обращения и являясь повсеместно орудием обмена и мерилом ценности.

Из двух основных частей империи, восточной и западной, первая далеко превосходила вторую, как в смысле культуры, так и в смысле более высокого уровня экономического развития. В начале IV столетия не было других действительно больших городов, как города Востока. Центр вывозной торговли был в Сирии и Малой Азии; здесь особенно концентрировалась текстильная промышленность, для которой весь римский мир был рынком, для которой сирийские корабли были, средствами транспорта.